— Он ударил его кастетом, — сказал Джим тихо. — На несколько минут Джо потерял сознание. Нельзя ли послать грума за гамамелисом и пластырем?
Было поздно. Фрагменты танцев, которые играл оркестр под нами, долетали в пустынный холл порывами, словно ветер поднимал и ронял плотный занавес. Как только Элен вышла, я отвел ее вниз. Мы избежали организаторов вечера и отправились в затемненную комнату, украшенную тощими пальмами, где парочки ожидали следующего танца. Там я рассказал ей, что произошло.
— Виноват Джо, — заявила она к великому моему изумлению. — Я говорила ему не вмешиваться.
Это не было правдой. Она удовольствовалась гримасой досады.
— Ты сбежала через черный вход и отсутствовала почти час, — запротестовал я. — Потом появилась с «отпетым», который смеялся Джо в глаза.
— «Отпетый», — повторила она, точно упиваясь этим словом.
— Разве не так? Где ты, черт возьми, выискала его, Элен?
— В поезде, — ответила она и, похоже, немедленно пожалела о своей откровенности. — Лучше бы тебе не вмешиваться в дела, которые тебя не касаются, Эдди. Запомнил, что случилось с Джо?
Я вздрогнул. Видеть ее перед собой в ореоле свежести, изящества, чистоты и слышать такое!
— Но этот человек негодяй! Никакая девушка не может чувствовать себя с ним в безопасности. Он применил кастет против Джо… Кастет!
— Это очень плохо?
Она задала этот вопрос так, как задавала его маленькой девочкой. Она смотрела на меня — она действительно желала знать ответ. Одно мгновение казалось, что она пытается снова стать той, какой была на самом деле. Затем опять ожесточилась. И я заметил, что как только речь заходит об этом человеке, она прикрывает веки, словно для того чтобы убрать из поля зрения все, что не является им.
Наверное, и мне следовало проявить жесткость, но я не способен был причинить ей боль. Я покорился ее красоте, успеху. Я начал даже выискивать ей оправдания: возможно, этот человек не такой, как кажется, или — более романтично — она попала в зависимость, защищая кого-то другого.
В этот момент приглашенные наполнили комнату. Нам с Элен больше нечего было говорить друг другу. Мы направились в танцевальный зал поприветствовать знакомых. Вскоре я оставил ее в водовороте танца, который, подобно мерцающему морскому приливу возле счастливых островов, медленно кружил в ритме пассата, выдуваемом медными трубами оркестра, вокруг столов, покрытых разноцветными скатертями. Через несколько минут я заметил Джо, сидящего в углу с полоской лейкопластыря, пересекающей лоб. Я не подошел к нему. Я сам чувствовал себя довольно странно, как бывает со мной, когда я сплю после полудня. Словно мне угрожает что-то, чего я не знаю и что переворачивает установившуюся систему ценностей.
Праздник продолжался: раздавали бумажные шляпы, картонные трубы; репортеры поджигали магний, готовя фотографии для утренних газет. Потом состоялся главный парад и ужин. В два часа ночи люди из организационного комитета ворвались в зал, переодетые налоговыми инспекторами. Раздали шутливую газету, представляющую в смешном виде события вечера. Но все это время я следил глазами за ослепительной орхидеей, которую Элен прикрепила к своему плечу. С беспокойством и тревогой я наблюдал за ней до того момента, когда уставшие парочки начали набиваться в лифты, чтобы, закутавшись до глаз в меха, исчезнуть в светлой ночи Миннесоты.
* * *
Между жилым районом нашего города и деловым, протянувшимся вдоль берега реки, находится еще один. По причине своего расположения на склоне холма застроен он хаотично, и я думаю, вряд ли найдется дюжина людей, способных начертить план этого района, даже если им приходится пересекать его дважды в день, хоть на трамвае, хоть пешком или на машине. Кажется, в нем работают, но я не знаю над чем. Там всегда видны трамвайные составы, ожидающие сигнала к отправлению в неизвестное место назначения. Есть большой кинотеатр и множество мелких, вывешивающих афиши с Хутом Джибсоном, чудо-собаками и лошадьми. На каждом шагу попадаются лавчонки с надувными шарами, сигаретами и конфетами в витринах. Еще в детстве я уяснил себе, что темная сторона безразлично какой здешней улицы более чем подозрительна. И в любом месте этого района можно найти ростовщиков, фальшивые драгоценности, маленькие спортивные клубы, ветхие гимнастические залы, дряхлые салуны и кричащую вульгарность.
На следующий после бала в Клубе Котильона день я проснулся поздно, расслабленный, с приятным чувством от того, что на два дня избавлен от школы и церкви. В ближайшем будущем не намечалось ничего, кроме подготовки к вечеринке. Воздух на улице был прохладным и мерцающим. Стоял один из тех дней, когда о холоде забывают до тех пор, пока не застынут щеки. События вчерашнего вечера казались далекими и теряющимися в темноте. После завтрака я вышел прогуляться пешком под дивными снежинками, собирающимися, вероятно, падать весь день. Я добрался до того района, названия которого не знал и о котором рассказал выше, когда мысль, засевшая в моей голове, вдруг взорвалась подобно фейерверку, и я изо всех сил принялся думать об Элен Бейкер. Я тревожился о ней так, как никогда ни о ком не тревожился — кроме себя самого… Я замедлил шаги: мне захотелось подняться снова на холм, увидеть ее, поговорить. Однако я вспомнил, что она приглашена на чаепитие, и продолжил дорогу, но мой ум уже полностью был занят ею. И именно в этот момент история получила дальнейшее развитие.
Падал снег, я уже говорил об этом, шел пятый час пополудни, декабрьский день погружался в сумерки, и на улице зажигались фонари. Я проходил мимо бильярдной, в витрине которой виднелась жаровня, загруженная сосисками, а перед дверью толпились зеваки. В зале несколько ламп, подвешенных к потолку, изливали свой бледно-желтый свет, и их сияние в стылых сумерках неотразимо притягивало взгляд внутрь. Поглощенный мыслями об Элен, я все же заметил, что зеваки у двери, по-видимому, не совсем зеваки: они стояли на посту. Я не сделал и шести шагов, как один из них окликнул меня, не по имени, но достаточно определенно, чтобы привлечь внимание. Я решил было, что это дань уважения моему пальто, и не оглянулся. Человек, окликнувший меня, позвал снова, теперь уже не допускающим сомнения образом. Я повернулся в раздражении. В трех метрах от меня стоял тип с худым и резко очерченным лицом, с тем же самым презрением в глазах, которое я подметил накануне, когда он смотрел в упор на Джо Джелке.
На нем было черное пальто необычного покроя, застегнутое до подбородка. Руки глубоко засунуты в карманы, на голове котелок, на ногах ботинки на кнопках. Изумленный, я мгновение колебался, но поскольку пребывал в раздражении и знал, что кулаками действую быстрее Джо Джелке, шагнул к нему. Остальные на меня не смотрели — не думаю даже, что они меня видели, — окликнуть мог только он. Его взгляд не был случайным. Никакой ошибки.
«Вот он я. И что вы теперь намереваетесь предпринять?» — казалось, говорил этот взгляд.
Я сделал еще шаг, и он, засмеявшись с нескрываемым презрением, отступил к группе. Я двинулся к нему. Я собирался с ним потолковать. Однако он то ли передумал со мной встречаться, то ли хотел, чтобы я последовал за ним внутрь. Трое мужчин у дверей наблюдали, как я приближаюсь, не проявляя ни малейшего любопытства. Они были, впрочем, того же сорта, что и их товарищ: «шикарные», но в отличие от него, выглядели мирно. В глазах не проступило никакой враждебности.
— Он вошел внутрь? — спросил я.
Они переглянулись с понимающим видом, и после едва уловимой паузы один из них поинтересовался:
— Кто вошел?
— Я не знаю его имени.
Они снова обменялись взглядами, на этот раз уже с подмигиваниями. Раздосадованный, но решительный, я двинулся мимо них и вошел в игорный зал. Несколько человек стояли у стойки, где подавали какие-то блюда, другие играли на бильярде. Его среди посетителей не было.
Я снова замешкался в сомнении. Если он вознамерился завлечь меня в какой-нибудь укромный уголок — в глубине зала виднелась приоткрытая дверь, — то мне может понадобиться помощь. Я приблизился к человеку, сидевшему за конторкой.
— Куда девался парень, который только что вошел?
Человек насторожился, или мне показалось?
— Какой парень?
— С худым лицом и… в котелке.
— Давно?
— Минуту назад.
Он помотал головой.
— Я его не видел.
Я немного подождал у стойки. Трое мужчин, встретивших меня у дверей, вошли в зал и разместились рядом. Я чувствовал, что они разглядывают меня с особенной настойчивостью. Мне стало неуютно, и я решил уйти. Я прошел несколько метров, не оглядываясь, затем внимательно изучил место, чтобы быть уверенным, что смогу его найти в следующий раз. За первым же поворотом я не удержался и побежал, поймал такси у отеля и поднялся на холм.
