— Человеку с вашим житейским опытом, — проворчал Бейхем, — незачем объяснять, почему иногда приходится обходить стороной Бонд-стрит. Меня мутит от одного запаха трюфиттовой помады. Скажите, Пенденнис, этот индийский воин богат, как раджа? А как вы думаете, не мог бы он устроить меня на службу в Ост-Индскую компанию? Я бы охотно поступил на какое-нибудь порядочное место, где нуждались бы в преданных людях, умели ценить таланты и награждали мужество. Ну вот, мы и пришли. С виду гостиница довольно уютная, а внутри не бывал.
Когда мы вошли в гостиную полковника в отеле "Нирот", слуга раздвигал стол.
— Нас будет больше, чем я думал, — объяснил хозяин. — Я повстречал моего брата Брайена; он возвращался верхом с*** стрит — завозил визитные карточки в тот, знаете, большой дом…
— Это русское посольство, — подсказал мистер Ханимен: он знал Лондон вдоль и поперек.
— Он сказал, что не занят, и согласился отобедать с нами, — докончил полковник.
— Если я правильно вас понял, полковник, — сказал мистер Фредерик Бейхем, — вы состоите в родстве с сэром Брайеном Ньюкомом, знаменитым банкиром, который устраивает на Парк-Лейн такие блестящие приемы?
— А что вы называете "блестящими приемами"? — смеясь, спросил полковник. — Я обедал у брата в прошлую среду. Там, конечно, все очень пышно. Сам генерал-губернатор не мог бы устроить более роскошного раута. Однако, знаете ли, я остался почти голодным. Я не ем закусок, а добрый английский ростбиф только поставили на стол и тут же убрали — как на пиру в честь назначения Санчо Пансы губернатором Баратарии. За стол мы уселись только в девять часов вечера, а я люблю после обеда посидеть за стаканчиком кларета и поболтать в свое удовольствие. Ну да что там!.. — Славный джентльмен, без сомнения, спохватился, что злословит о родне, и уже в этом раскаивался. — Надеюсь, за нашим столом будет все по-иному! Уж об этом позаботится Джек Бинни — он, можно сказать, начинен шутками и анекдотами. Еще будет кое-кто из военных, сэр Томас де Бутс — неплохой собеседник за стаканом вина, однокашник мистера Пенденниса мистер Уорингтон и мой племянник Барнс Ньюком. На первый взгляд он суховат, но если сойтись с ним покороче, то и в нем, я уверен, обнаружатся добрые качества. Они ведь почти у каждого есть, — закончил этот добросердечный философ. — А ты, Клайв, смотри у меня, не налегай на шампанское!
— Дамское вино! — объявил Клайв. — Я пью кларет.
— Каково, Пенденнис! Порассудить, так Ф. Б. попал в неплохую компанию, — заметил Бейхем.
Мистер Пенденнис, узнав, что ожидается большое общество, собрался было пойти домой — переодеться.
— Хм! Не вижу в этом нужды, — возразил Бейхем. — Разве здравомыслящий человек смотрит на одежду собеседника? Он заметит вот это, — он постучал себя по высокому лбу, — и оценит вот это, — и он приложил руку к левой стороне груди, где, по его убеждению, билось благородное сердце.
— К чему эти разговоры насчет переодевания, — вмешался хозяин. — Обедайте преспокойно в сюртуке, дружище, коли фрак ваш дома, в деревне.
— Он сейчас находится у дядюшки, — отвечал мистер Бейхем с большой важностью, — и я позволю себе так же чистосердечно воспользоваться вашим гостеприимством, как вы его предлагаете, полковник Ньюком.
Незадолго до назначенного часа появился и почтенный мистер Бинни — в коротких панталонах в обтяжку, белых шелковых чулках и бальных туфлях; его лысая голова блестела, как бильярдный шар, а приветливое, румяное лицо так и сияло добродушием. Он расположен был веселиться.
— Ну, друзья, — сказал он, — нынче мы попируем! Покутим, как следует — мы ведь не кутили с прощального обеда в Плимуте.
— Да, славно мы тогда покутили, Джеймс! — воскликнул полковник.
— Еще бы. А какую песню спел тогда Том Норрис!
— Вы тоже отлично поете своего "Джока из Хейзлдина", Джек.
— А уж вы, как начнете петь "Тома Баулинга" — всех за пояс заткнете! — с воодушевлением вскричал сотоварищ нашего полковника.
Мистер Пенденнис только глаза раскрыл от изумления, решив, что они сейчас устроят празднество на тот же лад, что в Плимуте, однако благоразумно промолчал. А тем временем начали подъезжать экипажи, и гости полковника Ньюкома один за другим входили в гостиницу.
Глава XIII,
в которой Томас Ньюком поет последний раз в жизни
Раньше других явились старший помощник капитана и судовой врач с парохода, на котором оба джентльмена вернулись на родину. Старший помощник был шотландец, доктор тоже шотландец; так что из присутствующих членов Восточного клуба трое оказались шотландцами.
Англичане, за единственным исключением, заставили себя ждать, и мы некоторое время стояли у окон, нетерпеливо поглядывая на улицу. Старший помощник вынул из кармана перочинный ножик и стал подрезать когти; доктор и мистер Бинни обсуждали успехи медицины: прежде чем попасть на гражданскую службу в Индию, Бинни работал в эдинбургских больницах. Трем джентльменам с Гановер-сквер и нашему полковнику было что рассказать друг другу про Тома Смита из кавалерийского полка и Гарри Холла из саперной роты; про то, что Тофэм вздумал жениться на вдове бедного Боба Уолдиса, про то, сколько тысяч рупий привез домой Барбер и прочее в этом роде. Высокий седой англичанин, тоже служивший королю на Востоке, присоединился было к их разговору, однако скоро отошел и завел беседу с Клайвом.
— Я знал вашего батюшку в Индии, — сказал мальчику этот джентльмен, — он самый уважаемый и доблестный из тамошних офицеров. А у меня тоже есть мальчик — мой пасынок. Он недавно пошел в армию: он старше вас, родился в конце восемьсот пятнадцатого, как и один его и мой друг, учившийся в вашей школе — сэр Родон Кроули.
— Как же, помню, он был на пансионе, — отвечал Клайв, — а потом унаследовал титул своего дядюшки — сэра Питта, четвертого баронета. Его мать — она сочиняет гимны и ходит в часовню мистера Ханимена — каким-то образом оказалась леди Кроули. Его отец, полковник Родон Кроули, умер на острове Ковентри в августе тысяча восемьсот двадцать… года, а дядя, сэр Питт, и месяцем не пережил брата. Помню, мы в школе много толковали об этом — я был тогда маленький, а старшие держали пари: станет младший Кроули баронетом или нет.
— Когда мы ходили в Ригу, полковник, — рассказывал старший помощник, — они, помню, завсегда подносили нам стаканчик до обеда. И раз приятели ваши позадержали нас с обедом, так я, пожалуй, поступлю как в Риге — на вахте-то мне нынче не стоять. Джеймс, миляга, поднеси мне стаканчик коньячку! Пробовали вы коньячный коктейль, полковник? Когда мы ходили в Нью-Йорк, мы завсегда малость пропускали до еды и… А, благодарствую, Джеймс!.. — И он опрокинул стаканчик коньяку.
Тут слуга возгласил: "Сэр Томас де Бутс!", и, по обыкновению, свирепо оглядывая собравшихся, вошел сей генерал при всех регалиях, багровый в лице, перетянутый в талии и неотразимый в своем белоснежном галстуке и огромном жилете.
— Звезды и подвязки, черт подери! — воскликнул мистер Фредерик Бейхем, — Послушайте, Пенденнис, уж не должен ли сюда пожаловать сам герцог Веллингтон? Знай я наперед, ни за что не пришел бы в блюхеровских башмаках. Даже Хоби, мой сапожник, никогда бы, черт возьми, не допустил, чтобы бедный Ф. Б. явился на встречу с его светлостью в такой обуви. Слава богу, хоть белье-то в порядке!.. — И Ф. Б. возблагодарил за это всевышнего. В самом деле, только очень уж любопытный глаз мог бы обнаружить, что на его благопристойном белье вместо метки "Ф. Б." стояло "Ч. X." — Чарльз Ханимен.
Полковник Ньюком поочередно представил новоприбывшего всем гостям, как перед тем каждого из нас, и сэр Томас, переводя взгляд с одного на другого, всякий раз изволил так явственно выразить на своем лице: "Ну, а вы, черт возьми, кто такой, сэр?!" — что, право, мог даже не утруждать себя этим вопросом. Джентльмена, беседовавшего с Клайвом у окошка, он, очевидно, немного знал и довольно дружелюбно бросил ему: "Здорово, Доббин!"
Наконец подкатил экипаж сэра Брайена Ньюкома, и из него торжественно вышел сам баронет, опираясь на руку облаченного в плюш и осыпанного пудрой Аполлона, который, захлопнув дверцы огромной кареты, взгромоздился рядом с кучером, тоже в парике и галунах. Епископы нынче восседают в парламенте без париков; нельзя ли и тех, кто сидит на козлах, избавить от этого нелепого украшения? Разве так уж необходимо для нашего удобства, чтобы те, кто работают на нас в доме и на конюшне, походили на ряженых? Сэр Брайен Ньюком, приветливо улыбаясь, вошел в комнату; он сердечно поздоровался с братом, дружески — с сэром Томасом; Клайву кивнул и улыбнулся, а мистеру Пенденнису милостиво разрешил пожать два пальца своей правой руки. Такое проявление благосклонности, разумеется, восхитило названного джентльмена. Кто из смертных не почувствует себя счастливым, удостоившись права слегка пожать столь высокочтимые персты! Когда какой-нибудь джентльмен оказывает мне подобную милость, я всегда мысленно спрашиваю себя, зачем он вообще себя утруждал, и жалею, что вовремя не догадался сунуть ему в ответ один палец. Будь у меня десять тысяч годовых и кругленький счетец на Треднидл-стрит, невольно думаю я, он, уж конечно, осчастливил бы меня всей пятерней.
