— Я вам не помешаю?
— Что вы, что вы! Очень рад. Итак, решено. Теперь подумаем, что сказать дяде.
Билл сосредоточился и заморгал, словно его схватил за ногу бразильский аллигатор.
— Тут нужна хорошая, связная история, — продолжал граф. — Судя по виду, он человек опасный, укусит — умрешь. Кем он был? Кулачным бойцом?
— Губернатором в одной колонии.
— Тогда нам придется нелегко. Я этих губернаторов знаю, серьезные люди. Кстати, как его зовут?
— Босток. Сэр Эйлмер Босток.
— Что? Быть не может!
— Вы его знаете?
— Сорок лет не видел, а то и побольше. Когда-то знал хорошо. Мы вместе учились.
— Правда?
— Еще бы! Он на три года младше меня. Звали его Балбесом. Неприятный был мальчик, наглый, никакого почтения к старшим. Именно за это я дал ему шесть раз по заду крикетной битой, надеясь его исправить. Да, теперь мне многое понятно. Балбес, как известно из газет, собирается войти в парламент и хочет примазаться к вашей славе. Кто не рад опереться на людей, расширивших пределы цивилизации!
— Я не расширял.
— Чепуха! Растянули, как резинку. Но мы отвлеклись, надо придумать убедительную повесть. Что, если сказать так: жара, задремал, проехал станцию?
— Здорово!
— Правда? Мне и самому нравится. Главное, просто. И возразить нечего. Да, это лучше всего. Значит, юный Балбес стал губернатором!.. Никогда бы не поверил. Кто бы мог подумать!
— Сколько вы его не видели?
— Сорок два года будет 31 июля. А что?
— Странно, так близко живете…
— Что ж, Билл Окшот, я вам все открою. Я не общаюсь с соседями. Жена вечно пытается вытащить меня на всякие приемы и рауты, но я неумолим. Часто мне кажется, что для идеальной жизни нужны табак и бойкот всего графства. А вашего дядю, Балбеса, я слишком хорошо помню.
— Вообще-то вы правы…
— Не ангел. Даже не эльф. Я боюсь за Мартышку. Он ведь женится на его дочери. Боюсь и не завидую. Ну, вот и приехали!.. — сказал лорд Икенхем. — Выпьем, отдохнем. И Мартышка будет, он утром звонил. Переночует, а завтра собирается к вам, в Эшенден.
Граф легко спрыгнул на платформу, даже не подозревая, что он только что нанес другу ужасный удар. При словах «женится на его дочери» Билл Окшот издал тот самый звук, какой издает бульдог, если пнуть его в ребра, когда он ест баранью ногу; но лорд Икенхем подумал, что он икнул.
Летний день сменился сумерками. Билл Окшот давно унес домой свое разбитое сердце, когда приехал Мартышка. Его задержала в пути одна из тех загадочных поломок, которые нередко настигают двухместную машину. Он едва успел одеться к обеду и в восемь часов сидел в столовой, напротив дяди, восстанавливая ткани после нелегкого дня.
Лорд Икенхем был ему рад, да и вообще гостеприимен, но при дворецком не хотел затрагивать личные темы. Поговорив о Нью-Йорке, где недавно побывал Мартышка, и об отъезде леди Икенхем, он сообщил, что встретил Билла Окшота, а племянник его отвечал, что надеется возобновитъ былую дружбу, посещая эшенденские угодья.
Потолковали они и о машинах, собаках, иностранных делах, будущих бегах и (эту тему включил Мартышка) о том, что делать, если обнаружишь в ванне труп, на котором — только гетры и пенсне.
Когда же подали кофе и сигары, лорд Икенхем раскрыл душу.
— Какое счастье, — начал он, — посидеть одним, без дворецких! Понимаешь в полной мере дивную строку: «Мир, совершенный мир, когда любимых нет». Нельзя сказать, что я люблю Коггза, скорее побаиваюсь, смягчая это чувство прохладной привязанностью. А тебе я рад, очень рад. Давно хотел кое-что обсудить.
— Да? — сдержанно отвечал Мартышка. Он был молод, приятен с виду, но внимательный наблюдатель заметил бы в нем ту строгость, ту напряженность, которая, вероятно, возникала у святого Антония перед нападением бесов. Мартышка подозревал, что сейчас начнутся искушения и стоять надо насмерть.
Еще за обедом, когда глава семьи говорил об отъезде супруги, он подметил в его глазах тот самый блеск, какой появляется у мальчика, если он дома один и знает, где ключ от буфета. Блеск этот он видел и раньше; им начинались самые крупные беды. Едва заметный вначале, за супом, теперь он разгорелся вовсю, и Мартышка собрал все силы.
— Сколько ты думаешь пробыть у Бостоков? — спросил граф.
— С неделю, — отвечал ему племянник.
— А потом?
— Вернусь в Лондон.
— Прекрасно, — одобрил лорд Икенхем. — Вернешься в Лондон. Отлично. Я поеду с тобой, и мы проведем полезный, приятный день.
Мартышка сжался. Он не воскликнул: «Так я и знал!», но как бы и воскликнул. Оставшись без заботливой жены, Фредерик Алтамонт Корнуоллис, пятый граф Икенхемский, снова принялся за свое.
— Ты спрашиваешь, — сказал когда-то один вдумчивый «трутень», — почему при словах «дядя Фред» Мартышка синеет и выпивает два виски кряду. Я объясню. Дело в том, что этот дядя — истинный динамит. Он немолод, но при случае становится таким, каким себя чувствует, то есть лет двадцати с небольшим. Не знаю, знакомо ли тебе слово «эксцессы». Если знакомо, примени к нему, не ошибешься. Пусть Мартышка расскажет, например, про собачьи бега.
Если бы лорд Икенхем его слышал, он бы первым признал, как это верно. Клонясь к закату, он сохранил стройность, живость и чистоту подвыпившего студента. За последние годы он не раз втягивал племянника в приятнейшие авантюры, самой удачной из которых были именно собачьи бега, хотя, по его мнению, полисмен поумнее ограничился бы мягким укором.
— Вероятно, ты понял из моих слов, — продолжал пятый граф, — что тетя Джейн уехала на несколько недель и я невыносимо страдаю. Точь-в-точь этот тип, который места себе не находил без любимой газели. Однако…
— Дядя… — вставил Мартышка.
— Однако, — сказал дядя, — у любой тучи, если вглядеться, есть серебряная каемка. В данном случае утешает то, что я снова сам себе хозяин. Трудно передать, как я люблю тетю Джейн, но иногда… какое бы тут выбрать слово?.. я скован при ней, не могу себя выразить. Она считает, что мне не надо ездить в Лондон. Я так не считаю. Когда живешь в сельском склепе, ржавеешь, отстаешь от жизни. Не уверен, что я назову тебе хоть одного вышибалу, а я их знал поголовно. Вот почему…
— Дядя!..
— Вот почему, несмотря на страдания, я могу пережить ее отъезд. Сообщи, когда соберешься в Лондон, и я — к твоим услугам. Ах ты господи, как же я молод! Видимо, это от погоды.
Мартышка стряхнул с сигары пепел и отхлебнул бренди. Взгляд его был холоден и суров.
— Дядя Фред, — сказал он, услаждая слух своего ангела, — об этом не может быть и речи.
— То есть как?
— Вот так. На собачьи бега я не поеду.
— Зачем же бега? Хотя там очень полезно и приятно. Изучаешь душу народа.
— Никуда не поеду. Будешь в Лондоне, заходи. Накормлю, дам хорошую книгу. И все.
Лорд Икенхем помолчал, размышляя о тлетворности денег. Раньше, когда Мартышка сидел без гроша, служил в суде и время от времени пытался занять у дяди пять фунтов, он бы не посмел возражать. Деньги изменили его, растлили. Старая история, думал граф.
— Что ж, — сказал он, — если ты не хочешь…
— Не хочу, — подтвердил Мартышка. — Не вздыхай, я не сдамся. Гермионе и так не нравится, что я в этом клубе «Трутни». Как ни печально, она о тебе слыхала.
— Моя жизнь — открытая книга, — сообщил граф.
— Слыхала и боится, что это у нас в роду. Вечно твердит: «Надеюсь, ты не похож на дядю».
— Ты ее не понял. Видимо, она говорит: «…похож на дядю». Или: «Постарайся, мой друг, быть похожим на дядю».
— В общем, я должен следить за собой, как последняя собака. Если она догадается, что я… немного легкомыслен, свадьбе не бывать.
— Значит, ты не согласишься, чтобы я приехал к ним в образе лакея? Жаль, вышло бы очень смешно.
— О господи!
— Просто предложил. Да я и сам не могу, пришлось бы сбрить усы, а я к ним исключительно привязан. Если нет детей, кого и любить? Усы. Значит, твоя Гермиона — из таких?
— В каком смысле?
— Ну, полна благородства. Принципы всякие… В общем, истинная дочь Англии.
— Да, да! Просто жуть. Не увидишь — не поверишь.
— Жду с нетерпением.
— У меня есть фотография, — сказал Мартышка, вынимая ее из нагрудного кармана, как вынимают кролика из цилиндра. Лорд Икенхем долго изучал портрет.
— Поразительное лицо.
— А глаза, глаза!
— Вот именно.
— А нос!
— И нос заметил. Видимо, очень умна.
— Еще бы! Пишет книжки.
— Ой!
Дикое подозрение зародилось в Мартышкиной душе.
— Она тебе не нравится? — спросил он.
— Понимаешь, — осторожно ответил лорд Икенхем, — я вижу, что она… скажем так, исключительная женщина. Но тебе она не пара.
— Почему?
— Мне кажется, она тебя подомнет. Ты смотри, какой подбородок. А глаза? Так и сверкают.
— Что тут плохого?
— В домашних условиях — очень опасно. При таком взоре нужен стальной муж. Ты стальной? Нет. Как и я, ты истинный подкаблучник.
