Лишь после этого Дасаоцза успокоилась. Довольно улыбаясь, она села на кан и принялась за работу.
На улице начальник бригады увидел Хуа Юн-си, поившего свою корову у колодца. Сяо Сян еще издали приветствовал его, но Хуа Юн-си ответил как-то сдержанно и потупил глаза. Они поговорили немного, и Хуа Юн-си предложил:
— Пойдем лучше ко мне. Уж очень большой сегодня ветер.
Они пошли. Сяо Сян посмотрел на корову и вспомнил:
— Ведь тебе в прошлом году досталась лишь одна конская нога.
— Досталась… А потом я целую лошадь купил…
— О!.. Да ты, я вижу, разбогател!
— Я не разбогател. У жены были скоплены деньги. Она мне и дала их.
— Так почему же у тебя оказалась корова?
Хуа Юн-си промолчал.
— Ведь для работы и перевозок лошадь больше годится, — допытывался Сяо Сян.
— Нет… — угрюмо отозвался тот. — Корова лучше. И ест меньше, и ночью вставать не надо. К тому же каждый год приплод давать может. Через год у меня будут уже две коровы. Если одна и подохнет, другая останется…
Сяо Сян знал, почему некоторые крестьяне предпочитают держать коров. На лошадей дают наряды. Он отлично понял, что названная Хуа Юн-си причина — простая отговорка, и рассмеялся:
— Ты сознайся лучше: не хочешь держать лошадь, чтобы не получать наряды на перевозки.
— Нет, зачем же… — начал было Хуа Юн-си, но умолк.
Сказать ему было нечего. Да он и вообще отвык говорить с людьми, потому что никуда не ходил, ни с кем не встречался.
С той поры как стрелок Хуа женился на вдове Чжан, жизнь его резко изменилась. Он все время сидел дома, делал только то, что ему говорила жена, и никто бы не смог его заставить предпринять что-либо без ее ведома.
Вся деревня знала, что верховодит в доме вдова Чжан. Началось с того, что она решительно запретила ему участвовать в общественной жизни деревни. Он попробовал было защитить свою самостоятельность. Произошла ссора. Вдова разозлилась и крикнула:
— Если ты хоть раз зайдешь в этот крестьянский союз, я заберу вещи и уйду от тебя!
Хуа Юн-си хотел ответить бранью. Но непреклонный вид вдовы сломил его. Он подумал: ему уже за сорок, стар не стар, но и не молод. Вот и полжизни прошло в одиночестве. Работаешь в поле до темноты, а вернешься домой усталый и голодный, и некому тебе ни ужин приготовить, ни чаю вскипятить. Если сам о себе не позаботишься, так голодным и ляжешь спать. И стрелок Хуа, опустив голову, покорился. Вдруг она и в самом деле возьмет да уйдет и он опять останется один-одинешенек!
Хуа Юн-си вышел из отряда самообороны и не являлся больше в крестьянский союз. Прежде чем начать какое-нибудь дело, он всегда советовался с женой и безропотно выполнял все ее требования.
Когда он купил лошадь, вдова Чжан сказала, что надо сменять ее на корову, а то от нарядов отбою не будет. Хуа Юн-си молча отправился к Ли Чжэнь-цзяну, отдал ему лошадь и взял взамен черную корову. На следующий день из крестьянского союза пришли к нему с нарядом. Он смущенно улыбнулся:
— Какой может быть наряд? Ведь у меня корова. Ходит она медленно, не запрягать же ее в одну телегу с лошадью?
Вдова Чжан часто бывала в гостях у жены Ли Чжэнь-цзяна, и они судачили целыми днями. Когда Чжан Фу-ин и Ли Гуй-юн пробрались в крестьянский союз и изгнали Го Цюань-хая, Хуа Юн-си был возмущен этой подлостью, но промолчал и на все махнул рукой.
Войдя во двор, Сяо Сян увидел вдову Чжан, которая кормила свинью. Она холодно кивнула ему и в дом не пригласила. Хуа Юн-си почувствовал себя неловко и поднял на Сяо Сяна умоляющие глаза. Начальник бригады, чтобы выручить Хуа Юн-си, сказал, что торопится и зайти в дом не может. Они поговорили некоторое время во дворе, и Хуа Юн-си проводил его до плетня. Расставаясь, начальник бригады заметил:
— Хуа Юн-си, не следует забывать, кто дал тебе новую жизнь.
— Как же можно забыть, начальник…
Вернувшись в крестьянский союз, Сяо Сян, не раздеваясь, присел к столу и извлек из полевой сумки пачку партийных анкет. Он разыскал анкету Хуа Юн-си, прочел свою рекомендацию. Прошло уже восемь месяцев, а Хуа Юн-си все еще числился кандидатом в члены партии.
Начальник бригады еще раз внимательно просмотрел анкету. Он вспомнил, каким героем показал себя стрелок Хуа в боях с бандой Ханя-седьмого. Нет, Сяо Сян не ошибся, что дал ему тогда такую хорошую рекомендацию, А сейчас этот Хуа Юн-си отказывается даже от выполнения нарядов на перевозки.
Сяо Сян решительно взял перо и там, где в анкете стояло слово «примечание», твердым почерком написал: «исключить».
Но он не положил анкету обратно в сумку. Держа ее перед глазами, Сяо Сян задумался. Ведь у Хуа Юн-си в те трудные дни, когда бригада начинала развертывать работу среди крестьян, были несомненные заслуги. Что же произошло с ним теперь? Собственно, ничего непоправимого не случилось. Он просто остановился в своем развитии. Но можно ли во всем винить его одного? Партийность для человека священна, и ему, Сяо Сяну, не дано права, повинуясь чувству, лишать человека этой святыни. Хуа Юн-си еще может одуматься. И начальник бригады приписал слово «временно». Надо будет подробнее разузнать об этом человеке, решить вопрос в районном комитете и только после этого представить партийное дело Хуа Юн-си на рассмотрение организационного отдела уездного комитета партии.
Однажды после совещания новая бригада Сяо Сяна разделилась на группы. Члены ее, даже не пообедав, свернули свои тонкие одеяла и пешком в снежную метель разошлись по соседним деревням.
Сяо Сян остался с одним Вань Цзя, ожидая возвращения Го Цюань-хая. Он не раз подходил к его лачуге, но на дверях висел замок. Тогда начальник бригады обошел соседей и наказал, чтобы, как только они увидят Го Цюань-хая, тотчас же дали ему знать.
Когда Сяо Сян вернулся в крестьянский союз, главный дом бывшей помещичьей усадьбы был битком набит народом.
Чжан Цзинь-жуй снял с двери надпись «Без дела не входи», а возчик Сунь сперва злорадно плюнул на надпись «Кабинет председателя по просвещению народа», а затем изорвал ее на мелкие клочки. Теперь он почувствовал себя до некоторой степени отомщенным за пинок Чжан Фу-ина.
Люди деревни Юаньмаотунь опять воспрянули духом. Батраки и бедняки решили заново перестроить всю работу крестьянского союза.
После возвращения начальника бригады они уже не раз совещались об этом, и Сяо Сян разъяснял им «Программу земельной реформы», указывал, как надо бороться с эксплуататорами, но и сам не забывал учиться у людей. В комнатах крестьянского союза с утра до ночи толпился народ.
Старик Чу, который в прошлом году помог арестовать Хань Лао-лю, первым заявил:
— Земляки, нам разговаривать некогда. Что порешили, то и надо делать, а болтать попусту нечего.
— Верно! — согласились все. — С чего начинать будем?
— Давай начнем с проверки кооперативной лавки, — предложил кто-то.
— Что нам лавка! — возмутился возчик. — Не лавку надо проверять, бестолковые, а раньше всего арестовать это черепашье отродье Чжан Фу-ина!
— Ты все еще пинка забыть не можешь? — со смехом заметил Чжан Цзинь-жуй.
— Не шумите! — прикрикнул на них Сяо Сян. — Вам дело нужно делать и не горячиться. По-моему, для того чтобы окончательно свалить помещиков и завершить наш переворот, батракам и беднякам необходимо крепко объединиться и вступить в нерушимый союз с середняками. Не лучше ли будет сразу же создать бедняцкую и батрацкую организацию?
— Правильно! Правильно! — хором ответили присутствующие.
— Вот как раз и председатель Го Цюань-хай пришел! — крикнул кто-то из соседней комнаты.
Все разом повернули головы.
В дверях стоял Го Цюань-хай.
— Иди скорей сюда, — позвал обрадовавшийся начальник бригады.
Старик Сунь, расталкивая локтями толпу, загорланил:
— Разойдись, дай нашему председателю Го пройти!
Все расступились. Только теперь Сяо Сян разглядел худощавое лицо друга, обветренное и раскрасневшееся от мороза. Одежда его была сильно изодрана, и изо всех дыр вылезали клочья ваты. Издали Го Цюань-хай напоминал куст, покрытый распустившимися белыми цветами.
— Куртка у тебя — красивее не сыщешь! Да и штаны тоже, — весело рассмеялся начальник бригады.
— Го Цюань-хай, сегодня же вечером сними эту рвань. Я тебе починю. У меня есть кусок черной материи, — крикнула Дасаоцза.
Го Цюань-хай улыбнулся:
— Не выйдет, Дасаоцза. За ночь не управишься!
— Я помогу! — рассмеялась стоявшая за спиной Дасаоцзы девушка с длинными косами. — Мы вдвоем как примемся, ручаюсь, что к утру закончим…
Го Цюань-хай взглянул на нее. Это была Лю Гуй-лань. Он покраснел и опустил глаза. Его подтолкнули к кану.
— Залезай на кан, председатель! Здесь тепло. Отогрейся!
