— Черт вас возьми, Мак-Чесни, что это за ерунда у вас получилась? — начал генерал. Он понизил голос, но у него то и дело вырывались гневные возгласы, и кое-кто из рядовых уловил смысл его слов. — Что за собачья ерунда! Вы застряли буквально в ста шагах от их позиций. Еще хотя бы сто шагов — и вы добились бы настоящего успеха, а так… Не солдаты у вас, а бабы в штанах!
Солдаты, слушавшие затаив дыхание, с любопытством перевели глаза на полковника. Они относились к разговору с интересом досужих зевак.
Полковник выпрямился и ораторским жестом поднял руку. Он был оскорблен, как дьякон, которого обвинили в краже. Солдаты взволнованно заерзали, предвкушая дальнейшее.
Внезапно полковник изменил позу и стал похож уже не на дьякона, а на француза. Он пожал плечами.
— Что ж, генерал, мы прошли сколько смогли, — спокойно ответил он.
— Сколько смогли? Вот как! — фыркнул тот. — Не много же вы смогли, — добавил он, глядя с холодным презрением в глаза полковника. — Да, не много. Вам было приказано сделать диверсию, чтобы отвлечь неприятеля от Уайтерсайда. Насколько вы успели в этом, вам подскажут ваши собственные уши. — Он круто повернул коня и надменно отъехал.
Полковник, которому было предложено прислушаться к нестройному шуму боя в лесу слева, пробормотал проклятие.
Лейтенант, который в течение этого разговора так и кипел от бессильной ярости, вдруг сказал твердо и решительно:
— Мне все равно, кто он такой, пусть хоть двадцать раз генерал, но только болван может сказать, что ребята плохо дрались.
— Лейтенант, — строго оборвал его полковник, — это касается только меня, и прошу вас…
— Слушаюсь, полковник, слушаюсь! — Лейтенант покорно махнул рукой и сел, явно очень довольный собою.
Весть о том, что полк получил нагоняй от генерала, мгновенно облетела всех. Солдаты были ошарашены.
— Вот так дьявол! — восклицали они, глядя вслед удаляющемуся всаднику.
Сперва им казалось, что произошло какое-то недоразумение. Потом они поверили, что их атака действительно сочтена недостаточно энергичной. Юноша видел, как тяжело лег этот приговор на весь полк, напоминавший теперь стадо обруганных, побитых, но не смирившихся животных.
К юноше подошел его друг. Вид у него был обиженный.
— Не понимаю, что ему еще надо! — сказал он. — Может, он думает, что мы там в камушки играли? Ну и человек!
Юноша научился относиться к таким вспышкам философски.
— Не обращай внимания, — ответил он. — Генерал, верно, и не видел, как оно там было. Мы не сделали всего, что ему нужно, вот он и бесится и считает, что мы стадо баранов. Жаль, старика Хендерсона убили вчера: уж он-то понял бы, что мы дрались хорошо и просто не могли сделать больше. Такое уж наше счастье.
— Твоя правда, — согласился друг. Очевидно, он был глубоко уязвлен несправедливостью генерала. — Конечно, нам здорово не повезло. А каково это — идти в бой, когда что бы ты ни сделал и как бы ни сделал, начальству все равно не угодишь? В следующий раз я с места не сдвинусь. Пусть сами идут в наступление и отправляются ко всем чертям.
— Слушай, мы оба вели себя как надо, — успокаивал его юноша. — Хотел бы я посмотреть на болвана, который скажет, будто мы сделали не все, что могли.
— Конечно, сделали, — упрямо повторял друг. — Так бы и свернул шею тому болвану, будь он хоть с каланчу ростом. Но мы с тобой не осрамились. Не зря один парень сказал, что мы дрались лучше всех в полку, и из-за этих его слов у ребят чуть до рукопашной не дошло. Тут же, конечно, вылез другой парень и заявил, что это враки и что он все видел с начала до конца и будто нас там вовсе и не было. Тут вступилась еще целая куча народу, и все сказали, что нет, мы и вправду дрались как черти и что теперь нас пошлют на отдых. Но до чего же я не перевариваю этих старых солдат и все их шуточки и смешки, а тут еще генерал! Да он просто спятил.
— Он осел! — вдруг взорвался юноша. — Я чуть не лопнул от злости! Пусть еще раз сунется к нам! Мы ему покажем…
Он замолчал, потому что к ним бежали несколько солдат. Судя по их лицам, у них были важные новости.
— Ох, Флем, тебе бы самому это послушать! — на ходу выпалил один из них.
— Что послушать? — спросил юноша.
— Тебе бы самому послушать! — повторил тот и приосанился, собираясь приступить к рассказу. Остальные, горя нетерпением, стали в кружок. — Значит, подходит полковник к вашему лейтенанту — а мы как раз неподалеку сидели — и говорит — в жизни еще не слышал такой чертовщины. «Гм-гм, — говорит он, — мистер Хэзбрук, кстати, кто этот парень, который нес знамя?» Слышишь, Флеминг? «Кто этот парень, который нес знамя?» — говорит полковник, а лейтенант ему отвечает: «Это Флеминг, говорит, и он настоящий дьявол». Что? А я говорю, что сказал. Настоящий дьявол, так и отрезал, этими самыми словами. Нет, сказал. А я говорю, что сказал. Если ты лучше можешь рассказать, так давай рассказывай. Ну, тогда прикуси язык и молчи. Значит, лейтенант говорит: «Он настоящий дьявол», а полковник ему: «Гм-гм, он действительно бравый солдат. Он нес знамя в атаку, я сам видел. Бравый солдат», — говорит полковник. «А как же! — говорит лейтенант. — Он да еще этот парень Уилсон все время были впереди и орали прямо как краснокожие». Все время были впереди, — так и сказал. Этот парень Уилсон, — так и сказал. Можешь, братец, записать эти слова и послать домой, матери. «Этот парень по имени Уилсон», — говорит лейтенант, а полковник говорит: «Да ну? Гм-гм, вот так штука!» И еще говорит. «Во главе полка?» — «Да, во главе», — говорит лейтенант. «Вот так штука, — говорит полковник. — Так, так, так, — говорит он, — да ведь они сущие младенцы!» — «Были младенцами», — говорит лейтенант. «Так, так, — говорит полковник. — Они заслуживают производства в генерал-майоры». Так и сказал. Заслуживают производства в генерал-майоры.
Юноша и его друг сказали: «Чушь!», «Ты врешь, Томсон!», «Иди ты знаешь куда!», «Ничего такого он не говорил!», «Что за брехня!», «Чушь!» Но, несмотря на их мальчишеские выходки и смущение, они чувствовали, что краска удовольствия заливает их лица. Они потихоньку обменялись радостными взглядами, словно поздравляя друг друга.
Они сразу забыли о многом. В их прошлом уже не было ни заблуждений, ни разочарований. Они были счастливы, и сердца их наполнились благодарной любовью к полковнику и молодому лейтенанту.
Лес вновь начал выбрасывать темные отряды неприятеля, но юноша не утратил спокойствия и самообладания. Он слегка улыбался при виде того, как вздрагивают и пригибаются другие солдаты, когда над их головами пролетают с протяжным воем снаряды, брошенные чьей-то гигантской рукой. Он стоял прямо и неподвижно и смотрел, как начинается наступление на синие войска, вытянутые в дугу у подножия ближнего холма. Его полк не стрелял, дым не заслонял поля боя, и юноша хорошо видел отдельные участки ожесточенного сражения. Было огромным облегчением узнать наконец, откуда исходят звуки, которые все время гремели у него в ушах.
Неподалеку от их позиции два синих полка вступили в схватку с двумя полками противника. Происходило это на уединенной поляне. Они наносили и принимали сокрушительные удары, как будто побились об заклад, кто кого. Выстрелы трещали с неимоверной быстротой и злобой. Полки сражались так самозабвенно, что истинные цели войны, видимо, перестали для них существовать; они тузили друг друга, как на цирковой арене.
В другом месте двигалась на диво подтянутая бригада синих; она явно намеревалась выбить неприятеля из леса. Как только она углубилась в лес, он наполнился устрашающим, немыслимым ревом. Вызвав к жизни эти жуткие звуки и найдя их, очевидно, чрезмерными, бригада беззаботно вернулась обратно, нисколько не нарушив равнения своих шеренг. В ее движении не чувствовалось никакой спешки. Казалось, бригада прогуливается, надменно грозя пальцем ревущему лесу.
Слева, на высотке, выстроился длинный ряд орудий, хрипло и свирепо лающих на противника, который, готовясь в лесу к новой атаке, затевал мелкие схватки, мучительные своим однообразием. Круглые алые жерла пушек выбрасывали багровое пламя и столбы густого дыма. Вокруг них копошилась орудийная прислуга. Позади, среди рвущихся снарядов, безмятежно высился белый дом. Лошади, целым табуном привязанные к длинной жерди, бешено рвали недоуздки. Всюду сновали люди.
Схватка между четырьмя полками все еще продолжалась. Почему-то в нее никто не вмешивался, и они решали свой спор сами. Несколько минут они остервенело и грозно палили друг в друга, потом серые полки дрогнули и отступили, а темные исступленно заорали. Юноша видел, как среди лохмотьев дыма весело затрепыхались два знамени.
Неожиданно воцарилось многозначительное безмолвие. Войска синих немного продвинулись, дали залп и остановились, выжидающе поглядывая на немые поля и леса. Тишина была торжественная, как в храме; слышалось только отдаленное буханье какой-то неугомонной батареи, надоедливое как визг расшалившихся мальчишек. Людям казалось, что из-за нее их напряженный слух не уловит вступительных тактов новой атаки.
