Я не знаю, грусть ли это уходящего столетья,
Тень, что на закате солнца прячется в багровом свете,
Иль обманутая вера, боль проигранных сражений,
Или горе, что рождают горы братских погребений.
Как печальное наследье всюду нас оно встречает,
Темнотою и тоскою наши души омрачает,
И, развеявшись по ветру, сеет тайное томленье,
Словно пробил час и вправду близко светопреставленье;
Что звучит — я вопрошаю — в этих жалобах и стонах?
Что за призраки толпятся с мрачным блеском глаз бессонных —
Утомленная бездельем юность — жертва увяданья,
Сонмы лириков, поющих выдуманные страданья,
Жалкие сердца пустые, малодушные уродцы,
Не умеющие даже верить, чувствовать, бороться?!
Что за немощные руки? Дети, у которых лица —
Как плоды, что рано ссохлись, не успев еще налиться?
В час, когда стенает столько душ измученных и сирых,
И грустят больные барды, разуверясь в скудных лирах,
Тягость мира, серость жизни в ослепленье проклиная,
И мечту их о бессмертье провожает скорбь людская, —
Ты, художник, повелитель столь божественного слова,
Что сумел бы ширь земную, красоту всего земного,
Неизведанную радость щедро так раскрыть пред нами,
Даже ты стремишься ползать проторенными тропами
И наркотиком унынья одурманить дар природный,
Чтоб на родине казаться странной тенью чужеродной!
Как случилось, что твердишь ты в молодые годы эти,
Будто стар и жизнь постыла, безразлично все на свете,
Что увлечь тебя не может никакая в мире сила,
Что напрасны все сомненья и ничто тебе не мило?
Что такое жизнь, ты знаешь? В наши дни, когда в орбите
Вечного миропорядка, в бурном хаосе событий
С мишурой обманных зрелищ, вьющих сети заблуждений,
Время, лишь крылом ударив, вносит столько изменений, —
Ты пытался ли проникнуть, пусть не в суть вещей, в сознанье,
Но хотя бы в трепет сердца, в мимолетное мерцанье?
Ты лишь на пороге жизни. Мысли гибкой — нет предела,
В гущу жизни окунувшись, сколько б струн она задела!
Вам, счастливые поэты, — все под солнцем вечно ново,
Только вы с красот незримых совлекаете покровы!
Сколько образов блестящих пред тобой скользят без края,
Ты же, как в воде стоячей, мысли сонные качая,
Равнодушно упускаешь формы, звуки, краски, пятна,
Тьму невысказанных истин ты теряешь безвозвратно.
Знаю. Как и ты, я тоже был обманут верой вздорной,
Что мой жалкий бунт в искусстве — путь к бессмертию бесспорный
Вымученными слезами, — мне отвратно вспомнить ныне! —
Я оплакивал прилежно вздор, казавшийся святыней!
Но когда я осмотрелся и узнал, что это горе
Начинающих поэтов — только нечто вроде кори,
Что, вчера покинув школу, в цвете лет они хиреют,
Тратят юный пыл и силы, что еще в них только зреют,
На пустые перепевы, где штампованные звуки
Заказную скорбь мусолят и надуманные муки,
И когда я понял ясно: это гибельная мода,
Что высасывает соки юной поросли народа, —
Я велел незрячим мыслям, что летучими мышами
Над могилами кружатся, — не возиться с мертвецами,
Но из цвета бурной жизни извлекать ее щедроты,
Собирая мудрость, правду в нестареющие соты!
О, как много можно в жизни написать! Какие драмы
Нерассказанными тонут, поглощенные валами
Моря жизненного! Сколько в тьму унесено волною
Непрославленных героев, обездоленных судьбою!
Сколько мучеников стойких и сердец, разбитых гнетом,
Предано навек забвенью, забрано водоворотом!
Весь наш мир — в движенье вечном. В мировом круговращенье
И у самой малой силы есть свое предназначенье.
И когда, поэт, ты видишь, как вокруг страдают люди,
Бьются, мечутся и стонут, и надсаживают груди,
Ты же низким дезертиром сторонишься поля брани,
Тем, кто ждет твоей подмоги, веруя в тебя заране,
Шлешь отчаянье
