— Стало-быть вы полагаете, что Кроли введенъ былъ въ заблужденіе? сказалъ мистеръ Макмурдо,
— Не полагаю, а совершенно увѣренъ въ этомъ, отвѣчалъ мистеръ Венгемъ съ великой энергіей. Я убѣжденъ, что мистриссъ Кроли невинна точно такъ же, какъ моя жена, мистриссъ Венгемъ. Ослѣпленный адскою ревностію и выведенный изъ себя, почтенный другъ мой поразилъ оскорбительнымъ ударомъ слабаго старца, убѣленнаго сѣдымт волосами, но и собственную свою супругу — перлъ добродѣтелей женскихъ, красу и честь его дома — разбялъ въ дребезги будущугю репутацію своего сына и затмилъ, въ нѣкоторомъ смыслѣ, блистательную перспективу своей жизни.
— Вотъ что случилось, милостивые государи, продолжалъ мистеръ Венгемъ съ великою торжественностію. Сегодня утромъ присылаетъ за мною лордъ Стейнъ, прихожу, и нахожу его въ самомъ плачевномъ состояніи!.. Вы понимаете, полковникъ, въ какомъ положеніи долженъ находиться слабый старикъ послѣ борьбы съ такимъ гигантомъ, какъ вы, милостивый государь… Да, въ глаза скажу, вы жестоко, сэръ, воспользовались своимъ физическимъ преимуществомъ надъ слабостію старика. Не одно только тѣлесное страданіе сокрушаетъ въ настоящую минуту великодушнаго моего друга, нѣтъ; душа его растерзана, сердце обливается кровью. Человѣкъ обремененный, такъ сказать, заваленный, загруженный его благодѣяніями; джентльменъ, имъ уважаемый, любимый, защищаемый и покровительствуемый — этотъ самый джентльменъ, милостивые государи, поступилъ съ нимъ оскорбительно, жестоко, безчеловѣчно…. И чѣмъ, какъ не безпредѣльнымъ великодушіемъ лорда Стейна, объясните вы это самое назначеніе, о которомъ публикуютъ нынѣшнія газеты? Да, милордъ былъ истинно въ плачевномъ состояніи, когда я сегодня поутру явился на его призывъ; такъ же какъ и вы, милостивый государь, онъ сгаралъ желаніемъ кровію смыть обяду; нанесенную ему, и возстановить оскорбленное достоинство его возраста и сана. Вамъ извѣстны, конечно, доказательства его неустрашимости, полковникъ Кроли?
— Лордъ Стейнъ не трусъ: это всѣ знаютъ, отвѣчалъ полковникъ.
— Первымъ его приказаніемъ было: написать вызовъ и отправить его къ полковнику Кроли. «Одинъ изъ насъ», сказалъ онъ, «не переживетъ этой обиды».
— Наконецъ-то вы добрались до дѣла, мистеръ Венгемъ, сказалъ полковникъ, кивнувъ головой.
— Я употребилъ съ своей стороны всѣ зависящія отъ меня средства, чтобъ успокоить лорда Стейна. Великій Боже! воскликнулъ я, какъ это жаль, сэръ, что мистриссъ Венгемъ и я не могли воспользоваться приглашеніемъ мистриссъ Кроли на ея ужинъ!
— Она просила васъ ужинать? сказалъ капитанъ Макмурдо.
— Послѣ оперы. Вотъ ея записка… позвольте… да… нѣтъ, это другая бумага… я полагалъ, что она со мной; ну, да это все равно: увѣряю васъ честнымъ словомъ джентльмена въ дѣйствительности факта. Еслибы пошли — головная боль мистриссъ Венгемъ помѣшала этому визиту; она страдаетъ очень часто, особенно въ весеннее время — такъ, еслибы мы пришли, говорю я, и вы застали насъ по возвращеніи домой, не было бы тогда никакой ссоры, никакихъ обидъ, никакихъ подозрѣній. А теперь? Боже мой, какія страшныя послѣдствія отъ такой ничтожной причины! изъ-за мигрени моей жены подвергается опасности жизнь двухъ честнѣйшихъ, благороднѣйшихъ людей, и погружаются въ глубокую печаль двѣ древнѣйшія и знатнѣйшія фамиліи во всей Англіи!
Макмурдо посмотрѣлъ на своего пріятеля съ видомъ человѣка, поставленнаго въ совершенный тупикъ. Родонъ скрежеталъ зубами при мысли, что жертва ускользаетъ изъ его рукъ. Онъ не вѣрилъ ни одному слову во всей этой исторіи, и, однакожь, какъ прикажете опровергать ее?
Между-тѣмъ рѣчь мистера Венгема продолжала изливаться быстрѣйшимъ потокомъ, къ чести ораторскаго таланта, неоднократно обнаруженнаго имъ въ засѣданіяхъ Верхняго Парламента.
— Больше часу просидѣлъ я у постели страждущаго старца, и всѣми силами убѣждалъ его, уговаривалъ, умолялъ, отказаться отъ намѣренія посылать къ вамъ этотъ роковой вызовъ. Я объяснилъ и доказалъ, что обстоятельства, въ самомъ дѣлѣ, могли показаться довольно подозрительными съ перваго взгляда. Я признался, что многіе, на вашемъ мѣстѣ, были бы введены въ это роковое заблужденіе, и старался доказать, что человѣкъ, одержимый припадками ревности, дѣйствуетъ какъ помѣшанный; его, даже въ юридическомъ смыслѣ, должно считать не иначе, какъ съумасшедшимъ. Дуэль между вами была бы въ высшей степепи непріятною для всѣхъ сторонъ, и притомъ вы, лордъ Стейнъ, не имѣете никакого права рисковать своей жизнью въ такія преклонныя лѣта, когда, можно сказать, дни ваши сочтены, и каждая минута ваша драгоцѣнна для отечесгва. Что скажетъ милордъ Бумбумбумъ? Что станутъ говорить въ большомъ свѣтѣ? Не хорошо, очень не хорошо. Пусть вы невинны, но все же безразсудная толпа наброситъ невыгодную тѣнь на вашу незапятнанную репутацію. Таковы ужь ныньче времена, и таковы нравы. И вотъ такимъ-то способомъ, миломтивые государи, мнѣ удалось, наконецъ, уговорить его не посылать этого бѣдственнаго вызова.
— Не вѣрю я ни одному слову во всей этой баснѣ, сказалъ Родонъ, выведенный наконецъ изъ себя. Все это чистѣйшая ложь, и вы, мистеръ Венгемъ, первый въ ней соучастникъ. Если онъ не вызываетъ, можете его увѣрить, что вызовъ этотъ послѣдуетъ отъ меня.
Мистеръ Венгемъ поблѣднѣлъ смертельно при этомъ неожиданномъ оборотѣ дѣла, и пугливо посмотрѣлъ на дверь.
Но тутъ, къ счастью, явился на выручку самъ капитанъ Макмурдо. Этотъ джентльменъ гнѣвно поднялся съ своего мѣста, и безъ церемоніи сказалъ полковнику Родону, чтобы онъ прикусилъ себѣ языкъ,
— Ты поручилъ мнѣ это дѣло, и, стало-быть, твоя обязанность — слушаться меня, а не распоряжаться, какъ тебѣ вздумается. Ты не имѣешь никакого права обижать моего почтеннаго друга, и вы, мистеръ Венгемъ, можете, если вамъ угодно, потребовать отъ него удовлетворенія. Что жь касается до вызова лорду Стейну, то ужь, прошу извинить: посылай съ нимъ кого хочешь, а я не пойду. Ищи себѣ другаго секунданта. Чортъ побери совсѣмъ: мы отколотили, съ нами объясняются, и мы еще ломаемся! Это изъ рукъ вонъ. Если милордъ соглашается сидѣть смирно, не шевелись и ты. А что касается до этого дѣла… относительно мистриссъ Кроли, объявляю тебѣ, дружище, я совершенію согласенъ съ мистеромъ Венгемомъ, что она чиста и непорочна, какъ голубица. Ты вспылилъ безъ всякаго повода, и не доказалъ ничего. Наконецъ, другъ ты мой любезный, надобно быть совершеннымъ глупцомъ, чтобы не принять этого мѣста, которое тебѣ предлагаютъ. Нечего отказываться отъ счастья, если оно само въ ротъ лѣзетъ.
— Капитанъ Макмурдо! вы говорите, какъ умнѣйшій человѣкъ въ мірѣ, вскричалъ мистеръ Венгемъ, у котораго, при этой выходкѣ, какъ-будто гора свалилась съ плечь. Я съ своей стороны забываю все, что сказалъ противъ меня полковникъ Кроли въ минуту неестественнаго раздраженія.
— Ужь, конечно, вы забудете, сказалъ Родонъ съ презрительной насмѣшкой.
— Типунъ бы тебѣ на языкъ, мой милый, возразилъ Макмурдо добродушнымъ тономъ. Мистеръ Венгемъ человѣкъ смирный, не забіяка, какъ мы съ тобой, и притомъ, онъ совершенно правъ.
— Само-собою, господа, что все это дѣло должью быть предано глубочайшему забвенію, сказалъ агентъ маркиза Стейна. Пустъ оно умолкнетъ, погребено будетъ, запечатано, какъ выразился одинъ знакомый мнѣ ораторъ. Ни одинъ звукъ изъ этой тайны не перелетитъ за порогъ этого дома. Я говорю это сколько изъ интересовъ моего друга, столько же для пользы и счастья самого полковника Кроли, который съ непонятнымъ ожесточеніемъ и упорствомъ продолжаетъ считать меня своимъ врагомъ.
— Лордъ Стейнъ, думать надобно, не заикнется объ этой исторіи, замѣтилъ капитанъ Макмурдо, — да и намъ болтать не кстати. Дѣло, сказать правду, не совсѣмъ красивое, и, разумѣется, чѣмъ меньше говорить объ этомъ, тѣмъ лучше. Конецъ нашимъ переговорамъ. Поколотили-то собственно васъ, а не насъ, и если вы довольны, такъ мы и подавно!
Мистеръ Венгемъ раскланялся, и взялъ шляпу. Капитанъ Макмурдо вышелъ на минуту съ нимъ изъ-за дверей, оставивъ Родона одного. Когда дверь за ними затворилась, веселое лицо капитана приняло какое-то странное выраженіе, близкое къ презрителъной насмѣшкѣ.
— Вы, кажется, не привыкли затрудняться какими-нибудь бездѣлицами, мистеръ Венгемъ, сказалъ онъ.
— Вы мнѣ льстите, капитанъ Макмурдо, съ улыбкой отвѣчалъ агентъ милорда. Однакожь, право, я сказалъ по чистой совѣсти, что мистриссъ Кроли просила насъ ужинать послѣ оперы.
— Разумѣется. И вы бы, вѣроятно, поужинали, еслибы не мигрень мистриссъ Венгемъ. Дѣло, однакожь, вотъ въ чемъ: у меня хранится тысяча-фунтовый билетъ, который я намѣренъ передать вамъ для доставленія лорду Стейну, если вы потрудитесь дать росписку въ полученіи. Кроли не станетъ драться; но все же лучше спровадить эти денежки по принадлежпости.
