Когда первое радостное возбуждение прошло, и дети разошлись по своим комнатам, взрослые уселись на кухне, за небольшим, стального цвета, столом и говорили, неспешно и рассудительно. Больше рассказывала Нина. Малоразговорчивый Силин только утвердительно кивал головой, соглашаясь с ней.
— Ну что, Ваня и Оксана, вести мы вам привезли хорошие, есть на вашу квартиру обмен, прямо в Воронеже.
— Почему на нашу? — не понял Иван.
— Потому что мы решили вопрос вначале ваш, нам-то проще поменяться. Вот Толик и простоял с объявлением на груди почти все десять дней на воронежском рынке, пока не подошла к нему бабушка. Ей семьдесят два года, а дочка тут замужем за молдаванином — он прапорщик, в крепости служит.
— А как его фамилия?
— Леу, — ответил Анатолий.
— Так я его хорошо знаю, по-моему, он из Фарлодан.
— Да-да, оттуда. Жена с детьми там и живет. У них уже трое. Мы говорили с ней, она согласна и в воскресенье приедет смотреть вашу квартиру.
— А воскресенье-то завтра, — вставила Оксана.
— Как завтра? — удивилась Нина.
— Чего удивляться, мы ехали трое суток.
— Не скажи, ехали мы действительно плохо, но под конец путешествия познакомились с такими замечательными людьми, они нам и настроение подняли. Расскажем потом. Сейчас спать хочется.
— А с вашей квартирой как?
— Да с нашей дело значительно проще. У нас есть аж четыре варианта, но мы хотим вначале решить задачу посложнее, то есть вашу, а уж потом свою. Да нам еще служить два года.
— Ну, вы знаете! Чего же сразу не сказали о своей задумке?
— Мы не были уверены, что получится, да и сейчас есть сомнения. Смотря как, будут развиваться события.
— События тут развиваются стремительно, но я думаю: до весны вряд ли что-либо произойдет, — сказал Иван.
— А весна-то в Молдавии начинается в марте. Так что осталось не много, надо спешить.
— Тогда завтра я еду в Бендеры и буду ждать, а Оксана останется тут, с детьми.
— Что же вы даже про квартиру не спрашиваете: где, какая?
— Так нам выбирать не приходится.
— Толик ездил, смотрел: хрущевка, двухкомнатная, на первом этаже.
— Да ладно, нам все равно, лишь бы вырваться из Молдавии куда-нибудь в Россию.
— Ну что, пойдем спать? Уже скоро полночь.
— А по сто грамм?
— Нет, сегодня не будем, лучше завтра. Наготовим, сядем всей семьей, тем более что у нас с Толиком юбилей.
— Ну да, и какой же?
— Двадцать лет супружеской жизни!
— Неужели двадцать? Это что же получается?
— Да-да, так и получается, — понял Ивана Анатолий, — так как
Годы идут, люди быстро стареют.
Не так, как в России дубы,
Юные волосы или седеют,
А то и вообще выпадают чубы.
— А твоему Ванятке завтра шестнадцать, и он, наверно, получит паспорт.
— Толик, ну зачем же так? — недовольно, но тихо сказала Нина.
— Ничего страшного, — успокоила ее Оксана, — это наша общая рана. Она хоть и открыта, но уже не так сильно болит, хотя напоминает о себе постоянно, жизнь — есть жизнь, и от нее никуда не деться.
— Да, был бы с нами Ванятка, — все было бы прекрасно. Какие бы суровые вопросы не ставила перед нами жизнь, но его нет и уже, видимо, никогда не будет с нами... — с грустью в голосе сказал Иван.
— Ну вот, так хорошо начался вечер и так грустно заканчивается, — сказала Нина, — и все же, пошли спать: утро вечера мудренее.
Глава сорок первая
— Может, скажете, хотя бы, куда едем-то? Соляры на триста километров взяли, это же черт знает, куда уползти можно! — допытывался водитель вездехода, здоровенный рыжий детина.
— Я же тебе объяснял, что нет такого места на карте. Просто там почти пятнадцать лет прожил один человек, построил себе избушку и жил, а я и сын его, Иван, изредка навещали его. Человек тот давно умер, а вот меня тянет туда, да и сын его в каждом письме просит навестить избушку, тоскует по ней, — ответил Виктор Иванович.
— Ну а лыжи тогда на кой ляд?
— Так там такое место, что километра три ты не проедешь, пойдем на лыжах.
— Ну да, а я тоже хочу, что же вы мне раньше не сказали.
— А тебе зачем? Пока мы сходим, проверишь машину.
— А чего ее проверять, — новая, только три месяца назад получили: мотор — дизель, вездеход — зверь.
— Мы же запасную пару взяли, — вмешалась Людмила.
— Короче, доедем, тогда и решать будем. Погоду, вроде бы, нормальную обещали.
И вот, вдохновленная Виктором, семья Сердюченко рано утром, в пятницу, выехала в сторону избушки, где когда-то жил Егор Исаев. Ехали вчетвером: Виктор, Яков, Людмила и старший сын Людмилы, Иван. Кроме Виктора никто не знал расположения избушки.
Погода стояла прекрасная. Улежавшийся снег отдавал своеобразной синевой. Солнце, отсвечиваясь от покрытых инеем веток невысокого кустарника, покрывавшего почти сплошь правый берег небольшой речушки, переливалось всеми цветами радуги. То сверкало круглыми зеркалами паутины, то длинными языками якро-сизого пламени. Тихо, ни ветринки. С правой стороны величественно стоят огромные вековые сосны, кедры. Чуть дальше, по склонам невысоких гор, начинается темно-зеленая тайга. Хриплое рычание двигателя вездехода было единственным неприродным звуком, побеспокоившим это тихое безмолвие за последние, может, тридцать лет.
Уже более четырех часов длинная красивая зеленая машина, разрезая снег двумя широкими колеями, уносит непоседливых людей все глубже и глубже в таежные сибирские просторы — вначале по руслам небольших рек и речушек, а сейчас по распадку, лавируя между большими деревьями и зарослями, держась все время на северо-запад.
— Мы уже более ста километров отмахали, еще долго ползти-то? — прокричал водитель.
— Вот на тот пригорок если вылезешь, то внизу избушка должна быть.
— Туда-то я выползу, а дальше — посмотрим.
Вездеход, надрываясь тигровым храпом, почти боком, ползет на сопку, одновременно сползая немного вниз, след остается широкий и неровный.
Вот и вершина сопки. Остановились. Путники с лыжами вышли из вездехода.
— Если туда, вниз, так я проеду, — сказал водитель, только никакой избушки я не вижу.
Виктор Иванович молча, смотрел вниз, в одно, только ему знакомое, место.
— Стоит избушка, глядите вон туда, — и Виктор указал на две большие сосны, между которыми и приютилась избушка.
— Но там кто-то ходит! — удивленно и испуганно сказал Яков, смотревший в бинокль.– На, Виктор, посмотри.
Виктор взял бинокль. Медленно прошел раз, второй по избушке и возле нее:
— Ничего не вижу, тебе показалось наверно.
— Ага, показалось, как бы ни так, я четко видел человека, чуть пригнувшегося, он прошел вдоль стены.
— Ладно, что решим: на лыжах или..?
— Садитесь, поедем дальше.
Медленно, будто прощупывая дорогу, вездеход спускался к избушке. Вечерело. Солнце уже касалось верхушек сопок, мороз крепчал. Подул легкий, но колючий ветерок.
Через каких-то полчаса мощная машина, взревев, остановилась, и водитель выключил двигатель. Стало так тихо, что зазвенело в ушах. Люди вышли и, не надевая лыж, гуськом пошли за Виктором к избушке, чернеющей между деревьями. Даже издалека видно было, что в ней давно никто не живет. Стены стали совершенно черными, крыша во многих местах прогнулась и там зияли темные круги. Не доходя метров десять, остановились по колено в снегу.
— Надо было ее действительно сжечь, как просил Егор, а сейчас уже и опасно, позаросло все кругом, — еще «верхняк» пойти может. Зимой пожары редко, но бывают.
— Ужас! И вот тут человек прожил четырнадцать лет! — тихо сказала Людмила. — Смотри, Ваня, сюда дядя Ваня ходил почти каждый год, долго не зная, что ходил-то к родному отцу.
— Кому это надо! Переться за тридевять земель, чтобы увидеть эту развалюху? — буркнул Иван.
— Не скажи, — возразил Яков, — может, его какое-то шестое чувство туда влекло. Но все-таки я что-то видел, и довольно большое, не померещилось же?
— А че, мужики, уже к ночи дело идет, может, заночуем? Машину-то на два дня заказывали, чего переться на ночь, глядя? — сказал шофер, почему-то задрав голову кверху.
— Может, и заночуем, — неопределенно сказал Виктор, — а пока пошли к избе!
Ваня обежал всех, выскочил вперед и тут же заорал:
— Гляди, следы, да огромные такие, на лосиные похожи!
Глава сорок вторая
Иван ехал в Воронеж без особого энтузиазма. После посещения других городов казалось, что ничего хорошего эта поездка не предвещала. А получилось наоборот. В Воронеже еще не перебушевала первоначальная перестроечная истерия. Люди верили в то, что настал час и для них хорошей и свободной жизни. До центра России еще не дошли громовые раскаты национализма, дикой преступности. Но уже и тут исчезло почти все с прилавков магазинов, предстояло страшное подорожание всего и вся.
