Янко Есенский - Демократы

«Это, наверно, хозяин дома, — догадался Ландик, — а книга — свод законов. Еще один страж правды и справедливости».

Кто-то закричал из дальней комнаты:

— Здравствуйте, не угодно ли присесть?

Голос был хриплый, словно у чревовещателя.

«Не может быть, чтобы это была Желка, — размышлял пораженный Ландик. — Наверно, какая-нибудь старая бабушка».

— Не угодно ли присесть? — проскрипел тот же голос.

— Целую ручки милостивой пани, — закричал Ландик, — я уже сел.

— Приветствую вас!

— Благодарю, сударыня.

— Не угодно ли сесть?

Ландик сел в кресло, скрестив ноги, и положил перчатки на колени. «Что за черт! Наверно, у нее подагра и она не может двигаться, или она в нижней юбке».

— Гл-гл-гл-гл, — услышал он.

Будто кто-то пил из бутылки, прямо из горлышка.

«Почему она не нальет в стакан? — удивился он. — Где это слыхано: пить прямо из бутылки?»

— Пррр… пук!

Ландику стало не по себе. «Она, наверное, больна, если не может сдержаться, — огорченно подумал Ландик, — но почему же не закроет дверь?»

— Как живете?

— Целую ручки, благодарю! — кричал Ландик. — Так себе.

В этот момент за спиной у него кто-то захохотал. Ландик быстро обернулся и увидел девушку в черном котелке, длинном пиджаке, жилетке, брюках и сапогах, с хлыстиком в руке. Хлопая им по голенищу, она вздрагивала от смеха.

— Не угодно ли сесть, — каркало из дальней комнаты, — я сейчас выйду!

— Целую ручки, — поклонился в ту сторону Ландик и с любопытством посмотрел на барышню в брюках и с хлыстиком.

— Куш! — закричала барышня в ту сторону, куда Ландик посылал свои «целую ручки». — Это попугай тебя приветствует, — обратилась она к гостю. — Здравствуй, Яник! Не узнаешь? Ну! — И она сложила губки для поцелуя.

— Желка!

Они по-дружески расцеловались. Ландик чувствовал себя неловко оттого, что так долго беседовал с попугаем, титуловал его «милостивая пани» и даже «целовал ручки». Но он превозмог свое смущение. Желка утешила его:

— У нас каждый новый гость проходит через это.

«Я бы не сказал, что это тактично — так смущать нового человека. Противные люди, попугай тоже», — подумал про себя Ландик.

— Что ты делаешь в Братиславе? — поинтересовалась Желка.

Ландик рассказал, что его перевели в Братиславу по службе. Он явился засвидетельствовать свое почтение, но у него есть и просьба. Собственно, не его просьба, а управления, пана президента, министерства, будапештского посольства и индийского короля. Требуется десять — пятнадцать барышень в национальных костюмах для встречи его величества Ифтикара-ул-Мулк-Багадура.

— Мы все с надеждой и доверием обращаемся именно к барышне Желке, то есть к тебе, и надеемся, что ты не откажешься протянуть нам руку помощи в таком важном деле. Подумай только — Индия у братиславских берегов, королевская нога ступит на землю нашей республики, — ораторствовал он.

Желка была «ужасно» рада, что Яник останется в Братиславе: одним хорошим товарищем будет больше — в кафе, при катании верхом, гребле, купанье, на танцах, прогулках. Вопрос о национальных костюмах заставил ее призадуматься.

— Милый мой, — начала она с оттенком грусти, — ну кто теперь станет носить национальный костюм? Да любая женщина лучше купит себе два модных туалета. Национальный костюм неудобен, тяжел. Сапоги… Немыслимо… Но все же я с радостью помогу тебе… У меня есть тирольский, остался от бала… У Тольдички есть голландский… У Верки испанский…

— Но нужны именно словацкие, национальные… Пештянский, чичманский, моравский…

— Может, в театре взять? У примадонны наверняка есть. И в театральном гардеробе тоже, наверно, кое-что найдется. Да и в музее, в отделе костюмов… Подожди, мы все соберем.

— Но это нужно к четырем часам. В шесть приедет король. Мы все будем тебе очень благодарны, милая Желка, — Ландик погладил ее по руке. — И не сердись на меня за ту летнюю историю, — просительно добавил он. — Мне тогда было очень неприятно. Даже и теперь, стоит мне только вспомнить об этом, кровь бросается в лицо от стыда.

— Ну-ка покажи, — она взяла его за подбородок и подняла голову. — Что-то не видать. Я испугалась, и мне было стыдно перед Дубцом… А чего это ты рассердился, что и уехал не простившись?

— Мне показалось, что я куколь в жите, бедняк среди богатых.

— Оставайся обедать, я одна, родители на банкете. Поделюсь с тобой.

— Спасибо, но мне надо еще написать речь.

— Ты будешь произносить речь? — удивилась Желка.

— Да.

От радости Желка всплеснула руками:

— Мы придумаем ее за обедом. Я помогу тебе ее составить. — Она встала в позу и, приложив руку к сердцу, заговорила: «Мы весьма польщены тем, что ваше величество снизошло до посещения нас, стольного города Словакии».

— Желка, пароход не стоит, он, вероятно, уже приближается к Комарно, — напомнил ей Ландик, как перед этим напоминал Шкврнитому. — И время не ждет.

— Я сейчас переоденусь, а после обеда зайду к подругам. Сейчас вряд ли кого застанешь дома. До часа еще много времени.

Она ушла и скоро вернулась в красном кимоно. Лицо ее выражало озабоченность.

— Слушай, а понимает этот Багадур по-словацки? Речь, пожалуй, нужно сказать по-английски или по-французски! Понимает он?

— Не знаю!

— Скажи ее по-французски.

— Но я не знаю французского.

— Это пустяк! Я тебя научу.

— Я не выучу.

— Неужто ты хуже нашего попугая?

Прежде чем принесли обед, речь была готова. Ландик диктовал ее, Желка писала.

— Ваше величество, милостивый король…

— …Милостивый король… Поворачивая глобус, мы легко находим на нем великую Индию.

— Индию, — писала Желка.

— Но с трудом…

— С трудом — вместе или отдельно?

— Конечно, отдельно!

— С трудом мы находим нашу маленькую Словакию.

— Яник, я лучше сразу переведу речь на французский.

Ландик согласился. Речь получилась короткая, но выразительная. В ней, как мы уже рассказали выше, говорилось о великой Индии и маленькой Словакии, о великом человеке и маленьком человеке, о великом почете, оказанном этим великим человеком маленькому человеку. Это посещение — великий дар, за который маленькая страна может только благодарить слабыми, но зато горячими, искренними словами.

В этих слабых, но горячих словах — наша великая благодарность за великий дар и уважение, оказанное нам. Желаем и т. д.

Желка с помощью маленького словарика перевела речь.

«Votre Majesté le grand roi des Indes! Quand nous tournons le globe, nous trouvons le grand pays des Indes et en continuant à tourner, nous apercevons ensuite, bien loin d’eux, la petite Slovaquie. A ce petit pays s’est abaisse le représentant des grands Indes. Nous voyons en cette visite un présent de vous, pour lequel nous vous remercions. Soyez bienvenu chez nous et portez vous bien dans la petite capitale de la Slovaquie. Nous vous souhaitons bon voyage!»

Желка написала речь и в словацкой транскрипции, и Ландик за кофе, держа бумажку в руке, заучивал произношение и запомнил уже два предложения. Не все, правда, было переведено так, как он диктовал, но речь все-таки получилась хорошая. Правда, сразу же после приветствия, за «soyez bienvenu», стояло «bon voyage», то есть это звучало примерно так: «Мы рады приветствовать тебя. Черт тебя побери, скатертью тебе дорога». Последнее предложение для ясности выбросили.

Желка смеялась над произношением Ландика и то и дело поправляла его:

— Не гнусавь так сильно. «Р» не так твердо… Не «пррезант», а «пвеза́»… Не морщи нос!.. Не «поурр», а «пув»… Не «рремеррсьон», а «вемевсьон». Не «поррте», а мягко — «повте».

— Пвеза… пув… вемевсьон… — старался он. — Так?

— Хорошо.

Тотчас после кофе Ландик распрощался. Собираясь к подругам за костюмами, Желка опять пошла переодеваться.

— Ты приходи, Яник, — пригласила она Ландика.

«Милая, отзывчивая девушка, — думал Ландик, спускаясь по лестнице. — Только вот дурацкий попугай. Очень, конечно, глупо… Гван воа дезэнд… Ну воайон ан сэт визит ан пвезан дэ ву, пув лекель ну ву вемевсьон… Ну ву пу… — вспоминал он. — Ше ну… повтэ ву… До шести часов я это выучу… Как попугай…»

На Штуровой улице Ландика подхватил людской поток. Приходилось сторониться, уступать дорогу, протискиваться в толпе, придерживать шляпу от ветра, который дул со всех сторон, — где уж тут было думать о речи. Ландик щурился от пыли, поворачивался к ветру спиной, чтобы перевести дух, останавливался на каждом перекрестке, оглядываясь — можно ли перейти улицу, не налетит ли на него шальная машина, велосипед, мотоцикл, трамвай или автобус. Всякий раз его просто передергивало, когда прямо за спиной вдруг верещала сирена автомобиля или отчаянно трезвонил трамвай.

— Куда их несет, — громко ворчал он, — сигнал и то не могут придумать нормальный!.. Каждый сидит на каком-нибудь колесике и обязательно выпускает из-под себя гарь и вонь. Разумеется, на каждом мотоцикле рядом с козлом непременно и коза сидит… Как это неэстетично, когда на мотоцикле сидит женщина, выставив голые коленки…