Я не хочу сказать, что у нас нет недостатков. Нам еще многое надо сделать — скажем, заасфальтировать пригородные дороги, потому что, поверьте мне, именно тот, кто зарабатывает от трех до десяти тысяч в год и имеет автомобиль, славную семейку и небольшой домик в пригороде, — именно этот человек и является двигателем прогресса!
Эти люди сейчас правят Америкой, они идеал человека, на которого должен равняться весь мир, если он хочет добиться, чтобы люди на нашей маленькой планете жили приличной, упорядоченной, христианской жизнью! Иногда призадумаешься и так ясно представишь себе этакого вот солидного американского гражданина, что на душе становится радостно.
Этот Идеальный Гражданин — я прежде всего представляю его живым и подвижным, как хороший охотничий пес. Он не тратит драгоценное время на бесплодные мечтания, на всякие великосветские приемы и балы, не вмешивается не в свое дело, а работает с огоньком в какой-нибудь торговле, или имеет профессию, или даже занимается искусством. Вечером закурит хорошую сигару, сядет за руль доброй своей машины, ругнет карбюратор и помчится домой. Скосит травку на лужайке или потренируется в гольф, а тут и обед готов. После обеда расскажет ребятишкам сказку, либо сведет их в кино, либо сыграет партию-другую в бридж, а то и почитает газету или хороший, увлекательный роман из жизни ковбоев, если уж его тянет на литературу. А то зайдет кто-нибудь из соседей, посидят, поболтают о друзьях, поделятся новостишками. Такой человек ложится спать довольный, с чистой совестью, зная, что и он внес лепту в дело процветания родного города, да и на свой банковский счет.
И в политике, и в религии этот Здравомыслящий Гражданин умнее всех на свете, а уж что касается искусства, у него врожденный вкус, он всегда выбирает самое лучшее. Ни в одной стране в мире вы не найдете на стенах гостиных такого количества репродукций со старых мастеров и с известных картин, как в наших Соединенных Штатах. Ни в одной стране нет такого количества граммофонов с набором пластинок — и не только танцевальных, но и серьезных, оперных — например, оперы Верди, — где поют самые высокооплачиваемые певцы в мире.
В других странах искусством и литературой занимаются всякие опустившиеся личности, которые ютятся на чердаках и живут на одних макаронах и выпивке, а у нас, в Америке, преуспевающего писателя или художника не отличишь от всякого другого приличного дельца. И я, со своей стороны, только могу радоваться, что у человека, который даже скучное деловое содержание может облечь в интересную, увлекательную форму, умеет протолкнуть свой литературный товар с напором, с нажимом, у такого человека есть все шансы заработать свои пятьдесят тысчонок в год, и он может на равной ноге встречаться с самыми крупными дельцами, иметь большой дом и шикарную машину — ничуть не хуже, чем у любого индустриального магната! Но имейте в виду, что судьба писателя зависит исключительно от одобрения того Славного Малого, которого я вам только что описал, так что в развитии литературы надо отдать должное и ему, а не только самим писателям.
Наконец, — и это самое важное! — наш Стандартный Гражданин, даже если он холост, любит детишек, оберегает семейный очаг, этот краеугольный камень нашей цивилизации, который был, есть и останется тем, что больше всего отличает нас от развращенных народов Европы.
Сам я никогда в Европе не был, да, по правде сказать, не так уж меня и тянет в те края, когда я еще не видел всех великих городов и гор своей собственной родины, — но мне кажется, что и за границей есть много людей, близких нам по духу. Недавно я слышал, как один из самых рьяных «ротарианцев» хвалил деловую хватку и сметку стопроцентного американца на таком раскатистом диалекте, что сразу запахло доброй старой Шотландией и цветущим вереском Бобби Бернса. Но в то же самое время одно отличает нас от наших братьев, дельцов Старого Света: они охотно повторяют мнения всяких снобов, журналистов и политиков, а современный американский делец умеет постоять за себя и всякому скажет ясно и вразумительно, что он сам себе хозяин. Ему не надо нанимать какого-нибудь высоколобого ученого, когда приходится отбиваться от тех, кто занимается гнусной критикой нашего здорового и дельного образа жизни. Это в старину купцы двух слов связать не умели. А у современного коммерсанта и язык хорошо подвешен, и кулак крепкий.
И при всей своей скромности, я хочу встать во весь рост перед вами, как представитель деловых кругов, и сказать: «Вот они, наши люди! Вот образец Стандартного Американского Гражданина! Вот оно, новое поколение американцев: настоящие мужчины, с волосатой грудью, с ласковыми глазами и новейшими арифмометрами в конторах. Нет, мы не хвастаемся, но мы собой крепко гордимся, а если мы вам не нравимся — берегитесь и лучше убирайтесь подальше, не то вас сметет циклон новой жизни…
Ну вот… Попытался я тут, как умел, нарисовать вам портрет Настоящего Парня, со сметкой и хваткой. И только потому, что в Зените таких очень много, наш город стал самым крепким и самым выдающимся из всех американских городов. Конечно, есть настоящие люди и в Нью-Йорке, но этот город одолевают иностранцы. И в Чикаго и в Сан-Франциско от иностранцев отбою нет. Разумеется, у нас есть свои жемчужины — Детройт и Кливленд с их знаменитыми заводами, Цинциннати с его машиностроением и мыловаренной промышленностью, Питсбург и Бирмингем, где варят сталь, Канзас-Сити, Миннеаполис и Омаха, чьи гостеприимные двери широко распахнуты среди океана плодородных полей, есть множество других городов во всем их великолепии, — да, по последней переписи, в Америке ровно шестьдесят восемь замечательных городов с населением более ста тысяч! И все эти города являются нашей опорой, нашей силой и нашей чистотой, нашим орудием против всяких иноземных выдумок и коммунизма, — тут и Атланта с Гарфортом, и Рочестер с Денвером, и Милуоки с Индианаполисом, и Лос-Анжелес со Скрентоном, и Портленд в штате Мэн, и Портленд в Орегоне. Настоящий хороший Боевой Малый из Балтиморы, Сиэтла и Дулута как близнец похож на Славного Делягу из Буффало или Экрона, Форт-Ворса или Оскалусы!
Но именно у нас, в Зените, на родине мужественных мужчин, женственных женщин и резвых ребят, вы найдете больше всего вот таких Настоящих Парней, — потому-то наш город и стоит особняком, потому-то Зенит и войдет в историю, как первенец в эре всеобщей цивилизации, которая наступит, когда навеки исчезнет старый медлительный образ жизни и заря всеобщих смелых упорных дерзаний воссияет над землей!
И я надеюсь, что придет время, когда люди перестанут восхищаться старыми, изъеденными молью, заплесневелыми европейскими городишками и отдадут должное великому гению Зенита, боевому духу, который заставляет нас решительно бороться за успех, за то, чем «Зенит знаменит» во всех тех широтах и долготах, где известно, что такое сгущенное молоко и картонные коробки! Верьте мне, слишком долго весь мир находился под влиянием тех стран, где нет ничего, кроме чистильщиков сапог, пейзажей и спиртного, где на сто человек едва ли приходится одна ванная комната, где не отличают папки от подшивки! И давно пора кому-нибудь из нас, зенитцев, встать во весь рост и крикнуть вслух, кто мы такие!
Поймите, что Зенит и другие города — его сверстники — рождают новый тип цивилизации. Да, между Зенитом и его соседями много сходства, и я лично этому очень рад! Разумная стандартизация все растет, и стандартные магазины, конторы, улицы, отели, одежда и газеты показывают, как крепок и прочен наш образ жизни.
Я всегда с удовольствием вспоминаю стихи, которые Чам Фринк написал для газет о своих лекционных турне. Многие из вас их читали, но все же разрешите мне огласить эти стихи. Это — классические стихи, как стих Киплинга «Заповедь» или поэма Эллы Уилер Уилкокс{40} «Стоящий человек», и я не расстаюсь с этой газетной вырезкой:
Когда я мчусь во весь опор, — поэт и коммивояжер, я не кляну судьбу свою, жую резинку и пою. Я подарить любому рад сердечный смех и бодрый взгляд; как подобает рифмачу, напропалую я шучу. Развею со студентом грусть, с ротарианцем посмеюсь, мне жизнь приятна и легка, и знаю я наверняка, что не похож на дурака. Но старый хитрый сатана не знает отдыха и сна, покрутит он хвостом — и вот меня весь день хандра грызет. Я грустен, словно пес цепной, забытый дома в выходной. В своей машине модной мчась, я проклинаю день и час, когда стал лектором, и мне противно шляться по стране. От самых дорогих сигар в моей башке стоит угар, я одного хочу — домой, вновь есть омлеты с ветчиной, в кругу, где вся моя родня и где всегда поймут меня.
А дом далек — плевать на грусть! — в отеле лучшем поселюсь, неважно где: будь то Мекон, Колумбус или Вашингтон, Толедо или Джефферсон. И чувствую себя я в нем, как будто это отчий дом. Чтоб разогнать тоску свою, у входа молча постою, увижу площадь, а на ней перед кино толпу людей; все тот же ряд знакомых лиц, и те же шляпки у девиц, и носят все — ну что за черт! — материи знакомый сорт. К мужчинам подойду — и тут знакомый разговор ведут: бейсбол, политика, авто, — короче говоря, все то, что слышал я уже не раз, о чем болтают и у нас!