— Маменька в гостиной, — сказала Мэри. — Она вас ждет.
У окна в большом деревянном кресле сидела грузная женщина лет шестидесяти, в черном платье. Длинные локоны, свисавшие по обеим сторонам длинного бледного лица, придавали ей несколько комический вид. Но когда она поднялась с кресла навстречу сыну, лицо ее просияло, и она сразу перестала казаться смешной. Широким, радушным жестом она протянула руки.
— Фред, дорогой, добро пожаловать! Как я рада! Хорошо, что ты выбрался проведать нас!
— Маменька, это Эстер.
— Здравствуйте, Эстер, добро пожаловать. Очень рада познакомиться с вами. Сейчас раздобуду для вас стул. Снимайте свою жакетку, дорогая, проходите и садитесь.
Она заставила Эстер снять жакетку и шляпу, отобрала их у нее, положила на диван и заковыляла по комнате, волоча за собой два стула.
— Идите сюда и рассказывайте мне все. Я теперь почти все время сижу дома и люблю, когда мои дети собираются вокруг меня. Эстер, вы садитесь сюда, — Она обернулась к Фреду. — Ну, Фред, как у тебя дела? Ты по-прежнему живешь в Хакни?
— Да, маменька. Но думаю, когда мы с Эстер поженимся, снять коттедж где-нибудь на Мортлейк. Эстер там понравится больше, чем в Хакни, — ближе к природе.
— Так тебя, значит, все еще тянет в деревню? Мортлейк — это, кажется, на берегу реки? Лишь бы там не было сыро.
— Нет, маменька, не сыро, и там есть очень хорошенькие домики. В Мортлейке, думается мне, нам будет неплохо. Там у меня много друзей. Каждое воскресенье все сходятся вместе, набирается человек до пятидесяти. И политикой можно заняться. Я знаю, что вы против политики, но в наши дни мужчина не может стоять от нее в стороне. Времена меняются, маменька.
— Лишь бы не забывать о боге, мой мальчик, тогда чем бы ты ни занялся — все хорошо. Но вы же небось проголодались с дороги. Фред, голубчик, постучи-ка в эту дверь. Там твоя сестрица Клара одевается. Скажи ей, чтобы ома поторопилась.
— Сейчас, маменька, — раздался голос из-за перегородки, делившей комнату на две части, и почти туг же дверь распахнулась и появилась молодая женщина лет двадцати восьми. Она была недурна собой — значительно привлекательней своих сестер, и все — от покроя юбки до более светской манеры себя держать, проявившейся уже в том, как она поцеловала брата и протянула руку Эстер, — сильно отличало ее от всего остального семейства. Клара работала старшей модисткой в одной из больших мастерских головных уборов. На ферму она приезжала в субботу после обеда и проводила здесь воскресенье. Сегодня она ушла с работы пораньше и теперь принялась рассказывать, как ей это удалось, явно стараясь произвести впечатление на Эстер.
Миссис Парсонс предложила выпить по рюмочке смородинной наливки, и появилась Лили с подносом. Клара осведомилась, скоро ли будет готов обед. Мэри сказала, что придется подождать, а Лили шепнула, понизив голос: «Через полчасика».
После обеда отец заявил, что им всем надо еще немного поработать в саду. Эстер вызвалась помочь, но когда она уже собралась последовать за остальными, миссис Парсонс задержала ее.
— Вы ведь не прочь потолковать немножко со мной, дорогая? Долго я вас не задержу. — Она пододвинула Эстер стул. — Когда-то теперь увижу я вас снова, а годы мои немалые, и господь может прибрать меня в любой день. Я хочу сказать вам, голубушка, что крепко на вас надеюсь. Я знаю, что вы будете хорошей женой Фреду, а он будет хорошим отцом вашему сынишке, и если господь пошлет вам еще детей, Фред не станет делать различия между ними. Он сам мне так сказал, а мой Фред умеет держать слово. Вы впали в грех, но раскаялись. Мы все живем среди соблазнов и должны уповать на господа, чтобы он помог нам не споткнуться.
— Я, понятное дело, виновата, я же не говорю, что нет, да только…
— Ну и хватит об этом. Все мы — грешники, даже самые лучшие из нас. Вы станете женой моего сына, значит, вы — моя дочь, и двери этого дома всегда будут открыты для вас, когда бы вы ни надумали нас проведать, а мне хотелось бы, чтобы это было почаще. Я люблю, когда мои дети собираются вокруг меня. Сама-то я теперь редко выползаю из дома, так что уж приходится им меня навещать. Очень мне обидно, что я не могу больше ходить на молитвенные собрания. Не была уже с рождества, но в кухонное окно я вижу всех, кто идет туда, и какие же у них счастливые лица, когда они возвращаются обратно! Сразу видно, что приобщились богу. Из Армии спасения тоже иногда заглядывают на нашу улицу. Стоят и распевают гимны. Слов не разберешь, но по лицам видно, что они беседуют с господом… Ну вот, я и сказала все, что было у меня на душе. Ладно, не буду вас больше задерживать, Фред уж небось заждался.
Эстер поцеловала старушку и спустилась в сад. Фред, стоя на лестнице, стряхивал яблоки с веток. Увидев Эстер, он спустился вниз, а его брат Гарри занял его место. Эстер и Фред наполнили яблоками корзину, а потом, не сговариваясь, движимые одним желанием, пошли прогуляться по саду и остановились на маленьком деревянном мостике. Слова казались излишними, оба чувствовали, как им хорошо друг с другом.
Тихо журчал в камышах ручей, спускались сумерки, отчетливее стал слышен стук падающих яблок. Ветерок зашелестел верхушками яблонь, сбивая на землю пожелтевшие листья. Звонко перекликались сборщики, наполнив свои корзины. Они поднялись на мостик, отпуская шуточки по адресу влюбленных, а те отступили к перилам, давая им пройти. В потемневшем свинцово-синем небе из-за края холма выплыла красная луна.
Когда Эстер и Фред вошли в дом, они увидели, что старик фермер, вернувшийся домой раньше них, сидит возле жены, держит ее руку в своей и поглаживает, и эта забавно старомодная, исполненная глубокого внутреннего смысла картина надолго запечатлелась в памяти Эстер. Ей подумалось, что она никогда не видела союза более прекрасного. Вот так прожила эта чета сорок лет в любви и верности! Будет ли Фред сорок лет спустя сидеть возле нее и держать ее руку в своей, спросила она себя.
Старый фермер зажег фонарь и пошел на конюшню закладывать двуколку. Они ехали темными полями, далеко позади мерцали огоньки поселка. Какой-то крестьянин, словно призрак, возник из темноты. Отступив в сторону, он пожелал им доброй ночи, и они ответили на его приветствие: старый фермер — глухим хрипловатым голосом, Фред — звонко и весело. В жизни Эстер никогда еще не было такого длинного, такого счастливого дня, так глубоко созвучного самым сокровенным ее мечтам. Все, казалось, слилось воедино, чтобы наполнить странным ликованием все ее существо, и она с непривычной для нее нежностью прислушивалась к словам Фреда.
Поезд с грохотом пронесся по полям и перелескам, с грохотом ворвался в пригородные кварталы, прогрохотал мимо улиц, которые становились все более людными, грохоча, проложил свой путь в лабиринте кирпичных строений, прогремел по железным виадукам, над глубокими ущельями улиц, над бесконечной цепочкой огней.
Фред попрощался с Эстер у калитки ее дома. Она дала ему слово, что они обвенчаются весной, и он ушел обрадованный. Эстер стрелой взлетела по лестнице, спеша поблагодарить свою дорогую хозяюшку за то, что она по доброте своей дала ей возможность провести такой счастливый день в деревне. Мисс Райс опустила на колени книжку и с живейшим интересом выслушала рассказ Эстер, от всей души радуясь ее радостью.
Но когда пришла весна, Эстер попросила Фреда повременить со свадьбой до осени; мисс Райс плоховато чувствует себя последнее время, сказала Эстер, и она никак не хочет оставлять хозяйку в такую минуту.
Был один из тех долгих летних вечеров конца июля, когда кажется, что свет в небе так никогда и не погаснет. Улица лежала притихшая от пыли и зноя, и Эстер, метя землю подолом своего ситцевого платья, засмотрелась на лошадь, с трудом тащившую тяжелую повозку по свежему, еще не улежавшемуся крупному гравию дороги. Сострадание к бедному животному настолько ее поглотило, что она не заметила идущего ей навстречу худощавого широкоплечего мужчину в светло-серых брюках и черной, немного коротковатой, не по росту, куртке, делавшей его непомерно длинноногим с виду. Он шел ровным, широким шагом, держа в одной руке трость, засунув другую в карман брюк; массивная золотая цепочка поблескивала на фоне темного жилета, мягкая шляпа и красный галстук дополняли костюм. Бритая верхняя губа и бакенбарды делали его похожим на камердинера. Он не заметил Эстер, и когда она, засмотревшись на лошадь с повозкой, неожиданно шагнула в сторону, они едва не налетели друг на друга.
— Что же вы так ходите, не глядя! — воскликнул мужчина, отпрянув назад, чтобы не наступить на пивной кувшин, который Эстер выронила из рук. — Видали! Да никак это ты, Эстер!
— Смотри-ка! Я пролила из-за тебя все пиво.
— В пивной найдется еще. Я куплю тебе новый кувшин.
