Любовь Долли, медицина и домашнія междоусобія съ хозяйкою совершенно поглотили все мое время, и завалили меня до горла работою. Кромѣ того, постоянные обѣды съ Долли изнѣжили мой нравъ; человѣкъ, подобный мнѣ, долженъ привыкать обѣдать; ежедневные обѣды развиваютъ въ немъ легкомысліе и безумную самонадѣянность.
Мой бѣдный крошка не могъ обойтись безъ меня ни минуты. Вѣчною темою вашихъ разговоровъ была прекрасная Анастасія; меня уже начинало тошнить при ея имени.
Невозможно себѣ представить ничего безпомощнѣе этого влюбленнаго карапузика! Разъ я засталъ его въ сокрушеніи; онъ испускалъ какіе-то жалобные горловые звуки, похожіе на болѣзненное воркованье, и промучившись надъ нимъ съ часъ, я выпыталъ наконецъ, что его преслѣдуетъ мысль о разорванномъ платьѣ красавицы.
— Что она должна думать обо мнѣ? стоналъ Долли. — Я не смѣю идти туда, не смѣю ей показаться на глаза! Господи! Еслибы я могъ послать ей какой-нибудь подарокъ, а?
— Отчего жь не послать, Долли?
— Вы думаете, это позволительно? вскричалъ онъ, и лицо его просвѣтлѣло. — Но я не знаю… я не умѣю покупать, ни выбирать, Джекъ…
— Я выберу и куплю за васъ, хотите?
Онъ совершенно повеселѣлъ.
— О, какъ вы милы и добры, Джекъ! Я никогда, никогда не забуду этой услуги!
Подарокъ былъ купленъ и отправленъ при умномъ и любезномъ письмѣ (моего сочиненія) въ Блумебери-скверъ.
Гусиный гоготъ и смятенное маханье крыльями, когда собака врывается въ среду гусинаго стада, можетъ дать слабое понятіе о томъ шумѣ, который поднялся у де-Кадовъ при полученіи нашей посылки, Долли не былъ у нихъ недѣлю. Они уже стали забывать о мелькнувшей надеждѣ. Мистриссъ де-Кадъ назвала уже Долли карликомъ, Бобъ грозился его изувѣчить, и прекрасная Анастасія выражала въ нему полнѣйшее презрѣніе.
Но теперь надежда засіяла снова, и засіяла болѣе яркимъ свѣтомъ.
На семейномъ совѣтѣ рѣшено было снабдить Боба деньгами и поручить ему пригласить меня на товарищескій обѣдъ въ ресторанѣ. Онъ долженъ былъ подпоить меня и выпытать у меня всю подноготную о Долли.
Я это все тотчасъ же сообразилъ.
Я разсуждалъ такъ: эти люди хотятъ поймать Долли; я могу имъ мѣшать; во съ другой стороны Долли погибаетъ отъ любви и готовъ согласиться на все, лишь бы жениться на красавицѣ.
А красавица? Я не осуждаю ее такъ, какъ осуждаю родителей. 1,200 фунтовъ годоваго дохода — это такое искушеніе, противъ котораго трудно устоять дѣвушкѣ, т. e. невольницѣ въ родительскомъ домѣ.
Она ни чуть не любитъ Долли; она и не помышляетъ о любви; всѣ ея мысли заняты его доходомъ. Но Долли милѣйшій, добрѣйшій человѣкъ, и она не рѣшится обижать и притѣснять его. Разумѣется, она будетъ вертѣть имъ, какъ ей угодно, но онъ будетъ радъ ей во всемъ слѣпо повиноваться.
Я съ апетитомъ съѣлъ обѣдъ Боба и кромѣ того досыта натѣшился, наблюдая за его уловками вызвать меня на болтовню о Долли. Безобразный молодой человѣкъ! гдѣ ему было тягаться со мною! Къ концу обѣда онъ совершенно опьянѣлъ и не былъ въ состояніи связать двухъ словъ. Я самъ началъ рѣчь.
— Скажите мамашѣ, Бобъ, что мистеръ Икль окончательно плѣненъ вашей сестрицей, и если миссъ Анастасія согласна, то она можетъ пристроиться какъ нельзя лучше.
— Отлично! пробормоталъ онъ. — Выпьемъ за ихъ здоровье!
И онъ опорожнилъ бокалъ себѣ въ жилетъ.
Услыхавъ радостное извѣстіе, нѣжная родительница упала на грудь дочери и осыпала ее поцалуями. Прелестная Анастасія вдругъ, казалось, выросла еще на футъ, — такъ божественно подняла она свой орлиный носъ и такимъ побѣдоноснымъ взоромъ окинула близкихъ сердцу.
Вся семья стала оказывать необыкновенное вниманіе Анастасіи; всѣ сознавали ея огромное значеніе и ту несравненную услугу, которую она оказывала. Всѣ были чрезвычайно веселы и одушевлены.
— Мой другъ, сказала мистриссъ де-Кадъ своему супругу: — вы должны дать мнѣ денегъ: Анастасіи надобны нѣкоторыя вещи…
— Мое сокровище! обратилась мамаша къ своему дѣтищу:- нечего мѣшкать, а надо поскорѣй одѣться: онъ можетъ придти рано. Я дамъ вамъ свою кружевную пелеринку, только вы не надѣвайте ее прежде, чѣмъ услышите звонокъ.
— О, мамаша! пролепетала интересная красавица.
— Дѣлайте, что вамъ приказываетъ мать, Анастасія, сказалъ папаша. — Я даю вамъ шесть фунтовъ.
— Зачешите волосы назадъ и пришпильте черные бархатные банты; и золотую стрѣлу воткните въ косу, продолжала мамаша дѣловымъ тономъ.
— Хорошо, милая мамаша.
— И придите возьмите мою алмазную брошку. Нѣтъ! погодите! Надѣньте вѣнокъ изъ махроваго маку. Можно сказать, что сбираетесь дать сеансъ живописцу, готовите сюрпризомъ для отца свой портретъ. Это даетъ очень хорошее понятіе о вашемъ сердцѣ и сразу завязываетъ интимный разговоръ.
— Но если онъ не придетъ? возражаетъ невинная дѣва.
— Не придетъ! восклицаетъ мамаша. — Я не даромъ прожила на свѣтѣ, и знаю, что говорю. Не забудьте перчатокъ.
Мамаша не ошиблась; онъ пришелъ. Я самъ довелъ его до дверей и оставилъ тамъ въ сильнѣйшемъ смятеніи. Увидя Анастасію въ вѣнкѣ, онъ совершенно потерялся и у него явилась мысль бѣжать къ первому парикмахеру и велѣть завить себѣ волосы.
Свиданіе было удовлетворительно. Анастасія (она обладала необычайнымъ тактомъ) помѣстилась у окна и разговаривая, подстерегала перваго прохожаго высокаго росту. Скоро показался высоченный джентльменъ,
— О, мистеръ Икль! шутливо вскрикнула очаровательница:- поглядите на этого человѣка! Видали вы такое чудовище? О, какой ужасный!
Счастливый Долли взглянулъ и въ душѣ пожелалъ быть такимъ чудовищемъ.
— Онъ очень высокаго роста, отвѣтилъ онъ, и прибавилъ съ волненіемъ:- развѣ вамъ не нравятся люди высокаго роста, миссъ де-Кадъ?
— Развѣ они могутъ нравиться, мистеръ Икль?
Она сдѣлала очаровательную гримаску, выражающую отвращеніе и сказала:
— Я ихъ ненавижу! Я называю ихъ фонарными столбами! Ха! ха! ха! Они такіе нескладные, не знаютъ куда дѣвать свои громадныя руки! О, безобразныя чудовища! Ха! ха! ха!
Долли тоже расхохотался и подумалъ, что Анастасія умнѣйшая женщина на свѣтѣ.
— И какіе они неуклюжіе, неотесанные всегда, наступаютъ ножищами на платье, затоптываютъ, рвутъ… О, я ихъ терпѣть не могу!
Долли покраснѣлъ, какъ разъ.
— Разъ я былъ такъ несчастливъ… пробормоталъ онъ:- разорвалъ…
— О, я это вамъ давно простила! поспѣшно перебила добрая красавица:- я была виновата, а не вы; я неловкое, большое созданіе!
И она лукаво и нѣжно на него поглядѣла.
Долли горѣлъ желаніемъ сказать ей, что она была прелестнѣйшимъ созданіемъ, но у него не хватило столько мужества: онъ только смотрѣлъ на нее съ обожаніемъ и сильно краснѣлъ.
— Онъ премилый крошка, сказала красавица своей мамашѣ. — Надо его немножко повымуштровать, и изъ него выйдетъ презабавное созданьице. Я полагаю, что привяжусь къ нему.
— Разумѣется, моя милая; это вашъ долгъ, отвѣтила мамаша.
Дѣло пошло живо, къ великому удовольствію всего племени де-Кадовъ. Зная мое вліяніе на Долли, они подкупили мое расположеніе всевозможными средствами: утонченною лестью, превосходными обѣдами, изъявленіями симпатіи и проч., и проч.
Но Долли медлилъ объясненіемъ, а родители де-Кады были нетерпѣливы. Замедленіе раздражало тоже Анастасію. Она достигла того, что онъ называлъ ее «Анастасія», сама называла его Долли, но хотя нерѣшительный крошка таялъ видимо отъ любви, онъ все еще не сдѣлалъ настоящаго предложенія о вступленіи въ бракъ.
— Я не могу! не могу! говорилъ мнѣ Долли. — У меня языкъ не повертывается! Господи! чѣмъ все это кончится!
Наконецъ, я сжалился надъ нимъ и взялся все устроить.
Я отправился съ мистриссъ де-Кадъ и переговорилъ съ нею. Старая лицемѣрка начала съ того, что всплеснула руками и ахнула; затѣмъ взволнованнымъ голосомъ стала выражать свои опасенія: это такой важный шагъ въ жизни женщины; такъ мало зная человѣка, выходить за него замужъ страшно; можно послѣ раскаяться въ благородной довѣрчивости и т. д., а кончила тѣмъ, что никогда не рѣшится принуждать свое дорогое дитя и все предоставитъ ея сердцу.
Я показалъ, разумѣется, видъ, что всему этому свято вѣрю и поручилъ ей молить миссъ Анастасію сжалиться надъ бѣднымъ Долли.
— Мистеръ Икль можетъ положиться на меня, отвѣчала съ чувствомъ старая плутовка.
Разумѣется, Анастасія «сжалилась», и радость Долли была до того велика, что я счелъ нужнымъ употребить для его успокоенія нѣкоторыя медицинскія средства. Рѣшено было, что молодые люди должны объясниться какъ можно скорѣе.
Въ назначенный часъ я привезъ Долли въ Блумсбери-скверъ. Едва онъ показался, какъ мистриссъ де-Кадъ ринулась на него, называя своимъ драгоцѣннымъ сыномъ и поймала его въ свои объятія, между тѣмъ какъ старый Рафаэль простиралъ надъ нимъ руки, давая свое родительское благословеніе и заклиная его постоянно любить и беречь вручаемое ему нѣжное сокровище. Я избавилъ бѣднаго Долли отъ этой пытки, обратясь съ поздравленіемъ къ чувствительному дантисту и вырвалъ задыхающагося крошку изъ объятій нѣжной тёщи, какъ пробку изъ закупоренной бутылки.
