— Вы, кажется, не привыкли затрудняться какими-нибудь бездѣлицами, мистеръ Венгемъ, сказалъ онъ.
— Вы мнѣ льстите, капитанъ Макмурдо, съ улыбкой отвѣчалъ агентъ милорда. Однакожь, право, я сказалъ по чистой совѣсти, что мистриссъ Кроли просила насъ ужинать послѣ оперы.
— Разумѣется. И вы бы, вѣроятно, поужинали, еслибы не мигрень мистриссъ Венгемъ. Дѣло, однакожь, вотъ въ чемъ: у меня хранится тысяча-фунтовый билетъ, который я намѣренъ передать вамъ для доставленія лорду Стейну, если вы потрудитесь дать росписку въ полученіи. Кроли не станетъ драться; но все же лучше спровадить эти денежки по принадлежпости.
— Все это ошибка, недоразумѣніе, повѣрьте мнѣ, почтеннѣйшій, сказалъ Венгемъ съ видомъ совершеннѣйшей невинности.
И сопровождаемый капитаномъ, онъ началъ спускаться съ лѣстничныхъ ступеней въ ту минуту, какъ сэръ Питтъ собирался взойдти наверхъ. Макмурдо былъ нѣсколько знакомъ съ этимъ джентльменомъ. Оставивъ своего спутника, и сопровождая сэра Питта, онъ намекнулъ ему по довѣренности, что дѣло относителъно дуэли, благодаря его содѣйствію, замялось кое-какъ, и онъ не допустилъ полковника до драки.
Это извѣстіе произвело, повидимому, весьма пріятное впечатлѣпіе на сэра Питта, и онъ душевно поздравилъ брата съ благополучнымъ окончаніемъ исторіи, чрезвычайно непріятной, и даже скандалёзной, если пустить еe въ огласку. Причемъ баронетъ не преминулъ сдѣлать нѣсколько общихъ замѣчаній о дуэляхъ, развивая преимущественно ту назидательную мысль, что дуэли представляютъ самый неудовлетворительный скособъ возмездія за нанесенную обиду.
Послѣ этой прелюдіи сэръ Питтъ, облеченный во всеоружіе парламентскаго краснорѣчія, приступилъ къ примиренію полковника съ его женою. Онъ изложилъ въ систематическомъ порядкѣ показанія мистриссъ Бскки, указалъ на ихъ весьма вѣроятную правдивость, и окончательпо объявилъ, что самъ онъ твердо убѣжденъ въ невинности своей невѣстки.
Но мистеръ Кроли ничего не хотѣлъ слышать.
— Она скрывала отъ меня свои деньги цѣлыя десять лѣтъ, сказалъ онъ, отвѣчая на доказательства баронета. Не дальше какъ вчера вечеромъ она клялась, что ничего не получала отъ лорда Стейна. Истина обнаружилась только тогда, когда я собственными руками открылъ ея шкатулку. Если она была тутъ непреступна, то все же въ ея характерѣ открылись демонскія свойства, и я не увижу ея никогда, никогда!
Съ этими словами полковникъ склонилъ голову на грудь, и на лицѣ его отразилась невыразимая тоска.
— Бѣдный парень! проговорилъ Макмурдо, покачавъ головой.
* * *
Нѣсколько времени Родонъ Кроли противился намѣренію взять мѣсто, исходатайствованное для него такимъ ненавистнымъ патрономъ, и онъ собирался также удалить своего сына изъ учебнаго заведенія, куда помѣстилъ его лордъ Стейнъ. Мало-по-малу, однакожь, онъ угомонился, и рѣшился вполнѣ воспользоваться этими благодѣяніями, убѣжденный просьбами брата и доказательствами мистера Макмурдо. Капитанъ представилъ, между-прочимъ какъ бѣсноваться будетъ милордъ Стейнъ, когда узнаетъ, что самъ же онъ упрочилъ счастье своего врага, и этотъ аргументъ окончательно образумилъ полковника Кроли.
Передъ отъѣздомъ лорда Стейна за границу, колоніальный секретарь, раскланиваясь съ маркизомъ, приносилъ ему, отъ имени всей колоніи, чувствительную благодарность за назначеніе такого мужественнаго и опытнаго губернатора на Ковентрійскій островъ; можно вообразить, съ какими чувствами маркизъ выслушалъ такую благодарность. Отъѣздъ его за границу послѣдовалъ немедленно послѣ описанныхъ нами событій,
Тайна роковой встрѣчи между нимъ и полковникомъ Кроли предана была глубочайшему забвенію, какъ выразился мистеръ Венгемъ. То-есть, дуэлисты и секунданты, дѣйствительно, похоронили ее въ тайникахъ своей души, но прежде даже, чѣмъ окончился воскресный вечеръ, ее разнесли повсюду на балаганныхъ подмосткахъ житейскаго базара, и толковали о ней по крайней мѣрѣ въ пятидесяти домахъ за обѣденнымъ столомъ. Мистеръ Кеккельби разсказалъ въ одинъ день на семи вечернихъ собраніяхъ эту занимательную исторію, дѣлая къ ней приличныя дополненія, объясненія и вставки. Можете представить, какъ радовалась мистриссъ Вашингтонъ Уайтъ! Супруга илинскаго епископа предавалась безмѣрному огорченію, и достопочтенный мужъ ея, въ тотъ же день, отправился въ Гигантскій домъ, чтобы написать свою фамилію въ визитной книгѣ. Молодой Саутдаунъ огорчился душевно, и сестрица его, леди Дженни, сокрушилась сердечно. Леди Саутдаунъ тотчасъ же написала къ своей старшей дочери умилительное посланіе на Мысъ Доброй Надежды. Великобританская столица толковала объ этомъ по крайней мѣрѣ три дня, и мистеру Уаггу, дѣйствовавшему по узаконенію Венгема, стоило величайшихъ усилій и хлопотъ, чтобы не впуститъ эту сплетню на столбцы газетныхъ листовъ.
Полицейскіе чиновники, оцѣнщики и маклера толпами нахлынули на бѣднаго Реггльса, вступившаго во владѣніе своимъ домомъ на Курцонской улицѣ, и — ужь дѣло извѣстное, зачѣмъ они нахлынули. Какъ-скоро мы читаемъ въ услужливой газетѣ, что такой-то нобльменъ, вслѣдствіе разстроенныхъ обстоятельствъ, принужденъ удалиться за границу, и продать съ молотка все свое движимое и недвижимое имущество, а такой-то джентльменъ задолжалъ своимъ кредиторамъ до семи или восьми мильйоновъ, — джентльменскій дефицитъ является нашему воображенію въ размѣрахъ исполинскихъ, и мы невольно удивляемся жертвѣ мотовства и безумно-близорукихъ разсчетовъ. Но кто, примѣромъ сказать, пожалѣетъ бѣднаго цирюльника, который никакъ не можетъ получить своихъ деньжонокъ за то, что цѣлые годы пудрилъ головы ливреннымъ лакеямъ, или какого-нибудь pauvre diable портнаго, убившаго весь свои капиталишко на ливреи, которыя онъ имѣлъ честь изготовлять для жирныхъ лакеевъ такого-то милорда? Какъ-скоро падаетъ какая-нибудь громадная фирма, всѣ эти спекулаторы гибнутъ незамѣтно подъ гигантскими развалинами, точь-въ-точь какъ въ индійскихъ поэмахъ мелкіе чертенята мильйонами низвергаются въ пропасть по слѣдамъ погибшаго Ассура. На Базарѣ Житейской Суеты ничего не было говорено о мистерѣ Реггльсѣ.
Куда же дѣвалась прекрасная обитательница джентльменскаго домика на Курцонской улицѣ? Какіе были о ней толки? Была ли она преступна, или нѣтъ? Извѣстно всѣмъ и каждому, какіе обыкновенно приговоры въ этихъ сомнительныхъ случаяхъ дѣлаются на Базарѣ Жятейской Суеты. Нѣкоторые увѣряли, что Ребекка уѣхала въ Неаполь вслѣдъ за лордомъ Стейномъ; другіе распространяли слухъ, что милордъ немедленно оставилъ этотъ городъ, когда услышалъ о прибытіи Бекки въ Палермо. Была и такая молва, будто Бекка играетъ изъ себя dams d'honneur въ какомъ-то германскомъ городѣ; нѣкоторые, наконецъ, увѣряли положительно, будто видѣли ее собственными глазами въ Чельтенгемѣ, гдѣ она наняла скромную квартиру со столомъ и прислугой.
Достовѣрно то, что Родонъ назначилъ своей супругѣ довольно порядочный пожизненный пенсіонъ, и читатель можетъ быть увѣренъ, что въ рукахъ нашей героини и послѣдяяя копейка станетъ ребромъ.
Передъ отъѣздомъ изъ Англіи, Родонъ хотѣлъ застраховать свою жизнь въ пользу сына, но ни одна компанія не рѣшилась рисковать своими деньгами, принимая въ соображеніе слишкомъ дурной климатъ Ковентрійскаго Остроіва, куда отправлялся полковникъ. Оттуда онъ ежемѣсячно присылалъ письма и сэру Питту, и наленькому Родѣ. Макмурдо получалъ отъ него сигары, леди Дженни морскія раковныы, стручковый перецъ, жгучія пикули и другія произведенія колоніи. Брату своему онъ аккуратно высылалъ ковентрійскую газету «Swamp Town Gazette»; гдѣ превозносили до небесъ этого новаго губернатора, исполненнаго необыкновеннаго мужества и отваги, тогда-какъ другая газета «Swamp Town Sentinel», низвергала его до преисподней, утверждая, что Калигула и Неронъ были предобрѣйшими созданіями въ сравненіи съ господиномъ Кроли. Этотъ послѣдній отзывъ объяснялся собственно тѣмъ, что Родонъ забылъ однажды пригласить къ себѣ на вечеръ жену издателя «Сентинеля». Маленькій Родя читалъ обѣ газеты съ величайшимъ удовольствіемъ.
Матери своей не видалъ онъ никогда, потому-что мистриссъ Бекки не удосужилась сдѣлать прощальнаго визита своему сыну. По воскресеньямъ и въ другіе праздничные дни, Родя отправлялся обыкновенно къ свосй тётушкѣ, леди Дженни. Скоро онъ узналъ всѣ гнѣзда на Королевиной усадьбѣ, и сталъ выѣзжать на охоту съ собаками сэра Гуддельстона, которымъ онъ столько удивлялся при своемъ первомъ незабвеннымъ посѣщенія Гемпшира.
