— А тебе от него так ни разу и не досталось?
— Мне? Смешно даже! Посмел бы он меня тронуть!
— А вот люди сказывали, будто он тебя ногою пнул.
Лицо возчика перекосилось:
— Меня? И на кой чорт ты слушаешь всякое вранье! Хотел бы я поглядеть, кто бы из них посмел меня тронуть. Да я бы!.. Я тебе так скажу, если бы он меня стукнул, или, скажем… пнул, или еще чего… Я человек правдивый и все бы рассказал. Правда для старого Суня — не позор, а только слава.
Вань Цзя так громко расхохотался, что разбудил начальника бригады.
— Кто там? Что вам так весело? — спросил Сяо Сян.
— Да вот старина Сунь пришел, разные истории рассказывает.
— Проходи сюда, старина! — весело крикнул Сяо Сян.
Возчик вошел и присел к столу. Го Цюань-хай быстро оделся и, даже не позавтракав, отправился разоружать милиционеров.
— Как жизнь теперь, лучше? — спросил Сяо Сян, одеваясь.
Старик, расстроенный тем, что Вань Цзя так обидно расхохотался над его рассказом, сухо ответил:
— Густого нет, жиденького хватает.
— Ты все у чужих людей работаешь возчиком?
— А как не работать? Человеку можно отдыхать, рту отдыхать не положено.
— Старина Сунь, а земля тебе в прошлом году хорошая досталась?
— Хорошая, что ни посади — все вырастет…
Вань Цзя принес таз с водой и, взглянув на возчика, опять покатился со смеху. Но старику Суню было совсем не весело.
— Видишь ли, — начал он издалека, — тут Ли Гуй-юн приходил, говорят, будто жаловаться на меня собирался? Только ты, начальник, не верь. Я первый хочу на него жаловаться. Таких они тут дел натворили, прямо страх! Государство, сволочи, обманывали. В прошлом году приехал сюда один товарищ из района. Это, значит, чтобы проверить, как в нашей деревне идут дела, и с крестьянами побеседовать. Встретил его Чжан Фу-ин и говорит. «Вот беда! Все крестьяне в поле, а в деревне одни старики да старухи». «Ладно, и со стариками побеседовать можно», — ответил ему этот товарищ. А Чжан Фу-ин взял и подсунул ему старика да старуху. Старики эти, худого слова о них, конечно, не скажешь, да только старуха-то почти глухая, а старик подслеповат. Товарищ из района эту самую старуху и спрашивает: «Скажи, бабушка, остался у вас в деревне «недоваренный обед?» А она ему: «У нас все больше чумизу едят, а кукурузной-то каши нету». Районный товарищ опять спрашивает: «Есть ли у вас в деревне «рваные туфли»?» Это, ты сам знаешь, начальник, так у нас потаскушек называют. На этот раз старуха ясно расслышала, да только не уразумела. «Как, — отвечает, — не быть. Из поколения в поколение в старых туфлях шаркаем. Целых-то и в помине нету». Товарищ, конечно, махнул на нее рукой и к старику подступился. Да старик и сам уже вызвался. «Она, — говорит, — глухая. Ты лучше меня спроси, товарищ. Я тебе все расскажу». Тут Чжан Фу-ин, видя, что такое дело получается и старик действительно может многое рассказать, подхватил гостя — и в соседнюю комнату, а там на кане столик стоит, а на столике водка да закуска разная. Загляделся гость на такую снедь и про старика забыл. Тут такой пир у них пошел, что от усердного питья на винных чашечках вмятины остались.
— Вот видишь, как они тут людей дурачили? А еще на меня с жалобой пришли!
В это время вошел старик Тянь и пригласил начальника и Суня к себе завтракать. На завтрак была лапша. Возчик тотчас нравоучительно заметил:
— Вот это правильно, старина Тянь. Ты обычай знаешь. Угощение твое как раз соответствует пословице: «Провожая друга — угощают пельменями, встречая друга — угощают лапшой».
На общем собрании было решено проверить кооперативную лавку, арестовать Чжан Фу-ина и его сообщников.
На полках в изобилии оказались духи, мыло и губная помада. Старик Сунь взял тюбик, понюхал и выругался:
— Вот это торговля! На что крестьянам такая штука?
— Снеси своей старухе, пусть губы подмажет, — посоветовал старик Чу.
— Ни шлеи тебе, ни вожжей, что же это за кооперация такая! — негодовал возчик.
В лавке и в прилегающем к ней дворе сразу поднялся шум.
— Надо как следует посчитаться с ними за такую торговлю!
Го Цюань-хай сидел на прилавке и, покуривая трубочку, внимательно прислушивался к разговорам.
— Разделаться с ними! Разделаться! — кричали все в один голос.
— Пусть возместят убытки!
— Правильно! Чего на них смотреть!
Воспользовавшись кутерьмой, кто-то сунул за пазуху пачку свечей. Старик Чу поймал вора за руку:
— Положи назад! Растаскивать общественное добро нельзя! Товарищи! Спрячем всю эту ерунду под прилавок! — обратился он к крестьянам.
— Правильно! Опечатаем ящики — и дело с концом!
Старик Сунь, открыв бак с водкой, тотчас разыскал ковш, зачерпнул и хитро прищурил глаз:
— Надо попробовать: много ли воды подливали, сволочи.
Он налил себе полную чашку, отхлебнул, поморщился и разом выпил всю. Наполнил еще чашку, крякнул и с видимым удовольствием послал ее вслед первой. Глаза его сразу покраснели.
— Ну как, много воды, старина? — крикнул Чу.
— Пока не разобрал!
В это время в лавку вошел Сяо Сян.
— Надо создать комиссию, — обратился он к Го Цюань-хаю, — подыскать в деревне человека, умеющего хорошо считать, и проверить торговую книгу.
— Ведут! Ведут! — зашумела толпа.
Чжан Цзин-жуй и новые милиционеры ввели связанных Чжан Фу-ина, Ли Гуй-юна и Тан Ши-юаня.
Старик Сунь, шатаясь и размахивая руками, ринулся к бывшему председателю, пнул его что было силы, но, не удержавшись, сам повалился навзничь.
— Нельзя, нельзя! — поднимая возчика, крикнул Го Цюань-хай. — Начальник Сяо сказал: бить людей не положено…
— То есть как не положено? Помещиков да подпевал ихних не положено? — зарычал пьяный возчик, порываясь к Чжан Фу-ину.
— Бить нельзя, — остановил его Сяо Сян. Начальник бригады пояснил, что людей надо перевоспитывать и исправлять, а битьем делу не поможешь.
Он повернулся к Чжан Цзин-жую:
— Развяжи арестованных. Пусть идут домой и подумают о своих делах. Если честно признают свои ошибки и дадут слово исправиться, пусть обрабатывают землю, которую им выделили.
— Напрасно отпускаешь!.. — раздался чей-то разочарованный возглас.
— Это на первый случай, — ответил Сяо Сян. — А повторится — строго накажем.
— А вдруг сбежит, окаянный? — вполголоса спросила какая-то женщина свою соседку.
— Нет, не посмеет.
— Следить за ним надо, ведь сбежал же в прошлом году Хань Длинная Шея.
— Ладно, будем следить вместе…
Сяо Сян, услышав этот разговор, взглянул на Чжан Цзин-жуя, как бы говоря: «Это по твоей части».
Чжан Цзин-жуй ответил понимающей улыбкой.
— Ну, расскажите теперь начистоту народу о всех ваших делах, — обратился Сяо Сян к арестованным, — да просите у него прощения.
— Что я сделал плохого… — забормотал Чжан Фу-ин. — Люди сами меня выбрали председателем. Я один даже шага не смел ступить.
— Кто тебя выбирал? — кинулся было снова на Чжан Фу-ина возчик. — Нет, ты мне скажи подлец: кто тебя выбирал? Кто тебя выбирал? — повторял он. — Ты сам себя возвысил, сам! Вы тут втроем лакали водку и съели столько жирного, что все штаны себе засалили. Чьи это деньги вы расходовали? Чьи, я спрашиваю?
Из толпы выбежала раскрасневшаяся Лю Гуй-лань. Тыча пальцем в Чжан Фу-ина и захлебываясь от гнева, она закричала:
— Ты лучше расскажи, как вы обращались с семьями военнослужащих! Как издевались над ними! Откуда такой закон?
— Вяжи эту сволочь! — предложил кто-то.
— Бей его! — опять заревел возчик.
Начальник бригады поднял руку и обратился ко всем собравшимся. Он сказал, что арестованные все же были работниками крестьянского союза и что они должны искупить вину честным трудом.
— Потом придете и попросите прощения у крестьян. Если крестьяне простят вас и вы хорошей работой искупите свои преступления, старое само собой забудется, — говорил он арестованным. — А тебе, Ли Гуй-юн, больше других нужно подумать о своей вине, честно во всем признаться и заслужить прощение.
Ли Гуй-юн сразу весь просиял:
— Правда, начальник, правда, что и говорить! Честно признаюсь во всем и буду делать, как люди скажут. Можно ли зайти поговорить, когда у начальника время будет?
— Там посмотрим.
Уходя, Ли Гуй-юн нечаянно наступил на ногу Суню, который, боясь упасть, держался обеими руками за прилавок.
— Простите, простите, старина!.. Ай! Какая неосторожность! Простите… — залепетал Ли Гуй-юн.
Старик Сунь обложил его соответствующими случаю и своему гневу крепкими словами и, отстраняя от себя рукой, добавил:
— Пошел вон! Преступлений натворил да еще на ноги наступать! Нечего тебе тут вертеться! Кооператив теперь наш, крестьянский!
