- Сабля? - спросил полушепотом.
- Ну да, - весело сказал Вавич, - шашка. Это, милый, шашка.
- Самделишная?
- Настоящая, конечно. Обыкновенная офицерская.
- А вы офицер - переодетый? А? - мальчишка ерзнул ближе.
- Офицер, - сказал Виктор.
- А она вострая?
- Нет, голубчик, не наточил еще. Это новая. У меня дома есть, та как бритва. Огонь - чик и шабаш, - и Виктор махнул рукой в воздухе.
Мальчишка был совсем рядом.
- А на войне были?
- Да, на маленькой, - сказал Виктор. - Повоевали.
- Много набили - шашкой?
- Ну да разве там разберешь, голубчик. Там, брат, пули - ввыть! вввы-ить! А в атаку идешь, тут уж не смотришь, какой подскочил, - раз! раз! А уж там солдаты штыками.
- Раз! раз! - повторил мальчишка и махнул накрест рукой.
- Аас! - махнул младший.
- А кого из пистолета, правда? Сразу его - трах! - мальчишка сделал рукой, будто целится. - Бах! бах его! ба-бах.
- Да, уж тут не разбираешь, - сказал Виктор.
- А можно потрогать? - мальчишка потянулся к шашке.
- Так ты, братец, ничего не увидишь. - Вавич надорвал бумагу. Заблестели золотом эфес и черная лакированная рукоятка.
- Только подержать, дяденька! Ей-богу! - и мальчик мокрой маленькой рукой вцепился в рукоятку. Виктор огляделся, не видит ли кто.
- Ну, довольно, братец мой, вырастешь, заслужишь офицера. Тогда... тогда, знаешь... заслужить, брат, офицера сперва надо... - говорил Вавич, уворачивая шашку в бумагу. - Подпоручика хотя бы. Вот как.
Виктор покосился на старика, что лениво сгребал палые листья.
Только подходя к гостинице, Виктор вспомнил о швейцаре. Он купил на углу у мальчишки на четвертак газет, зашел в ворота и укутал ими шашку, чтобы нельзя было узнать - что.
"Пусть и не подозревает до времени", - думал Виктор про швейцара.
Виктор быстро прошел в дверь и через две ступени заспешил по лестнице.
- Господин! А господин! Из двадцать девятого! - крикнул вслед швейцар. - Пожалуйте-ка сюда. Виктор шагнул еще два маха.
- Пожалуйте, говорят вам, - крикнул швейцар.
- Что... такое? - огрызнулся через перила Виктор. - Чего еще? - и остервенело глядел на швейцара.
- Ничего еще, а вот распишитесь, из полиции повестка, - швейцар говорил зловеще.
Виктор сбежал и не своим почерком расписался на бланке. Швейцар через очки проверял - там ли.
А Виктор, оступаясь на ступеньках, тер плечом стенку и все читал бланковый конверт:
"М. В. Д. Канцелярия Н-ского полицмейстера, №2820.
Номера "Железная дорога".
В. Вавичу".
Он заперся в номере и распечатал конверт, запустил трясущиеся пальцы.
"Окол. надз. В. Вавичу.
По распоряжению его высокоблагородия господина Н-ско-го полицмейстера вам надлежит явиться для отправления служебных обязанностей в Петропавловский полицейский участок 20-го числа сего месяца.
Упр. Канц.".
И тут шел целый частокол и росчерк.
Виктор торопил портного, раза по три на день заходил. Хмуро, ругательными шагами топал мимо швейцара в гостинице. По вечерам садился писать Груне. И не мог, ни одного слова не мог. Тушил свечку так, что стеарин брызгал на стол, ложился, натягивал одеяло, крепко с головой уворачивался, сжимая в кулаках колючую материю, стискивал зубы и шептал: "Господи, Господи, Господи", - а утром, не умываясь, бежал торопить портного.
За день до срока поспела форма. Ее в бумагах, в газетах, принес к себе в номер Виктор: был уже первый час ночи. Он спешил, хмурился, и подрагивали ноги от волнения, когда он просовывал их в новые брюки. Пристегнул погоны - погребальные, серебряный галун по черному полю, казакин приятно облегал талию, - это бодрило. Но Виктору жутко было глянуть в тусклое зеркало в дверцах шкафа. Он уж боком глаза видел, как кто-то чужой копошится в зеркале. Спиной, к зеркалу, чтоб не взглянуть, Виктор продевал под погон портупею. Чужими шагами стукнули новые ботфорты. Виктор достал из картонки новую фуражку с чиновничьей кокардой и серебряной бляхой - гербом города. Теперь он был готов. Было тихо по-ночному. Тонкая свечка плохо светила. Виктор решил глянуть сперва на тень - он чуял, как ее огромное пятно ходило за спиной по грязным обоям. Он повернулся решительно и глянул. Чужая, не его, тень стояла на стене, как будто был кто-то другой, незнакомый, в комнате. Виктору стало жутко, но он зашагал прямо к тени, чтоб уменьшить ее, чтоб яснее видеть: незнакомые шаги заскрипели по полу, и Виктор на ходу видел, как в зеркале в шкафу прошел квартальный - и это он скрипел сапогами.
Виктор, отворотясь от зеркала, засеменил назад к кровати, быстро скинул с себя все и в белье, со свечкой в руке, подошел к шкафу. Он все смотрел на свое бледное лицо, - черненькие усики слегка вздрагивали.
- Витя... Витя, - говорил себе в зеркало Вавич. В коридоре хлопнула дверь, кто-то прошаркал сапогами в конце коридоpa. Виктор сделал серьезное лицо и пристально оглядывал прыщик на подбородке.
- Виктор Всеволодович, - сказал твердым голосом Вавич.
Он поставил свечку на стол и, доставая папироску, нарочно громко щелкнул портсигаром.
В кровати Виктор выкурил до конца коробку папирос и заснул в дымной комнате.
Утром первое, что глянуло на Виктора, это была новенькая тугая фуражка на столе с полицейским значком. Виктор протер рукавом глянцевый козырек, повертел фуражку в руках и, сидя на кровати, стал примерять.
Больше набекрень. Нет, уж больно, пожалуй, лихо. Босиком прошлепал к зеркалу. Солнце дымными полосами переливало в комнате. Виктор в одной рубашке прилаживал фуражку, чтоб в меру набекрень. Наладил. Виктор, улыбаясь, взял под козырек.
"Нет, надо как следует!"
Виктор брился, тер щеки полотенцем докрасна, начистил зубы до блеска и стал одеваться перед зеркалом. Новый казакин ласково обхватил Виктора, суконный пояс с малиновым кантом огорчил было, но шашка сразу все скрасила. Виктор натянул белые перчатки. Белой рукой взял под козырек - другoe дело. Теперь самое главное - усмешку судьбе.
"Ух, как здорово!"
Галантность! Наклонился вперед, чуть-чуть согнул талию и мягко руку к козырьку. Улыбка. Виктор шаркнул - и под козырек. Опять шаркнул и с легким вывертом приложил к блестящему козырьку белую руку.
Затем Виктор остановил уличное движение. Он откидывался назад и поднимал руку, слегка растопырив пальцы. Вынул шашку, нахмурился, на цыпочках наклонился вперед - подойди.
- Стой, мерзавец! - шипел Виктор.
И тут вспомнил о швейцаре.
Виктор наспех убрал в шкаф старое платье и вышел в коридор. Он, не торопясь, скрипел по лестнице новыми ботфортами. Швейцар снизу, поверх очков, глядел, подняв брови, на Виктора. Перо у него было в зубах и в руке бумага - махал, чтоб высохла. Вдруг швейцар отскочил вбок. Виктор спустился, важно огляделся. Внизу было пусто. Швейцара не было. Виктор крикнул:
- Швейцар! Никого.
- Швейцар! - повторил Виктор. - Пойди сюда. Швейцар!
Сверху номерной глянул через перила и скрылся. Виктор вышел на крыльцо и стал со всей силы давить кнопку звонка.
- Ишь, мерзавец! Ишь, мерзавец! - шептал Виктор. За стеклом двери метнулась фуражка с галуном.
- Поди сюда! - заорал Виктор, весь красный, и сам двинулся в вестибюль. - Ты что? - кричал Виктор, подступая к швейцару. - Ты что же, я говорю? Чего тебя у дверей нет? Чего тебя, мерзавца, у дверей нет? Чего тебя, подлеца... распросукин ты сын... Колпак скинь, сволочь! - и Виктор замахнулся, чтоб сбить шапку.
Швейцар сдернул с головы фуражку.
- Ка-ак стоишь? Рвань! - Виктор, красный, напирал на швейцара. - Са-ва-лачь! - крикнул Виктор в самое лицо швейцару. Поворочал глазами минуту и медленно повернулся к двери. - Учить вас надо! - в дверях процедил Виктор.
Запыхавшись, Виктор спустился с крыльца, левой рукой он придерживал шашку, слегка отставив локоть.
САНЬКА заперся на ключ. Он сидел за письменным столом. Булавка с фигурной серебряной головкой стояла перед ним, - он воткнул ее в зеленое закапанное сукно. Стояла стройно, блестяще, как она. И молчала так же. Красивая и живая - и молчит, молчит. Санька не мог отвести глаз. Он не знал: молиться ему на нее или погладить, ласково, бережно. Придет же она еще, придет к Надьке.
- Приди, приди, - говорил Санька. Ему казалось, что булавка глядит, опустив глаза. - Ну, что хочешь, все, все... - говорил Санька, захлебываясь, - Ну, на, на, - и Санька выдернул булавку и воткнул в руку меж указательным и большим пальцем. Приятно было, что больно, и Санька с наслаждением втыкал глубже и глубже, пока, не почувствовал, что булавка проходит насквозь. Он вытянул булавку, поцеловал ее и заколол во внутренний карман сюртука. Булавка острым концом слегка колола тело. Санька горел, неровно, глубоко дышал. Надо было спешить скорей идти делать - и все, все для нее.
