Люди, которые еще вчера были пьяны, как библейский Лот, плясали, били в ладоши и дурачились, словно дети, сразу отрезвели, стали чинными и чуть не стыдились смотреть друг другу в глаза. Странная печаль охватила город, мрачная тоска надвинулась на Богуслав. Но печальней всех было переяславским сиротам. Пока их считали гостями, они чувствовали себя неплохо в Богуславе, но чем дальше, тем больше дети убеждались, что они здесь лишние.
Дедушка сидел в своем уединении на кожухах, в талесе и филактериях. Он либо молился, либо читал священные книги, либо напевал что-то, прищелкивая пальцами, либо вздыхал и тихо беседовал с богом. Часто он рассказывал детям занимательные истории о былом или упрекал их, что они не набожны, не хотят служить богу, тем самым удлиняя срок изгнания еврейского народа, из-за них не приходит мессия, из-за них бедные души страдают в аду, не могут очиститься от грехов… Такие речи дети уже слышали много раз в хедере от учителя, дома от бабушки Минды и от всяких других людей, которые любят поучать и пугать детей адом. Все это им давно уже надоело. Гораздо интереснее было следить за политикой, разыгравшейся здесь, в доме дедушки Мойше-Иоси и бабушки Гитл.
Денно и нощно здесь плели интриги, шушукались, сплетничали. Дядя Ица и тетя Сося беспрестанно жаловались на бабушку, у которой с таким трудом удается вытянуть копейку из-под подушек, и на дедушку, который слишком уж набожен и слабеет умом… «Он уже очень стар!» – говорили они, усмехаясь и поджимая губы. А бабушка жаловалась на невестку и на единственного сына, которые не оказывают должного уважения матери и ждут не дождутся – ей это хорошо известно, – когда она закроет глаза. На наследство, на наследство зарятся! Назло им она будет жить и жить, хоть смерть ей в тысячу раз желанней, ибо к чему ей, калеке, жизнь после того, как она похоронила такую дочь, как Хая-Эстер, мать стольких детей, о горе! Своими вывороченными локтями она выдавливала слезу из больных глаз, подзывала детей и, пошарив под подушкой, давала каждому из них по нескольку грошей. Этому бывала свидетелем маленькая Хава-Либа, с красными щечками и крошечным ротиком, и тут же доносила об этом тете Сосе. А тетя Сося сейчас же передавала это дяде Ице. И оба начинали шептаться о том, что для собственных детей и копейки жалко, а чужим детям раздаривают целые состояния. Сироты слышали это, и сами не рады были подаренным грошам. Им становилось тошно.
И чем дальше, тем хуже. Дети чувствовали, что они здесь лишние, видели, что им смотрят в рот, когда они едят, слышали, как за их спиной говорят об их «аппетитах», И кусок застревал у них в горле. Все им делалось противно. Они ждали письма от отца, как пришествия мессии. Когда, наконец, они поедут домой?!
Бог сжалился над ними, и долгожданное письмо пришло с переяславским извозчиком. В письме была приписка, чтобы с тем же извозчиком – зовут его Ноях – дети тотчас же ехали домой. Извозчик этот был действительно извозчиком, с повозкой, с лошадьми, все как полагается, и звали его действительно Ноях, хотя сам он величал себя реб Ноях. У Нояха были, однако, свои недостатки – хриплый голос и лысина. Но это еще полбеды. Охрип он, видите ли, в праздник торы. В праздник он выпил водки, то есть водку он пьет всегда, но ради праздника он заложил как следует, кажется пришлось его даже приводить в чувство… А плешь у него потому, что в детстве он не давал мыть и чесать голову. Он был упрямцем. Его насильно чесали и вырывали волосы по одному. Но все это, повторяю, к поездке никакого отношения не имеет. Дело испортило совсем другое. Хоть Ноях и был послан из Переяслава в Богуслав специально за тем, чтобы увезти отсюда детей Нохума Рабиновича, он все же не мог устоять против соблазна подыскать еще одного-двух пассажиров на обратный путь. Вот была бы удача! И он слонялся со своим кнутом по базару и день, и два, и три. Лошадки хрупали овес, а пассажиры все не появлялись.
Для детей это ожидание было страшно тягостным, но вдруг им сообщили радостную весть – они едут. Доказательство налицо: Ноях уже выкатил повозку и смазывает колеса.
– Теперь пусть все цари востока и запада явятся сюда – пропало! Пусть насыплют полную повозку золота, я ни на один день, ни на один час не останусь больше в Богуславе – сгореть бы, провалиться бы такому городу! Вы еще не знаете реб Нояха!
Дети влетают в дом, собираются в дорогу. Они прощаются с богуславскими товарищами, со старой синагогой, с желтой молельней, с Росью, с дедушкой и бабушкой. Дедушка тем временем читает им, разумеется, нотации и велит быть честными евреями, а бабушка вытирает глаза своими скрюченными руками. Только дядя Ица и тетя Сося провожают их холодным «прощайте». Эта парочка была очень довольна, что чужие дети уезжают, но радость их омрачалась тем, что не все они уезжают, а только мальчики. Две девочки остаются в Богуславе. По какой причине? Очень просто: бабушка заявила, что не отпустит их. Она не хочет, чтобы дети ее дочери попали к мачехе.
Дядя Ица с улыбочкой поглаживает пейсы и говорит, поглядывая на подушки, где лежит бабушкино состояние:
– Ну, а если мальчики попадут к мачехе – это ничего? Хе-хе-хе!..
– Что ты равняешь девочек с мальчиками? Что мальчику мачеха! Он уйдет на целый день в хедер, и все тут, а девочка остается дома и нянчит мачехиных детей.
Дядя Ица, однако, не удовлетворен ответом. Он гладит пейсы, смотрит на подушки и, усмехаясь, тонко замечает:
– А что было бы, скажем, если бы все дети были девочками? Хе-хе!..
– Тогда бы я всех девочек оставила у себя, – отвечает бабушка.
Дядя Ица продолжает разговор уже без улыбочки, но все так же тонко:
– А где бы вы взяли денег на содержание стольких девочек?
– Господь помог бы! – отвечает спокойно бабушка. – Помог же он выкормить такое сокровище, как ты, что только и ждет моего наследства, боится, что ему не хватит…
– Ица! – зовет из своей половины тетя Сося, – Ица, поди-ка сюда, я тебе должна что-то сказать!
Дети в восторге от бабушки, которая так искусно отделала дядю Ицу, и в то же время они счастливы, что, наконец, уезжают домой.
Их, правда, немного покоробило от слова «мачеха», впервые услышанного здесь. У них, значит, будет мачеха! Что это такое «мачеха»? И чем же мачеха плоха, почему бабушка уже заранее жалеет их? Любопытно, право же, поглядеть на мачеху! Скорее бы домой добраться!
Домой! Домой! Домой!
Мачеха. – Проклятия по алфавиту. – Первое произведение – лексикон проклятий.
И что это люди все твердят – мачеха да мачеха? Дети столько наслушались про мачеху, что им могло показаться, будто мачеха и в самом деле рогатая. На каждом шагу и по каждому поводу их пугали мачехой.
– Погодите, озорники этакие, вот поездит отец по свету да привезет вам мачеху, тогда узнаете, почем фунт лиха!
Чего больше – когда солнце плохо греет, говорят: солнце греет, как мачеха… Очевидно, что-то тут да есть, ведь не спятили же все с ума!
Как-то отец внезапно исчез. Прошла неделя, другая, третья. Куда девался отец? Все помалкивают. Взрослые говорят между собой втихомолку, чтоб не слышали дети, и большей частью намеками. Но однажды в хедере учитель случайно обмолвился. Он спросил у детей:
– Не приехал еще отец из Бердичева?
К этому дипломатически поставленному вопросу жена учителя добавила не менее дипломатическое замечание:
– А ты думаешь, так-то легко вдовцу найти мачеху для своих детей?
Итак, мы уже знаем, что отец в Бердичеве и что он ищет мачеху для своих детей. Зачем же, спрашивается, это скрывать? Что за тайна! И вот еще: когда отец должен был вернуться со своим «приобретением» из Бердичева, он предварительно прислал «эстафету» с известием, что бог послал ему ровню – это находка во всех отношениях как по происхождению, так и по состоянию, – и что он вскоре, бог даст, приедет со своей находкой. Он просит не говорить ей на первых порах, сколько у него детей, – зачем ей знать об этом раньше времени? Позже она сама узнает. Не обо всех ведь ей придется заботиться: старшие уже большие, а девочки у бабушки. Он, упаси бог, не отказывается от них, дети – это дети. Но при таких печальных обстоятельствах гораздо полезней будет скрыть на некоторое время нескольких детей. «Новостей больше нет. Желаю благополучия и долгих лет. Да поможет нам бог скорее увидеться в добром здоровье. От меня…» и т. д.
Это письмецо произвело бы хорошее впечатление; если бы не уловка насчет детей. Именно детей она больше всего поразила. Правда, они не сомневались в том, что отец их любит, что каждый из них по-своему ему дорог, но то, что они вдруг превратились в какую-то контрабанду, слегка задело их и вызвало неприятные мысли и чувства. Однако переживания эти длились недолго, так как вскоре кто-то пришел в хедер и сообщил им новость:
– Отец приехал и привез из Бердичева мачеху.
– Поздравляю! – вставила жена учителя. – Желаю вам в будущем приносить более радостные вести!
