— Смышленые у тебя дети, как я погляжу, — сказал я и невольно подумал, что именно в Шейле и Джоне мог бы сейчас хоть одним глазком увидеть юную Бриджит Элингтон.
— О да! — воскликнула она и стала рассказывать, что говорят маэстро и критики про игру Шейлы, а учителя — про маленького Джона. Раз или два ее зеленые глаза вспыхивали, и она вновь становилась прежней Бриджит. Но лишь на миг.
— Тогда ты имеешь полное право ими гордиться. У тебя была нелегкая жизнь, но ты справилась. Молодец.
Я подумал, где сейчас Элизабет и о чем, по ее мнению, мы разговариваем. Не удивлюсь, если она воображает, как мы рыдаем в объятиях друг друга над разбитыми чайными чашками, а фоном звучит какая-нибудь подходящая музычка. Лиз из Голливуда!
— Да, мне было нелегко, — сказала она с легким и более чем оправданным налетом самодовольства. — Хотя самое худшее позади. Я все еще даю уроки, но больше не играю. Конечно, я никогда не играла так, как Шейла. А Джон, когда дурачится, иногда напоминает мне Оливера… помнишь его?
— Конечно, помню. — И тут я рискнул: — Помню один вечер, когда мы — я, ты и Оливер — пошли в гости к Литону… такому странному костлявому страховому агенту, который чудесно играл на фортепиано. А потом мы возвращались домой в лунном свете и несли всякий вздор. — Я ностальгически улыбнулся.
Она тоже улыбнулась, вежливо и сдержанно, глаза ее были пусты.
— Это было так давно, столько всего случилось с тех пор… Но я помню, что мы тогда вообще несли много вздора, как и положено детям. Ты не женат?
Я предложил ей сигарету, и она, к моему удивлению, ее приняла. Мне сразу стало поуютней, даже если в действительности между нами ничего не изменилось.
— Нет. Так и не сподобился.
— Ты говоришь как американец, — с упреком проговорила Бриджит.
— Набрался там всяких словечек, — констатировал я факт, даже не думая извиняться. — Впрочем, все местные киношники говорят как американцы. Наверное, так мы надеемся приманить удачу.
— Не понимаю.
— А, не обращай внимания, — поспешно сказал я. — Просто шучу.
— Я редко хожу в кино, — заявила она.
— И я тебя не виню.
— Майкл, мой старший сын, подумывал стать актером. Он как отец — высокий, черноволосый и очень красивый. Больше похож на ирландца, чем остальные двое. Он совсем не верит в войну.
— А во что он тогда верит? — резко спросил я, сразу невзлюбив красивого молодого Майкла. — В Дахау и Освенцим? Ладно, не будем об этом. — Тут я перешел к главному. — Два дня назад я беседовал с Никси — они теперь лорд и леди Харндин, — о том воскресном вечере, когда они зашли проведать твоего отца, а ты набросилась на них с упреками. Только не говори, что забыла.
— Нет, я все помню. Вот только не пойму, зачем ты сейчас это вспоминаешь. Я была тогда младше Шейлы и немногим старше Джона.
— Да-да, это уже не имеет никакого значения… Но Элеонора Никси очень меня удивила. Она сказала, что отбила Бена Керри у Евы не из шалости, как мы думали, а потому что любила его всем сердцем.
— Неужели? Насколько я помню, эта женщина вообще не могла никого любить, кроме самой себя.
— И все же мне думается, что она сказала правду. Я немного ее встряхнул. Видишь ли, в 1919-м я встречался с Джоан, и она рассказала, что Ева не случайно упала с утеса Пикли-Скар, а покончила с собой.
— Чушь какая! — презрительно фыркнула Бриджит. — Джоан могла что угодно сказать, лишь бы привлечь к себе внимание. Ты никогда не понимал ее истинную сущность… Да и нашу с Евой тоже. Мы часто посмеивались над тобой — по-доброму, конечно, — но из-за одиночества, сентиментальности и романтизма ты всегда воспринимал нас не такими, какими мы были на самом деле. Ну и еще потому, что хотел быть писателем, наверное. Это единственная причина…
Бриджит резко умолкла.
— Причина чего?
— Ну, ты ведь мне написал однажды из армии, а я не ответила. Именно поэтому. Я только сейчас вспомнила, впервые за много лет. Видишь ли, у меня есть дела поважнее, чем думать о своей юности, когда я была глупым подростком и ничего не понимала в жизни.
В ее взгляде я легко прочитал, что, будь у меня голова на плечах, я бы тоже не вспоминал сейчас прошлое, а рассказывал бы ей, как мой сын служит в военно-воздушных силах, а дочь собирается поступать в Кембридж.
— Хорошо, Бриджит, — с некоторой досадой ответил я, — может, ты и права. Я ничего не знал о сестрах Элингтон тогда и напрасно трачу время сейчас. Ты ведь это хотела сказать? Но мое предположение ничем не хуже твоего, а может и лучше: не зря же я столько времени вспоминал прошлое. Так вот, я считаю, что именно события тех лет сделали тебя той, кем ты стала. Ко мне это тоже относится, конечно. В какой-то момент — думаю, после смерти Оливера и отца — ты перестала оглядываться назад, потому что не смела: прошлое лежало в руинах. А потом ты вышла замуж за человека, который — глубоко в душе ты знала это уже тогда — заставит тебя тащить на себе всю семью. И тот факт, что он родом из другой страны, еще более чудной, чем наша, не облегчил твою участь. Да ты и не хотела ее облегчать, напротив, ты устроила для себя грандиозную гонку с препятствиями, за победу в которой тебе досталась счастливая любящая семья. И в следующий раз, когда ты захочешь сказать, что тебе некогда вспоминать юность, подумай: Шейла и Джон сейчас живут примерно в таком же мире, который я пытался вспомнить…
— Неправда! — воскликнула Бриджит. — Он совсем другой.
— Хорошо, допустим. Но если ты не помнишь того мира, как ты увидишь разницу?
Она зло посмотрела на меня и резко встала.
— Я не понимаю, что ты хочешь этим сказать, и мне кажется в высшей степени глупым спорить вот так, когда мы не виделись больше тридцати лет! Мы не знаем друг друга. Я теперь совсем другая, разумеется.
— Разумеется, — пробормотал я.
— А вот ты, мне кажется, не изменился, — продолжала она, смягчившись и с некоторым материнским снисхождением. — По-прежнему выдумываешь. Наверно, все писатели так устроены.
— Доля правды в этом есть, — устало произнес я.
Тут в номер вплыла, подобно галеону с золотого Запада, Элизабет.
— Вы ведь не уходите, миссис Коннолли? — спросила она.
— Мне давно пора, — с демонстративной и неуклюжей гордостью ответила Бриджит, вновь превращаясь в потрепанную женщину средних лет. — Я ведь говорила, что не смогу прийти надолго. До Илинга так долго добираться. Спасибо за чай, мисс Эрл. И прощай… э-э… Грегори.
Я все еще стоял посреди комнаты, когда Элизабет вернулась.
— Ну?! — весело воскликнула она. — Садись и рассказывай.
— Нет.
— Ты злишься?
Я посмотрел на нее:
— Вовсе нет. Но это была ужасно глупая задумка, Лиз. И я очень удивлен, что она приняла твое приглашение.
— Она не очень-то хотела, — с озорным огоньком в глазах сказала Элизабет. — Мне даже показалось, что она согласилась только затем, чтобы потом рассказать дочери, как выглядит вблизи кинозвезда. Может, я ошибаюсь…
— Думаю, отчасти ты права. Шейлу и Джона ждет за ужином увлекательный рассказ. Ну, Лиз, мне тоже пора.
— Не уходи! Скоро ко мне придут гости, потом мы все вместе идем ужинать — ты их знаешь, так почему бы тебе не остаться? Тебе это только на пользу пойдет, Грегори. Да, я вижу, что ты не злишься — у тебя депрессия.
— Это ближе к истине. Но я не хочу идти с вами, Лиз. Не настроен вести прекраснодушные беседы о кинематографе, да к тому же мне надо переписать одну сцену.
— Понятно. Ну, один стаканчик я тебя все равно заставлю выпить. Стой на месте!.. Нет, лучше сядь.
Я не сел, а упрямо остался на месте и принялся неспешно набивать трубку. Элизабет вручила мне большой стакан виски.
— Вот, пей.
Она ласково чмокнула меня в щеку, изящно погрузилась в кресло и выжидательно посмотрела на меня блестящими глазами.
— Наверно, странно было встретить ее спустя столько лет? Ну, расскажи!
— Это была твоя идея, Лиз, не моя. Конечно, она уже не та Бриджит Элингтон. Есть люди, которые почти не меняются с годами, но она не из таких. И я вовсе не уверен, что у нее не было выбора, хотя ей пришлось много лет быть той львицей, что защищает своих львят. Это храбрые и любящие женщины, разумеется, но я всегда относился к ним настороженно.
— Но вы ведь поговорили о прошлом?
— Нет, ничего не вышло. Прошлое ее не волнует. Впрочем, спасибо тебе за заботу, Лиз. Мне в самом деле пора.
— Еще минутку, Грег.
Она подошла ко мне, уже не озорная и не ликующая, а по-настоящему встревоженная.
— Я не хочу, чтобы ты так уходил. Ты ужасно расстроен, правда?
Я обдумал ее слова:
— Нет. Просто чувствую себя пустым… сдувшимся… Я как будто зашел в тупик.
— Но почему?
— Все, Лиз, забудь об этом. Прости, но здесь слишком много всего смешалось… это сложнее, чем тебе кажется… давай закроем тему. Увидимся завтра на вечеринке.
