— Да, — сказала она тогда, — если вы дѣйствительно… Т.-е. если этотъ стулъ можетъ вамъ доставить какое-нибудь удовольствіе, то возьмите его себѣ. Я съ удовольствіемъ отдамъ его вамъ. Если хотите, я сама принесу его вамъ въ гостиницу. Мнѣ онъ не нуженъ. — И вдругъ она невольно разсмѣялась надъ той горячностью, съ которой онъ стремился къ обладанію этой источенной червями вещи. — Вѣдь у него только одна ножка уцѣлѣла, — сказала она.
Онъ взглянулъ на нее. Волосы ея были бѣлы, но смѣхъ былъ молодъ и ярокъ, а зубы прекрасны. Когда она смѣялась, глаза ея влажно блестѣли. Что за черноокая старая дѣва! Нагель не измѣнилъ выраженія лица.
— Я очень радъ, — сказалъ онъ сухимъ тономъ, — что вы рѣшились уступить мнѣ стулъ. Теперь перейдемъ къ цѣнѣ. Нѣтъ, прошу извиненія, подождите, дайте мнѣ высказаться, я не хочу, чтобы назначали цѣну, я всегда назначаю ее самъ. Я оцѣниваю вещь, предлагаю за нее столько-то и столько-то и баста! Вѣдь вы можете запросить безсовѣстную сумму, захотите эскплуатировать меня, почему бы нѣтъ? Вы, конечно, можете возразить мнѣ, что вы не имѣете такого алчнаго вида; хорошо, съ этимъ я охотно готовъ согласиться, но все-таки я имѣю дѣло съ самыми разнообразными людьми и охотнѣе всего назначаю цѣну самъ, потому что тогда я, по крайней мѣрѣ, знаю, что дѣлаю. Ужъ такой у меня принципъ. Что бы помѣшало вамъ, напримѣръ. запросить за стулъ триста кронъ, если бы вы были способны на это? Но такую баснословную цѣну мнѣ заплатить невозможно; я говорю это собственно для того, чтобы у васъ не было никакихъ иллюзій. Я вѣдь не хочу разоряться, это было бы безуміемъ, если бы я заплатилъ вамъ 300 кронъ за стулъ, коротко и ясно: я даю вамъ за него 200, ни шиллинга больше. Я назначаю то, чего вещь дѣйствительно стоитъ, но не больше.
Она не сказала ни слова, она только уставилась на него вытаращенными глазами. Наконецъ она рѣшила, что это шутка, и разсмѣялась.
Нагель спокойно досталъ изъ кармана два банковыхъ билета и помахалъ ими въ воздухѣ. Тѣмъ временемъ онъ не покидалъ глазами стула. Онъ сказалъ:
— Лгать я не хочу вамъ; можетъ быть, кто-нибудь дастъ и больше, я буду безпристрастенъ и не скрою этого; возможно, что вы выручили бы за него немножко больше. Но я уже назначилъ разъ навсегда за эту вещь круглую сумму въ 200 кронъ и рѣшилъ, что больше я дать не могу. Поступайте впрочемъ, какъ вамъ угодно, но подумайте прежде. Вѣдь двѣсти кронъ все-таки деньги.
— Нѣтъ, — отвѣчала она, все еще смѣясь, — Богъ съ ними, съ вашими деньгами.
— Съ моими деньгами? — перебилъ онъ ее и снова, помахалъ банковыми билетами. — Что это значитъ? Смѣю ли спросить, чѣмъ это не деньги? Ужъ не думаете ли вы, что онѣ моего собственнаго производства? А? Или… вы, быть можетъ, въ концѣ концовъ подозрѣваете, что я укралъ ихъ? А?
Она уже не смѣялась. Этотъ человѣкъ, повидимому, говоритъ совершенно серьезно. Ужъ не надѣется ли онъ и въ самомъ дѣлѣ извлечь изъ нея какую-нибудь выгоду, этотъ сумасшедшій? Судя по его глазамъ, всему можно было повѣрить. Богъ вѣсть, нѣтъ ли у него какой-нибудь тайной мысли, не готовитъ ли онъ ей какую-нибудь западню? Отчего онъ пришелъ къ ней со своими деньгами?
Наконецъ она повидимому приняла какое-то рѣшеніе и сказала:
— Да, если вы непремѣнно хотите дать мнѣ за этотъ стулъ одну или двѣ кроны, я буду очень благодарна, но тогда вы и то будете ужъ слишкомъ добры ко мнѣ. А больше я не хочу за эту вещь.
Онъ изобразилъ высшую мѣру удивленія, сдѣлалъ къ ней шагъ и заглянулъ ей въ лицо. Затѣмъ разразился громкимъ хохотомъ.
— Но… понимаете ли вы, что… Въ первый разъ случается со мною такое во все время моего коллекціонерства! Ну, да, я понимаю шугку…
— Это вовсе не шутка. Слыханое ли дѣло! Я не возьму больше, я ничего не возьму, берите стулъ, если хотите.
Нагель хохоталъ во все горло.
— Я все-таки понимаю шутку и цѣню ее, да, шутка приводитъ меня въ восторгъ, чортъ меня побери! восхищаетъ меня! Я прямо до коликъ смѣюсь надъ хорошею шуткой. Но мы однакоже должны сговориться, не правда ли! Что вы скажете: не обдѣлать ли намъ это дѣло попросту, прежде чѣмъ мы впадемъ въ скверное настроеніе духа? Въ концѣ концовъ, если это затянется, вы поставите стулъ назадъ въ уголъ и потребуете за него пятьсотъ, а?
— Нѣтъ, возьмите стулъ. Я… Что у васъ на умѣ?
Они взглянули другъ другу въ глаза. Она поблѣднѣла.
— Если вы думаете, что у меня на умѣ что-либо другое, кромѣ пріобрѣтенія стула за подходящую цѣну, то вы очень ошибаетесь, — сказалъ онъ. — За кого вы меня принимаете: за негодяя или мальчишку? Да или нѣтъ? Или вы считаете меня фофаномъ, надъ которымъ можно въ волю издѣваться? Я знаю, чего стоитъ старина, я не у васъ первой покупаю.
Однако и этотъ козырь не подѣйствовалъ. Марта воскликнула;:
— Но, Господи Боже, вѣдь стулъ теперь вашъ, вашъ!
— Я, конечно, долженъ былъ бы чувствовать себя очень обязаннымъ вамъ за вашу необычайную уступчивость, я долженъ былъ бы упасть на колѣни и благодарить васъ, фрейлейнъ. Но мы, собиратели, еще не лишены нѣкоторой чести, и, какъ бы ни была эта честь иной разъ ограничена, она-то и удерживаетъ меня, подымаетъ меня, такъ сказать, на дыбы, когда я пробую подешевле подцѣпить какой-нибудь цѣнный экземпляръ. Вся моя коллекція упала бы въ моемъ собственномъ мнѣніи, какъ ея обладателя, если бы я включилъ въ нее подтибренныя такимъ образомъ вещи; это положило бы нѣкоторый оттѣнокъ фальши на каждую вещицу. Развѣ вы не понимаете, что цѣна играетъ тутъ роль, что зачастую предметъ получаетъ большее достоинство и цѣнность въ силу того, что пріобрѣтеніе его стоило такого-то и такого-то усилія, такихъ-то и такихъ-то расходовъ? Хе-хе-хе! Мнѣ становится смѣшно: вѣдь это, право, невѣроятно, что я долженъ защищать цѣнность вашей же вещи, вмѣсто того, чтобы заботиться о своей выгодѣ. Но что же дѣлать, если вы сами вынуждаете меня къ этому?
Она не сдалась на это; нѣтъ, ему не поладить съ ней. Онъ пробовалъ на всѣ лады, но безуспѣшно. Она порѣшила на томъ, чтобы онъ либо бралъ стулъ за какую-нибудь малость, одну-двѣ кроны, либо вовсе оставилъ его. Видя, что упорство не ведетъ ни къ чему, онъ, наконецъ сказалъ чтобы спасти положеніе:
— Хорошо; оставимте пока это дѣло. Только обѣщайте мнѣ, что вы никому не продадите этого стула, не предупредивъ меня; согласны? Я не остановлюсъ, если бы пришлось заплатить и немножко дороже. Во всякомъ случаѣ я готовъ дать не меньше кого-нибудь другого, я, не забудьте, пришелъ первымъ.
Нагель вышелъ и сталъ подыматься вверхъ по улицѣ медленнымъ, невѣрнымъ шагомъ. Что за упорство въ этой дѣвушкѣ! До чего она бѣдна и до чего недовѣрчива! Видѣлъ ты ея кровать? спрашивалъ онъ себя; на ней нѣтъ даже мѣшка съ соломой, даже простыни, только двѣ нижнія юбки, которыя она при томъ же, бытъ можетъ, должна надѣвать днемъ, когда бываетъ холодно. И все-таки она такъ боится вовлечься во что-нибудь неизвѣстное. что отклоняетъ самыя хитроумныя предложенія! Но что, чортъ возьми, огорчаетъ его во всемъ этомъ? Нѣтъ, его собственно ничто тутъ не огорчаетъ, но не дьявольская ли это дѣвушка, а? Что если послать къ ней человѣка, который сталъ бы торговать у нея стулъ и поднялъ бы цѣну; это, можетъ быть, тоже возбудитъ въ ней подозрѣніе? Глупое созданіе! Глупое созданіе! Но и онъ тоже хорошъ: добился того, что его такъ-таки и отвергли!
Въ раздраженіи онъ дошелъ до гостиницы, почти не отдавая себѣ въ этомъ отчета. Онъ остановился, быстро повернулъ назадъ и снова пошелъ внизъ по улицѣ къ портняжной мастерской I. Гансена; онъ вошелъ въ мастерскую, наединѣ поговорилъ съ хозяиномъ, заказалъ ему глазъ на глазъ сюртукъ, сюртукъ такого-то и такого сорта, и попросилъ портного держатъ этотъ заказъ втайнѣ отъ всѣхъ и каждаго. Какъ только сюртукъ будетъ готовъ, его немедленно должны отослать къ Минуттѣ, къ Грогарду, калѣкѣ, который таскаетъ уголья…
— Сюртукъ для Минутты?
— Да, ну такъ что же? Не любопытничать! Не шпіонитъ!
— Но это вопросъ только насчетъ мѣрки.
Ну, да — сюртукъ долженъ получить Минутта; только, правда, Минутта долженъ самъ притти и дать снять съ себя мѣрку; почему же нѣтъ? Но только ни единаго лишняго слова, никакого подмигиванія, — рѣшено? А когда сюртукъ будетъ готовъ? Дня черезъ два? Хорошо!
Нагель заплатилъ деньги, простился и вышелъ. Онъ потиралъ руки, его досада прошла, и онъ сталъ напѣвать. Да, да… онъ все-таки это сдѣлаетъ… несмотря ни на что… несмотря ни на что! Погоди-ка! Вернувшись домой, онъ прошелъ въ свою комнату и позвонилъ; руки его дрожали отъ нетерпѣнія, и едва дверь пріотворилась. какъ онъ крикнулъ:
— Телеграфный бланкъ, Сара!
При входѣ Сары онъ какъ разъ открывалъ скрипичный ящикъ, и, къ великому своему изумленію, она замѣтила, что этотъ ящикъ, съ которымъ она до сихъ поръ обращалась съ такой осторожностью, заключалъ въ себѣ лишь грязное бѣлье да кое-какія письменныя принадлежности, скрипки же въ немъ не было. Она не тотчасъ вышла, а продолжала стоять и смотрѣть на ящикъ.
