Вот он, краткий обзор того, что происходило, когда Пэки Франклин явился в шато «Блиссак».
Миссис Гедж сидит в офисе своего лондонского адвоката. Ее не удовлетворили его действия от ее имени на предмет уклонения от английского подоходного налога, и она выкладывает ему все начистоту.
Леди Беатриса Брэкен сидит в саду отцовского поместья (Уорблс, графство Дорсетшир), уже в третий раз перечитывая письмо Пэки, сообщающее об отъезде в Сен-Рок. Хорошо зная, что курорт этот – осиное гнездо азартных игр и там слоняются толпы весьма сомнительных личностей, а среди них и виконт де Блиссак, она ни в малейшей степени не одобряет его поездки. Читая, она хмурится, а хмурясь, притопывает ножкой, а притопывая, приборматывает «хм!». И отнюдь не шутит! За ленчем, когда ее тетя Гвендолин снова высказывает мнение, что Пэки – вертихвост и висельник, Беатриса ловит себя на том, что разделяет мнение допотопной дамы.
Гордон Карлайл, джентльмен хоть куда в новехонькой шляпе, новехоньких туфлях, новехоньком костюме и с гарденией в петлице, сидит на палубе парохода «Антилопа», наблюдая, как все четче обрисовывает полуденный свет красные крыши Сен-Рока. На новехоньком чемодане рядом с ним – свежая наклейка, на которой востроглазый наблюдатель прочитал бы «Герцог де Пон-Андемер».
Суп Слаттери сидит в казино. От ночных приключений голова у него утром была тяжеловата, но алкогольный тоник собственного изобретения быстро поправил дело и теперь он в отменной форме. Осторожно понтируя за одним из столиков, и, если это кому интересно, выигрывая по маленькой.
Виконт де Блиссак – в форме не такой отменной. Он лежит (а не сидит) на кровати в своем номере, уставившись в потолок, конвульсивно вздрагивает всякий раз, как за дверью раздаются шаги, и неимоверно страдает: некий невидимка упорно старается ввинтить накаленные добела шампуры в его глазные яблоки. Это, вдобавок к его терзаниям, что вот-вот распахнется дверь, протянется рука закона и поволочет его в тюрьму, оказывает самый угнетающий эффект на разнесчастного молодого человека.
Гедж снова вернулся на диванчик в гостиную и слегка постанывает.
Сенатор Опэл резво прогуливается по окрестностям шато.
Блэр Эгглстон пребывает в замке, в комнатах для прислуги, где задумчиво чистит обширный зад хозяйских брюк. Счастливым его назвать нельзя, да и не один из длинной череды камердинеров сенатора Опэла счастливым не был. Любой камердинер сенатора сразу открывал, что жизнь – штука суровая, и посланы мы в этот мир не для веселья и удовольствий.
Мисс Путнэм, личная секретарша миссис Гедж, опять же сидит в библиотеке, решая кроссворды. Этой формой умственной тренировки она весьма увлечена.
Кухарка спит.
Дворецкий пишет письмо матери.
Мэдвей, горничная миссис Гедж, занимается своими обязанностями, чтобы, переделав все, пройтись к озеру и отдохнуть там с детективным романом, читать который она начала накануне вечером.
Пэки разыскивает Джейн.
А Джейн стоит на заросшей тропинке, вьющейся по холму, на котором расположилось шато, и задумчиво глядит на гавань.
День, как мы уже намекали, был не из самых удачных для жаворонков и улиток. Тот факт, что жаворонки на крыле, а улитки на листе, приносил мало утешения Геджу. Так же мало утешало это обстоятельство и Джейн. Пока она стояла, обозревая пейзаж, сердце у нее ныло. С тех пор как внезапная любовь бросила их в объятия друг другу, она впервые задумалась, а вправду ли ее Блэр так богоподобен, как она считала. Ей даже подумалось на миг, а нет ли в нем, если покопаться, чего-то и от хлюпика?
Едва выскочив из подсознания, мысль эта моментально унырнула обратно, но все-таки возникла, отчего Джейн охватило смутное беспокойство. Молниеносная мысль омрачила солнечный свет и унесла по меньшей мере процентов сорок удовольствия от лазурного неба и щебетания птичек.
В последние несколько дней Блэр, несомненно, выказывал себя не с лучшей стороны. Постоянное общение с сенатором породило в нем раздражительность, брюзгливость и жалость к себе. На их коротких тайных встречах, когда Джейн предпочла бы беседовать о любви, он стремился свернуть разговор на свои личные горести, да так на них и застревал. А это мучительно для чувствительной и романтичной девушки: летишь как на крыльях в тихих сумерках, чтобы увидеть возлюбленного, и выясняется, что единственное его желание – обсуждать привычку ее отца швыряться в него овсяной кашей.
Однако все бы это Джейн могла простить, если бы Блэр хоть раз пришел с хитроумным планом кражи. Если правда, что критический час порождает Героя, правда и то, что критический час безжалостно разоблачает слабаков. Как заговорщик Блэр выказал полную свою никчемность. Никакого конструктивного курса действий выдвинуть он не сумел. С таким же успехом его могло бы и не быть здесь.
Нехотя Джейн пришла к выводу: в подобных затруднительных обстоятельствах ей требуется кто-то, больше похожий на Пэки Франклина. Вот он, понимала она, человек действий, на которого можно положиться; он хотя бы попробует что-то предпринять, а не станет без толку слоняться и тратить попусту время на нытье из-за того, что кто-то метнул в него капельку овсянки. Да, она вспоминала Пэки с печалью, и внезапно ей всем сердцем пожелалось, чтобы он оказался здесь, и сейчас же. А подняв глаза, она увидела, что он и вправду здесь, спускается к ней по тропинке. Вот это быстрое обслуживание, подумала Джейн и подпрыгнула в изумлении дюйма на два с четвертушкой, чувствуя себя Аладдином, случайно потеревшим лампу.
– Вы!
То же самое выкрикнула она и в предыдущую их встречу, но тогда это короткое слово разорвалось точно ручная граната. Теперь же оно вызвало на лице Пэки радостную улыбку. Знаток словечка «вы», он сразу распознал его тайный смысл – благожелательность и даже восторг. Такое «вы» всегда приятно услышать молодому человеку.
– Что?.. Почему?.. Как?..
Пэки пожал ее маленькую ручку. Строгий ревнитель нравов, пожалуй, отметил бы, что для помолвленного с другой он пожимает ее чересчур ласково.
– Все в порядке!
В нескольких простых словах Пэки обрисовал ситуацию. Он передал разговор с виконтом де Блиссаком и более недавнюю беседу с Геджем. Предвосхищая возможный вопрос: а как же теперь, очутившись в шато, он намерен проникнуть в запертый сейф, – Пэки поведал о безграничной благодарности Супа в доказательство того, что у него имеется рукастый помощник. Сейчас, сообщил он, нужно дождаться миссис Гедж, потом оставить открытым ближайшее окно, а уж Суп довершит остальное.
– Вот такие дела, – завершил рассказ Пэки.
Джейн глубоко вздохнула. Не будь она на редкость прелестной девушкой, кто-то мог бы и сказать, что она засопела. В глазах у нее сиял свет, какого Пэки еще не видел. Сияние ему очень понравилось, и его снова укололо сожаление – ах какая девушка бросается в объятия этому обсевку природы, Блэру Эгглстону!
– Ой, как вы чудесно все устроили! – тем временем вскричала она.
– Ну что вы! Ничего особенного.
Сейчас-то и вообще не было ни малейшей необходимости снова брать и пожимать ее ручку, но он все-таки взял и пожал.
– Почему вы все это делаете для меня?
Джейн затронула вопрос, который и самого Пэки ставил в тупик. Нелепо было бы предполагать, что легкая физическая привлекательность как-то повлияла на человека, помолвленного с леди Беатрисой. Приходилось относить все за счет внутреннего благородства. Встречаются порой такие люди – великодушные, бескорыстные альтруисты. Без всякой личной выгоды носятся они по белу свету, творя добро налево-направо.
Слишком скромный, чтобы выдвигать такую теорию, Пэки только отмахнулся.
– Ну, мне подумалось, что вам потребуется помощь. Как я догадался из ваших слов по телефону, от Эгглстона вы особого проку не ждете.
– От Блэра вообще толку нет! – вздохнула Джейн.
– Этого я и опасался.
– Он никак не может оторваться от мыслей об овсяной каше.
– От каши?
– Ой, ну все случилось в первое же утро. Папа потребовал завтрак в постель, и Блэр принес. А кухарка, зная, что папа – американец, естественно, сочла, что ему на завтрак требуется овсянка, а папа именно ее терпеть не может. Овсянку то есть, не кухарку.
– Многие не могут ее терпеть.
– Да, но он не сказал об этом попросту. Не такой у него характер. О нет! Дождавшись, пока Блэр поставит поднос у кровати, он поднял крышку и спрашивает: «А это что? Овсянка?» Блэр отвечает: «Да, овсяная каша». Папа переспрашивает мягко так, ласково: «Ах, овсянка?» Блэр уже двинулся к дверям, и вдруг что-то горячее и скользкое хлопнуло его по затылку. А папа сидит в кровати и зачерпывает ложкой овсяную кашу. Блэр стал гадать, что же это такое, почему у него весь затылок в каше. Тут папа вынимает полную ложку и, придерживая дно левой рукой, а верх – двумя пальцами правой, мечет ее, ну, знаете, как раньше, в древности, метали из катапульты ядра? Все выплеснулось на Блэра, прямо ему в лицо.
