— Бесполезно. Им хотелось верить, и они не поверили бы моим опровержениям, даже если бы это была правда, в особенности если бы это была правда.
— Вы должны были защищать меня!
— На вас никто не нападал.
— Но они страшно злы на меня, и они расскажут всем, и я…
— Нет, нет, они этого не сделают, — успокоил Крис. — Преступник я, а не вы.
— Не понимаю…
— У них был маленький план, своего рода пятидесятилетка, — сказал Крис, пристально глядя на нее. — Нас с вами свели с определенной целью. Предполагалось, что мы с вами ляжем в постель. Мы это и исполнили, как послушные дети. Затем под несколько устарелым предлогом, что вы скомпрометированы — восхитительное словечко! — я должен был освятить наши отношения браком и поступить к вам на содержание до конца нашей совместной жизни. Мое преступление в том, что я отказываюсь принять участие в этом элегантном шантаже.
— О!
Гвен отвела глаза, не в силах выдержать пристальный взгляд Криса, и стояла, нервно теребя свой платок.
«Она была в заговоре! — подумал Крис. — Она знала все это. И все же мне ее жаль. Представляю себе, какое это для нее унижение».
— Мне очень жаль, — грустно сказала Гвен, точно угадав его мысль.
Ее покорность и то, что она приняла его отказ без эгоистической обиды и выражения оскорбленного тщеславия, глубоко тронули Криса. Повинуясь невольному порыву, он взял ее за руку.
— Жалеть тут не о чем, — сказал он. — Зачем жалеть о том, что давало нам радость? Вы дали мне нечто непреходящее — живое переживание вместо теорий. И, однако, все, что я говорил вам тогда, у нас дома, — все это правда: в отношении меня. Но в любви принимают участие двое. Предполагая, что это правда и в отношении вас, я причинил вам зло.
— Нет, нет! — великодушно запротестовала Гвен. — Зло исходило не от вас. Вы держались вполне откровенно и прямо, вы меня предупредили. Но я думала — меня заставили думать, — что вы говорите так для красного словца. Я не понимала, что вы искренни. Это звучало слишком хладнокровно для такого молодого человека, как вы.
— Хладнокровно! — Крис почувствовал себя задетым. — Дорогая моя девочка. Что может быть хладнокровнее, чем эта гнусная матримониальная сделка, в которую нас собирались вовлечь? Особенно когда все это так лицемерно прикрывалось идеалами и сантиментами, недомыслием и невежеством? Разве у меня не было достаточно жару в крови, когда я был с вами?
Гвен промолчала, ожидая, что он сделает следующий шаг. Он выпустил ее руку и начал расхаживать взад и вперед по комнате.
— Нас обоих поставили в ложное положение, — сказал он. — Это всегда случается, когда пытаешься что-нибудь изменить. Я отлично понимаю родителей, но они неспособны понять меня. Знаете, Гвен, они вовсе не такие пуритане, какими они себя выставляют. Если бы они не разорились, если бы у вас не было денег, если бы они не решили, что это великолепный способ обеспечить мое будущее, они не придали бы нашей связи никакого значения.
— О, вы так думаете?
— Я в этом уверен! Деньги — вот микроб, который вызвал у них этот внезапный приступ нетерпимости в сексуальных вопросах. Но черт возьми! Этим они испортили для нас все. Как только в такие личные, интимные вещи вмешиваются посторонние, все идет прахом, потому что посторонние вносят в них унизительную фальшь. Это всегда можно сделать. Представьте себе Антония и Клеопатру в бракоразводном процессе! Все, к чему прикасаются посторонние, становится таким гнусным…
Гвен не слушала. Она прервала Криса.
— Ваша мать только что сказала мне, что они не позволят вам…
— Знаю.
— Что же вы будете делать?
— Постараюсь сказать вам «спасибо за все», попрошу разрешения поцеловать вас, остаться вашим другом и уеду.
— Куда?
— Я снял комнату в Сохо.
— Но, Крис, на что вы будете жить?
— Да, ну хорошо, я вам скажу. Дело вот в чем… только никому не рассказывайте: у меня будет работа.
— Какая работа?
— Да так, маленькая работа.
— И вы будете получать жалованье?
— Мизерное, но мне хватит.
— Вам нравится эта работа? Это то самое, что вы хотите делать?
— Не совсем, но у меня будет оставаться время и на другое.
— Крис! — Голос Гвен дрожал от волнения. — Я не могу допустить, чтобы вы вот так ушли и жили в нищете. Позвольте мне помочь вам. Не смотрите так сердито и подозрительно: я это говорю не в том смысле, в каком этого хотела Нелл. Я вижу теперь, какая это была ошибка. Вы слишком молоды, и вы должны жить по-своему.
— В этом мне никто не может помочь, — гордо сказал Крис.
— Неужели же я никогда вас не увижу? Я не могу примириться с тем, чтобы вы навсегда ушли вот так из моей жизни. В конце концов, ведь вам же было хорошо со мной, и мы были счастливы иногда. И разве мы не могли бы изредка встречаться?
Крис с сомнением покачал головой. Час назад предложение Гвен показалось бы ему не только желанным, но и легко осуществимым. Но теперь инстинкт предостерегал его против этого. Не из обиды на Гвен за то, что она дала Нелл вовлечь себя в ее гнусный «план», за это Крис уже простил ее. И даже не потому, что вмешательство Нелл и Фрэнка внесло в его отношения с Гвен какой-то унизительный оттенок, это можно было бы преодолеть. Но он знал, на что направит свою мстительность Нелл. Она, конечно, постарается нанести ему удар через Гвен. Единственный способ спасти Гвен, это немедленно порвать с ней, полностью, раз и навсегда.
— Не говорите сразу «нет», подумайте над этим, — умоляла Гвен. — Будьте разумны! Зачем нам разлучаться навсегда? И потом — с вашей стороны будет такая глупость тратить время на какую-то работу, когда вы должны были бы готовиться к более интересной, более нужной деятельности. Позвольте мне помогать вам, для меня это будет такое счастье. Позвольте мне дать вам денег, чтобы вы могли вернуться в колледж, если вы действительно этого хотите. Если нет, позвольте мне помогать вам здесь, в Лондоне. Мне это будет совсем нетрудно, и у меня будет чувство, что и моя бесполезная жизнь на что-то пригодилась!
Криса тронуло искреннее чувство, слышавшееся в ее голосе, и у него было искушение принять этот столь желанный дар, который ему так просто предлагали. Почему не сказать «да»? Почему? Для Гвен это вопрос каких-нибудь нескольких сот фунтов, без которых она вполне обойдется, а для него — это может изменить всю его жизнь. Во всяком случае, ему будет дана возможность изменить ее.
Он колебался, раздумывая, взвешивая возможные моральные последствия своего поступка.
— Почему вы так великодушно предлагаете мне это? — спросил он, почти не думая о своих словах.
— Потому что я люблю вас!
— А!
Крис подошел к ней, обнял ее за плечи и сказал мягко:
— Именно поэтому я не могу принять ваших денег.
— Но почему, почему?
— Потому что…
— Всякие «потому что» здесь ни при чем, — сказала Гвен, глядя ему прямо в глаза. — Это все ваша бессмысленная гордость.
Крис внутренне застонал. Конечно, он был не настолько горд, чтобы отказываться от помощи, но он был слишком горд, чтобы позволить какой бы то ни было женщине знать, что его мать неминуемо отомстит ей, если она поможет ему преступить грозную материнскую волю. Он попытался выдумать предлог, который показался бы не слишком прозрачным.
— Если вы дадите мне денег, потому что вы меня любите, а я приму их на том же основании, не сведется ли это к тому, что вы меня сделаете альфонсом?
Он знал, что это свинство сказать такую вещь.
— О! — Гвен вырвалась из его рук, глубоко оскорбленная. — Зачем вы говорите такие грубые, такие жестокие вещи!
— Что ж, разве это не так? — сказал он, пытаясь лгать как можно искуснее. — Вы понимаете, получится, что я беру деньги, пользуясь каким-то обманным правом. Конечно, вы вовсе не собираетесь покупать меня, у вас самые великодушные, самые хорошие чувства…
Он остановился, не зная, как высказать этот убогий аргумент. Гвен докончила за него фразу:
— Но я могу оставить свои грязные деньги при себе?
— Нет, нет! — в отчаянии воскликнул Крис. — Я хотел сказать совсем не то. Я…
— Вы хотите, чтобы все делалось по-вашему, — с горечью перебила Гвен. — Вы ничего не соглашаетесь брать от жизни, а если соглашаетесь, то только на поставленных вами условиях, и вы хотите их диктовать сами. И вы презираете всех, у кого мозги не так хороши, как у вас!
— Нет, нет! — протестовал Крис.
— Да, да! Вы нас всех считаете глупцами. Может быть, вы и правы, но ведь мы — те люди, с которыми вам придется жить.
— Почему вы так думаете? — воскликнул Крис, надеясь перевести разговор на другую тему.
— Потому что всякий человек…
— «Всякий человек»? Разве это теперь не синоним «буржуа»? А ведь какое замечательное животное — настоящий человек! И мужчина и женщина. Гвен, дорогая, неужели, по-вашему, так бесчеловечно — не следовать слепо обычаям небольшой касты, в которую вы попали по случайности рождения?
