На какое-то время это его даже воодушевило и вызвало прилив новых сил. Он стал больше улыбаться и вступал в разговоры со случайными попутчиками в поездах и с соседями по гостиничным номерам. Теперь он чаще гулял по вечерам и смеялся долго и громко по любому поводу. Он начал безрассудно тратить деньги; вместо прежних скромных обедов за шестьдесят центов теперь он заказывал себе солидные долларовые: отбивную с двойным салатом или хороший кусок колбасы с картофелем.
Каждый раз, когда он приезжал в Техас, что-то происходило с ним: он чувствовал самое натуральное физическое недомогание. Однажды в Траубридже, небольшом городке в западной части штата, почувствовав себя весьма отвратительно, он решил сходить в больницу. Врач, обследовавший его, пришел в ужас и забил тревогу. Браш оказался весь напичкан болезнями. У него был амебиаз и показания на синус аорты; выявились ревматизм и явное разлитие желчи. У него отекли бронхи и начинала развиваться астма; в сердце слышались шумы. Весь его организм, казалось, был подвержен невидимому, но неуклонному разрушению, и с каждым днем Брашу становилось все хуже. Ему пришлось на несколько недель лечь в больницу, где он пролежал все эти дни почти без движения, ни слова не говоря, отвернувшись лицом к стене. Он лишь произнес несколько фраз из «Короля Лира», плохо переведенных на немецкий. Браш по-своему понимал все, что с ним происходит, и при случае попытался изложить доктору собственную теорию болезней, но, не сказав ничего вразумительного, закончил свое объяснение словами: «Ich sterbe, du stirbst, er, sie, es stirbt; wir sterben, ihr sterbet, sie sterben, Sie sterben»[25].
В больнице впервые ему пришлось заполнить учетную карточку: имя, возраст, служебный адрес. Медсестра-регистратор написала в «Каулькинс и компанию» о том, что Браш находится у них на излечении. К нему тут же посыпались одно за другим письма из компании, но Браш оставлял их на своем столике даже не распечатав.
До этого Брашу никогда еще не приходилось лежать в больнице; даже бывать там за всю свою жизнь ему случалось считанные разы. Но у него и на этот случай была своя теория, согласно которой опытные медсестры являлись не кем иным, как настоящими жрицами. Увидев или встретив медсестру, он кланялся ей и взирал на нее с глубочайшим почтением. Мисс Коллоквер, которую закрепили за Брашем, отличалась совершенной безукоризненностью в исполнении своих обязанностей, но она, казалось, совсем не имела склонности выполнять что-либо сверх этих обязанностей, хотя Браш ожидал от нее иного.
Однажды она, облокотившись на ширму, за которой лежал Браш, вежливо спросила его:
— Вы не спите?
— Нет, — ответил Браш.
— Там один очень хороший человек хочет поговорить с вами, — сказала она и поправила ему простыню. — Его зовут доктор Бави. Это наш священник из Первой Методистской церкви. Не хотели бы вы побеседовать с ним?
Браш покачал головой:
— Нет.
— Вам будет очень интересно! Это оч-чень, оч-чень приятный человек! — продолжала она, нимало не смущаясь. — Позвольте, я немножечко поправлю вам… вот та-а-ак! — нараспев сказала она, слегка пригладив ему волосы неизвестно откуда появившейся у нее в руках щеткой для волос.
— Теперь все в порядке. Вы у меня прямо как агнец! Золото вы мое! Входите, доктор Бави!
Доктор Бави оказался пожилым бородатым человеком в сильно поношенном сюртуке; узкий черный галстук туго охватывал ворот его синей фланелевой рубашки. Он пришел сюда после длительного разговора с директором больницы.
Браш уткнулся в подушку, прижав ее к лицу обеими руками. Лишь на мгновение он чуть поднял голову, чтобы взглянуть на вошедшего, но тут же опять спрятал лицо.
— Что такое? Что с вами, мой мальчик? — ласково спросил доктор Бави, придвигая свой стул к кровати больного.
Браш не отвечал. Доктор Бави понизил голос:
— Вы ничего не хотите мне сказать?
Браш хранил молчание. Лицо доктора Бави стало слегка враждебным, но он держал себя в руках.
— Врач сказал мне, что вы очень больны, очень больны, мой дорогой. Мы с вами должны подумать об этом, да, сэр!
Он достал бланк анкеты, незаметно положил его себе на колено и приготовил карандаш.
— Ваши дорогие родители еще живы, мистер Браш?
Браш кивнул в подушку.
— Не думаете ли вы, что следует отправить им телеграмму о том, что вы больны? Не думаете ли вы, что было бы лучше, если бы ваш отец или ваша мать приехали к вам?
— Нет, — ответил Браш.
— Тогда скажите мне их имена и адрес, где они живут.
Браш назвал имена и адрес своих родителей, и доктор Бави, лизнув карандаш, записал сведения в анкету. Потом выяснилось, что Браш женат, и адрес Роберты был записан тоже, вместе с датой бракосочетания.
Доктор Бави, немного помявшись, задал следующий вопрос:
— М-м… Дети?..
— Двое, — ответил Браш. — Один жив, другой умер. Живой — девочка, Элизабет Марвин Браш. Ей четыре года. Мертвого ребенка звали… звали… — Он замолчал в замешательстве, потом добавил решительно: — Его звали Дэвид.
Доктор Бави поднял брови, но записал и это.
— А теперь не хотите ли вы что-нибудь передать через меня вашей семье, мистер Браш?
— Нет.
Доктор Бави отложил свою анкету в сторону.
— Я хочу, чтобы ты серьезно задумался, мой дорогой мальчик. Конечно, я надеюсь, что Господь скоро вернет тебя к жизни на пользу христианам. Но воля Господа нашего не всегда совпадает с нашей волей. Он призовет нас, когда Ему будет угодно. Какую веру ты исповедуешь, позволь тебя спросить?
Браш оторвал лицо от подушки.
— Никакой, — сказал он громко.
Доктор Бави дернул подбородком и прокашлялся.
— Многие люди, очень многие люди считают за лучшее просить Бога в лице Его священников о прощении за прегрешения, совершенные ими в этой жизни, — да, мой мальчик! Это облегчает им душу, брат мой!
Губы Браша сложились в горькую усмешку.
— Я нарушил все десять заповедей, за исключением двух, — произнес он. — Я никого не убил и не сотворил себе кумира. Хотя много раз я был почти готов убить себя. Да, я не шучу. Я никогда не поддавался искушениям, но уверен, что рано или поздно произойдет и это. Я говорю вам об этом не потому, что сожалею о своей прошлой жизни, а потому, что мне не нравится ваш тон. Я вполне доволен тем, как я жил, и если бы начать сначала, все делал бы точно так же. Просто я очень ошибался, считая, что люди будут делаться все лучше и лучше, пока не станут совершенными…
Браш замолчал. Наступила долгая пауза.
Доктор Бави несколько раз словно что-то глотнул, затем произнес дрожащим голосом:
— И все-таки, несмотря ни на что, мистер Браш, я обязан у постели больного… в критическом положении… произнести несколько… произнести несколько слов молитвы.
Браш поднял голову и свирепо взглянул на него.
— Нет! — отрезал он.
— Мальчик мой, мальчик мой! — в смятении пробормотал священник, подняв руки, словно защищаясь.
— Если бы Бог существовал на самом деле, все это Ему бы не понравилось, — с неожиданной силой крикнул Браш. — Разве вы не понимаете, что не имеете права спрашивать о конкретных фактах? Вы священник, а не полицейский следователь!
— Мистер Браш!..
— Вы можете спрашивать только о вере, и ни о чем больше!
— Хорошо, хорошо… О Господи!..
— Но и это вам ничего не даст! Взгляните на меня. Чем больше я молился, тем хуже мне становилось. Оказалось, что я все делал не так. Все мои знакомые стали ненавидеть меня. Разве это не доказывает, что Бога нет? Когда вы были молоды, думаю, вы молились о том же, о чем и я. А теперь посмотрите на себя, кем вы стали: вы последний глупец! Вы сухой, бездушный человек. Готов спорить, что вы даже станете оправдывать войну.
Доктор Бави вскочил в ужасе и принялся поспешно собирать свои вещи: анкеты, шляпу, плащ, трость, Библию…
Браш продолжал:
— Другое доказательство, что Бога не существует, состоит в том, что Он позволяет таким глупцам, как вы, оставаться священниками. Я давно уже думаю об этом и рад теперь случаю высказаться вслух. Все священники глупы — слышите? — все!.. За исключением одного.
Доктор Бави так рассердился, что даже страх у него прошел. Он склонился над Брашем.
— Молодой человек, — членораздельно произнес он, — неужели вы примете смерть с этими самыми словами?
Их взгляды скрестились. Браш, сразу ослабевший после своей вспышки, в изнеможении закрыл глаза.
— Нет, — сказал он. — Извините меня.
— Я понимаю, что вы больны. Я надеюсь, что вы подумаете об этом и поймете, что ваша гордыня смешна. Я приду к вам еще раз.
Он подождал, но Браш ничего не ответил.
— Здесь у вас целая гора писем, — сказал наконец священник. — Если хотите, я вам прочту…
— Не надо. Сейчас мне совсем не до писем, — не поворачивая головы, глухо проговорил Браш.
