— Неужели, кабальеро, я похож на хозяина постоялого двора? — спросил Дон Кихот.
— Не знаю я, на кого вы похожи, — отвечал всадник, — знаю только, что вы мелете вздор, называя гостиницу замком.
— Да, это замок, — сказал Дон Кихот, — да еще один из самых лучших в этих краях, и в нем нашли себе приют на ночь люди, которые носили в руке скипетр, а на голове — корону.
— Должно быть, просто-напросто тут остановилась труппа комедиантов: у них, как известно, часто бывают и картонные короны и скипетры; других королей и принцев нельзя, конечно, найти в такой жалкой маленькой гостинице.
— Плохо же вы знаете свет, — возразил Дон Кихот, — если вам неведомы приключения, случающиеся со странствующими рыцарями.
Но всадникам, которые всю ночь провели в дороге, было не до пререканий с Дон Кихотом. Они с такой яростью принялись снова стучать в ворота, что все в гостинице проснулись, и хозяин вышел узнать, кто там стучит. В это время одна из лошадей всадников подошла и стала обнюхивать Росинанта, который стоял, опустив уши, грустный и задумчивый, и, не шевелясь, поддерживал своего повисшего господина. Но хоть он и казался деревянным, все же в жилах его текла живая кровь: он не остался нечувствительным к ласке и в свою очередь потянулся обнюхивать приятеля. Но как только он сделал легкое движение, ноги Дон Кихота разъехались, он соскользнул с седла и грохнулся бы на землю, если бы не повис на уздечке. Тут он почувствовал такую ужасную боль, словно ему резали кости или выламывали руку из плеча. Он висел так низко от земли, что почти касался ее ногами, но от этого ему было только хуже: ибо, видя, что еще немного и он сможет стать на землю всей ступней, бедняга изо всех сил старался дотянуться до земли, а это лишь усиливало его мучения. В конце концов пытка стала нестерпимой, и Дон Кихот завопил так громко, что хозяин гостиницы поспешно отпер ворота и в страхе выбежал узнать, откуда несутся эти крики. Проснулась от этих воплей и Мариторнес; догадавшись, в чем дело, она побежала на чердак, тайком от всех отвязала уздечку, на которой висел Дон Кихот, и рыцарь шлепнулся на землю. Тут подоспели хозяин и кое-кто из путешественников и, обступив его, стали спрашивать, что с ним случилось и почему он так кричит. Наш рыцарь, не отвечая ни слова, развязал на своей руке петлю, поднялся на ноги, вскочил на Росинанта, прикрылся щитом, взял копье наперевес и, отъехав для разгона на порядочное расстояние, вернулся полугалопом и закричал:
— Всякого, кто скажет, что я был околдован за какие-нибудь грехи, я с позволения моей госпожи, принцессы Микомикон, объявляю лжецом, требую к ответу и вызываю на поединок.
Эти слова Дон Кихота очень удивили новоприбывших, но хозяин объяснил им, кто такой Дон Кихот, и посоветовал не обращать на него внимания, так как он не в своем уме.
Между тем уже совсем рассвело, и солнечные лучи, а также шум, поднятый Дон Кихотом, разбудили постояльцев. Двор гостиницы стал постепенно наполняться людьми. Вновь прибывшие всадники занялись своими делами и не обращали никакого внимания на Дон Кихота, так что наш рыцарь выходил из себя от бешенства и досады. Если бы Дон Кихот мог отыскать в уставе своего рыцарского ордена параграф, разрешающий странствующему рыцарю пускаться в новые приключения, хотя он дал клятву всецело посвятить себя задуманному ранее подвигу, он бы, наверное, напал на них и заставил волей-неволей принять вызов. Однако ему казалось неприличным и неподобающим рисковать своей жизнью в случайных поединках, пока принцессе Микомикон не возвращено ее царство, и потому он решил отказаться от своих воинственных намерений. Как раз в это время у ворот гостиницы раздались громкие крики: двое постояльцев, заметив, что внимание хозяина отвлечено приезжими, вздумали воспользоваться этим и улизнуть, не заплатив за ночлег; но хозяин поймал их у ворот и потребовал платы; при этом он так ругался, что те в ярости бросились на него с кулаками. Несчастный стал кричать и звать на помощь, однако все были так поглощены своими делами, что никто не отозвался на его вопли; тогда хозяйская дочь обратилась к стоявшему поодаль Дон Кихоту и воскликнула:
— Ваша милость, сеньор рыцарь, если бог наградил вас силой, так помогите моему бедному отцу, которого эти злодеи молотят, как рожь.
На что Дон Кихот спокойно ответил:
— Прекрасная девица, сейчас я не в состоянии исполнить вашу просьбу, ибо дал слово не вмешиваться в новые приключения, пока не завершу принятого на себя подвига. Но вот что мы сделаем: бегите и скажите вашему отцу, чтобы он бился смелее и ни в коем случае не сдавался, а я попрошу разрешения у принцессы Микомикон помочь ему в беде; если она мне позволит, вы можете быть уверены, что я его выручу.
— Ах, грехи наши! — воскликнула Мариторнес, стоявшая тут же. — Да прежде чем ваша милость получит это разрешение, мой господин будет уже на том свете!
— Только бы, сеньора, мне получить это разрешение, — ответил Дон Кихот, — а уж там безразлично, будет ваш господин на этом свете или на том: я и с того света ворочу его, хотя бы весь ад ополчился против меня. А не то так отомщу за него, что вы будете вполне удовлетворены.
С этими словами он преклонил колени перед Доротеей и в выражениях, подобающих странствующим рыцарям, стал просить ее величество соизволить дать ему разрешение помочь владельцу замка, который сейчас бьется в жесточайшем бою. Принцесса охотно дала свое согласие, и Дон Кихот, прикрывшись щитом и схватив меч, тотчас же устремился к воротам гостиницы, у которых два постояльца продолжали колотить хозяина, но, подойдя поближе, он внезапно остановился как вкопанный, хотя Мариторнес и хозяйка кричали ему, чтобы он поскорее помог их господину и супругу.
— Я медлю потому, — сказал Дон Кихот, — что мне не подобает поднимать меч против низкого люда. Позовите сюда моего оруженосца Санчо, ибо в этих случаях обязанность выступить защитником и мстителем лежит на нем.
Тем временем меткие удары и пинки так и сыпались на злополучного хозяина, и Мариторнес, хозяйка и ее дочка выходили из себя, видя, что Дон Кихот медлит, когда их господину, супругу и отцу приходится так плохо.
Как раз в эту минуту дьявол принес в гостиницу того самого цирюльника, у которого Дон Кихот отнял шлем Мамбрина, а Санчо Панса снял седло и сбрую с осла. Направившись со своим ослом в конюшню, цирюльник застал там Санчо Пансу, который возился с седлом. Узнав свое добро, он тотчас же набросился на нашего оруженосца, восклицая:
— А, дон воришка, теперь-то вы попались! Давайте-ка сюда мой бритвенный таз, седло и сбрую, которую вы у меня стащили!
При этом внезапном нападении Санчо выпрямился и, недолго думая, влепил цирюльнику такой удар кулаком, что у того кровь залила рот. Однако цирюльник схватился за седло и закричал так громко, что все находившиеся в гостинице сбежались на шум. Цирюльник вопил:
— Правосудие! Сюда! Именем короля! Этот вор, этот разбойник с большой дороги украл у меня седло, а теперь хочет меня убить.
— Врешь, — отвечал Санчо, — я не разбойник с большой дороги! Это седло завоевал в честном бою мой господин Дон Кихот.
— В честном бою! — орал разъяренный цирюльник, замахиваясь на Санчо кулаком. — Ах ты, негодяй!
Санчо парировал удар, и между ними завязалась ожесточенная драка. Сбежавшиеся постояльцы только глядели на их схватку, не рискуя вмешиваться в потасовку, ибо не знали, в чем дело и кто тут прав, а кто виноват.
Между тем Дон Кихот убедил, наконец, постояльцев оставить хозяина в покое и уплатить ему свой долг. После этого наш рыцарь, уже давно слышавший крики своего оруженосца, бросился в конюшню, чтобы узнать, в чем дело. Видя, как ловко Санчо ведет бой с цирюльником, Дон Кихот с удовольствием убедился в храбрости своего оруженосца и решил, что при первом же удобном случае его следует посвятить в рыцари, ибо он с честью может послужить рыцарскому ордену.
Глава 27, в которой продолжается рассказ о необыкновенных происшествиях на постоялом дворе
Ссора между цирюльником и Санчо Пансой все разгоралась.
— Смотрите, сеньоры, — кричал цирюльник, обращаясь к постояльцам гостиницы, собравшимся во дворе и глазевшим на драку, — этот мошенник украл мое седло. А что оно мое — это так же верно, как то, что бог когда-нибудь пошлет мне смерть. Да вот здесь в стойле находится мой осел, — уж он не станет лгать. Не верите, так примерьте сами: если седло не придется ему как раз впору, зовите меня мошенником. Кроме того, этот разбойник утащил у меня совсем новенький бритвенный таз, за который я платил из собственного кармана целый эскудо.
Услышав это, Дон Кихот не мог сдержаться: он стал между спорящими, разнял их и, положив седло на землю, чтобы оно было у всех на виду, пока не выяснится, на чьей стороне правда, произнес:
