Хью, хоть и очень старался, ничего в делах не понимал. Он был плохой торговец и совсем уж никудышный управляющий. Кто угодно мог убедить его сбавить цену. Достаточно было какому-нибудь ловкачу-подрядчику сказать, что лес — невысокого качества и не стоит таких денег, Хью, будучи джентльменом, тотчас извинялся и снижал цену. Когда Скарлетт услышала о том, сколько он получил за доски для настила тысячи футов пола, она разрыдалась от злости. Ведь доски-то были самого высокого качества, а он отдал их почти задаром! Да и со своими рабочими он тоже не справлялся. Негры требовали поденной оплаты, а получив деньги, частенько напивались и на другое утро не выходили на работу. В таких случаях Хью приходилось искать других рабочих, а лесопилка простаивала. Из-за этого Хью по нескольку дней не приезжал в город продавать лес.
Видя, как прибыль утекает из рук Хью, Скарлетт так и кипела — от собственного бессилия и от его глупости. Как только у нее родится ребенок и она снова сможет взяться за работу, она выгонит Хью и наймет кого-нибудь другого. Кто угодно будет лучше него. И негров она тоже нанимать больше не станет. Как можно наладить дело, когда эти вольные негры прыгают с места на место?!
— Фрэнк, — сказала она однажды после бурного объяснения с Хью по поводу того, что не хватает рабочих рук, — я почти решила, что буду нанимать на лесопилки каторжников. Я как-то говорила с Джонни Гэллегером — он десятник у Томми Уэлберна — о том, как трудно нам заставить этих черномазых работать, и он спросил, почему я не беру каторжников. Мне это показалось неплохой мыслью. Он сказал, что можно подрядить их на сущую ерунду и кормить по дешевке. И еще сказал, что можно заставлять их работать сколько надо, и никакое Бюро вольных людей не налетит за это на меня как рой ос и не будет совать мне под нос всякие там законы и вмешиваться в то, что их не касается. Словом, как только Джонни Гэллегер отработает у Томми свой контракт, я попробую нанять его вместо Хью на лесопилку. Человек, который способен заставить работать этих диких ирландцев, уж, конечно, сумеет выжать все что надо из каторжников.
Из каторжников! Фрэнк положительно лишился дара речи. Подряжать каторжников — хуже ничего нельзя придумать, это же хуже, чем дикая идея Скарлетт открыть салун.
Во всяком случае, так оно выглядело в глазах Фрэнка и тех консервативных кругов, в которых он вращался. Новая система подряжать на работу каторжников возникла вследствие того, что штат очень обеднел после войны. Не будучи в состоянии содержать каторжников, штат отдавал их внаем тем, кому требовались большие команды рабочих для строительства железных дорог, добычи скипидара и обработки древесины. И хотя Фрэнк и его тихие, богобоязненные друзья понимали необходимость этой системы, они все равно порицали ее. Многие из них отнюдь не были сторонниками рабства, но считали, что это нововведение куда хуже.
А Скарлетт хочет подряжать каторжников! Фрэнк знал, что, если она это сделает, он больше не сможет смотреть людям в глаза. Это было куда хуже, чем владеть и самой управлять лесопилками, — вообще хуже всего, что она до сих пор придумывала. Возражая ей, он мысленно всегда задавал себе вопрос: «Что скажут люди?» Но сейчас — сейчас речь шла о более важном, чем боязнь осуждения со стороны общества. Ведь это же все равно как покупать чужое тело, все равно как покупать проституток — грех, который ляжет на его душу, если он позволит Скарлетт совершить такое.
Убежденный в порочности этой затеи, Фрэнк набрался мужества и в столь сильных выражениях запретил Скарлетт подряжать каторжников, что она от неожиданности примолкла. А затем, чтобы утихомирить его, покорно заметила, что это были лишь размышления вслух. Просто ей так досаждают Хью и эти вольные негры, что она вспылила. Сама же продолжала об этом думать и даже мечтать. Каторжники могли бы решить одну из самых тяжелых для нее проблем, но если Фрэнк так к этому относится…
Она вздохнула. Если бы хоть одна из лесопилок приносила доход, она бы еще как-то выдержала. Но у Эшли дела шли ненамного лучше, чем у Хью.
Сначала Скарлетт была поражена и огорчена тем, что Эшли не сумел сразу так взяться за дело, чтобы лесопилка приносила в два раза больше дохода, чем у нее в руках. Ведь он такой умный, и он прочел столько книг — почему же он не может преуспеть и заработать кучу денег. А дела у него шли не успешнее, чем у Хью. Он был столь же неопытен, совершал такие же ошибки, — так же не умел по-деловому смотреть на вещи и был так же совестлив, как и Хью.
Любовь Скарлетт быстро нашла для Эшли оправдания, и она оценивала двух своих управляющих по-разному. Хью просто безнадежно глуп, тогда как Эшли-всего лишь новичок в деле. И однако же непрошеная мысль подсказывала, что Эшли не может быстро сделать в уме подсчет и назначить нужную цену, а она — может. Она порой даже сомневалась, научится ли он когда-либо отличать доски от бревен. К тому же, будучи джентльменом и человеком порядочным, он верил любому мошеннику и уже не раз потерял бы немало денег, не вмешайся вовремя она. Если же ему кто-нибудь нравился, — а ему, видимо, нравились многие! — он продавал лес в кредит, даже не считая нужным проверить, есть ли у покупателя деньги в банке или какая-либо собственность. В этом отношении он был ничуть не лучше Фрэнка.
Но конечно же, он всему научится! И пока он учился, она с поистине материнской снисходительностью и долготерпением относилась к его ошибкам. Каждый вечер, когда он появлялся у нее в доме, усталый и обескураженный, она, не жалея времени и сил, тактично давала ему полезные советы. Но несмотря на ее поощрение и поддержку, глаза у него оставались какими-то странно безжизненными. Она не понимала, что с ним, и это пугало ее. Он стал другим, совсем другим — не таким, каким был раньше. Если бы они остались наедине, быть может, ей удалось бы выяснить причину.
От всего этого она не спала ночами. Она тревожилась за Эшли, потому что понимала: не чувствует он себя счастливым, как понимала и то, что если человек несчастлив, не овладеть ему новым делом и не стать хорошим лесоторговцем. Это была пытка — знать, что обе ее лесопилки находятся в руках таких неделовых людей, как Хью и Эшли; у Скарлетт просто сердце разрывалось, когда она видела, как конкуренты отбирают у нее лучших заказчиков, хотя она так тщательно все наперед рассчитала и приложила столько труда и стараний, чтобы все шло как надо и тогда, когда она не сможет работать. Ах, если бы только она могла снова вернуться к делам! Она бы взялась за Эшли, и он у нее безусловно всему бы научился. На другую лесопилку она поставила бы Джонни Гэллегера, а сама занялась бы продажей леса, и тогда все было бы отлично. Что же до Хью, то он мог бы у нее остаться, если бы согласился развозить лес заказчикам. Ни на что другое он не годен.
Да, конечно, Гэллегер, при всей своей сметке, человек, видно, бессовестный, но… где взять другого? Почему все смекалистые и тем не менее честные люди так упорно не хотят на нее работать? Если бы кто-нибудь из них работал у нее сейчас вместо Хью, она могла бы и не беспокоиться, а так…
Томми Уэлберн хоть и горбун, а подрядов у него в городе куча, и деньги он, судя по слухам, лопатой гребет. Миссис Мерриуэзер и Рене процветают и даже открыли булочную в городе. Рене повел дело с подлинно французским размахом, а дедушка Мерриуэзер, обрадовавшись возможности вырваться из своего угла у печки, стал развозить пироги в фургоне Рене. Сыновья Симмонсов так развернули дело, что у их обжиговой печи трудятся по три рабочих смены в день. А Келлс Уайтинг изрядно зарабатывает на выпрямителе волос: внушает неграм, что республиканцы в жизни не позволят голосовать тем, у кого курчавые волосы.
И так обстояли дела у всех толковых молодых людей, которых знала Скарлетт, — врачей, юристов, лавочников. Апатия, охватившая их после войны, прошла — каждый сколачивал себе состояние и был слишком занят, чтобы помогать еще и ей. Не были заняты лишь люди вроде Хью или Эшли.
До чего же скверно, когда у тебя на руках дело, а ты как на грех еще беременна!
«Никогда больше не стану рожать, — твердо решила Скарлетт. — Не буду я как те женщины, у которых что ни год, то ребенок. Господи, ведь это значило бы на шесть месяцев в году бросать лесопилки! А я сейчас вижу, что не могу бросить их даже на один день. Вот возьму и заявлю Фрэнку, что не желаю я больше иметь детей».
Фрэнку, правда, хотелось иметь большую семью, но ничего, как-нибудь она с ним сладит. Она твердо решила. Это ее последний ребенок. Лесопилки куда важнее.
У Скарлетт родилась девочка, крошечное лысое существо, уродливое, как безволосая обезьянка, и до нелепости похожее на Фрэнка. Никто, кроме ослепленного любовью отца, не мог найти в ней ничего прелестного — правда, сердобольные соседи утверждали, что все уродливые дети становятся со временем прехорошенькими. Нарекли девочку Элла-Лорина: Элла — по бабушке Эллин, а Лорина потому, что это было самое модное имя для девочек, так же как Роберт Ли и Несокрушимый Джексон для мальчиков, а Авраам Линкольн и Имэнсипейшн [25]— для негритянских детей.
