Благочестивый шакал ответил: «То, что я принадлежу к тому же роду, что и вы — дикие звери, и общаюсь с вами, не сделает меня грешником, если я сам не согрешу, ибо праведность и греховность определяется не по тому, где ты живешь и с кем общаешься, а по твоим делам и сердечным помышлениям. И если бы поступки, совершенные в святом месте, почитались бы праведными, а то, что случилось в месте дурном, причислялось бы к греху, то можно было бы считать, что злодей, убивший молящегося праведника в михрабе мечети, не совершил греха, а тот, кто пощадил неверного врага на поле боя, отягощен прегрешениями. Я лишь принадлежу к вашему роду и время от времени общаюсь с вами, но своими делами и помышлениями я далек от вас, ибо знаю, какие плоды могут принести ваши поступки. Поэтому я и останусь в своем прежнем мнении и положении».
И шакал, проявив твердость и решительность, продолжал избегать охоты и кровопролития и прославился своей праведностью и благочестием. Вести о нем дошли до льва — царя тех земель, и он пожелал приблизить к себе шакала — мужа добродетельного, надежного, верного, благочестивого и бескорыстного, и он послал за ним, призывая его к царскому двору. Когда шакал прибыл ко льву, тот принял его со всеми почестями, ласково обошелся с ним, побеседовал и увидел, что рассказы о достоинствах его правдивы и он соответствует той цели, для которой царь предназначил его.
Через несколько дней царь зверей снова призвал шакала и сказал ему: «Тебе известно, что у меня немало наместников, что же касается сторонников и помощников, то их у меня великое множество. Но я нуждаюсь в верных людях, что отличались бы честностью и неподкупностью. Мне сообщили, что ты муж добродетельный, благочестивый, благоразумный и образованный, и пожелал я приблизить тебя к своему престолу. Я возведу тебя к высоким степеням чести и поручу тебе великое дело, сделав своим советником и приближенным».
Шакал ответил: «Царям должно выбирать себе достойных наместников и помощников в выполнении важных дел, но не пристало им принуждать кого-либо к этому и заставлять одного из своих подданных браться за дело помимо его воли, ибо никто не исполняет дела со всем тщанием по принуждению. Я же неспособен к ведению царских дел и не имею к тому ни способностей, ни желания, и у меня нет никакого опыта и стремления властвовать. Ты — царь и повелитель всех зверей, у тебя неисчислимое множество подданных всякого звериного рода и племени. Среди них есть сильные и благородные, обладатели острых клыков и мощных когтей. Такие звери и должны быть твоими помощниками и наместниками, ибо они превозносятся своей силой и жаждут власти, и если твой выбор падет на них, они несказанно обрадуются и будут счастливы».
«Оставь эти слова! — возразил лев. — Я ни за что не откажусь от своего намерения и назначу тебя своим наместником!» И шакал промолвил: «Я не способен к царской службе. Царю могут служить двое: либо лицемерный злодей, достигающий своей цели злодейством и спасающийся от кары за него лицемерием, либо ничтожный глупец, презренный даже завистниками. Кто же стремится исполнять царскую службу верой и правдой, не будучи искушен в искусстве лицемерия, редко остается целым и невредимым, ибо против него ополчаются и враги, и друзья правителя, объединенные враждой и завистью. Друг царя будет завидовать благоволению своего покровителя и постарается оговорить соперника, а враг преисполнится ненависти за те советы, которые правдивый и бескорыстный дает царю, спасая его от вражеских козней. А коли все пойдут против одного, то ему не миновать падения и позорной смерти».
Царь воскликнул: «Не думай о зависти и кознях завистников! Ты будешь рядом со мной, и я избавлю тебя от этого, осыплю почестями и благодеяниями и подниму тебя до таких степеней достоинства, которые соответствуют твоим добродетелям!» Но шакал ответил: «Если царь желает сделать мне доброе дело, пусть разрешит мне вернуться в родные места, и я буду жить в пустыне, в покое и безопасности, ни о чем не заботясь и ни о чем не помышляя, довольствуясь свежей травой и прохладной водой, ибо ведомо мне, что приближенный царя за один час испытает столько страха, обид и огорчений, сколько прочие не испытают за всю свою жизнь, а ведь прожить немного, будучи избавленным от страха и беспокойства, лучше, чем влачить долгие дни в постоянных опасениях и вечной тревоге».
«Я выслушал твои слова, — сказал лев. — Не думай о том, чего, как я вижу, ты боишься, и знай, что я твердо решился воспользоваться твоими услугами и сделать тебя своим помощником и приближенным». — «Если уж царь настаивает на этом, — промолвил шакал, — то я хочу, чтобы он дал мне слово, что не будет спешить с решением моего дела, проявит твердость и решительность и хорошенько расследует и поразмыслит, если до его ушей дойдут порочащие меня слухи. Быть может, кто-нибудь из его приближенных, стоящих выше меня по званию и должности, будет опасаться за свое место, или тот, кто ниже меня, будет жаждать занять мое положение. Они сами или через своих приверженцев и сторонников станут поносить меня перед царем, желая настроить его против меня. Тогда царь должен вспомнить мои слова и не действовать необдуманно, а взвесить все слова и поступки, мои и моих противников, а затем уже поступать как ему заблагорассудится. И если я буду уверен в этом, то не пожалею отдать жизнь, выполняя царскую волю, и буду верным помощником и советником государя, зная, что обезопасил себя от поспешного решения и не буду моим врагам легкой жертвой». — «Я обещаю тебе это, и еще больше!» — воскликнул лев. Он назначил шакала хранителем своих сокровищ, осыпал дарами и почитал превыше всех своих приближенных.
Увидев, как отличает царь шакала, придворные огорчились и рассердились, и все как один, сговорились настроить льва против его нового советника, чтобы погубить его. Как-то льву особенно понравилось поданное ему на обед мясо, и он приказал отложить остаток и хранить его в самом надежном месте, среди его сокровищ, чтобы потом съесть его и насладиться изысканным блюдом. Шакал велел отнести мясо в сокровищницу и беречь его пуще ока, но враги его сумели проникнуть в сокровищницу, забрали мясо, когда шакал находился в царских покоях, спрятали это мясо в его доме и вернулись, порешив оклеветать шакала, как только наступит подходящий случай. На следующий день, когда настало время трапезы, лев велел подать ему на обед вчерашнее мясо, которое пришлось ему особенно по вкусу. Стали искать его в сокровищнице, куда отнесли его, но мяса не было на месте, и шакал, не ведая о том, что устроили придворные, был вне себя от беспокойства.
Между тем заговорщики явились в царские покои и уселись перед царем. Царь, гневаясь на промедление, снова и снова приказывал принести ему мясо, но мяса все не было. Тогда придворные, враги шакала, стали посматривать друг на друга, и наконец один из них сказал, словно соболезнуя о несчастье и желая, чтобы царь узнал всю правду: «Мы должны открыть глаза нашему царю, дабы узнал он, кто его друг и желает ему добра, а кто его враг и вредит, где только может, даже если это будет тяжело и неприятно слышать некоторым здесь присутствующим. До меня дошло, что мясо, которое так понравилось нашему повелителю, унес шакал и припрятал у себя дома».
Другой сказал: «Не думаю, чтобы он сделал это, но следует обыскать его дом: никогда не знаешь, что на уме у твоего ближнего и каков его нрав».
Третий прибавил: «Клянусь жизнью, никто не ведает тайных мыслей и хитростей шакалов! И сдается мне, что если как следует поискать, то мясо найдется дома у этого шакала, — ведь все мы склонны поверить всему, что рассказывают о пороках и коварстве этих тварей!»
Тут вступил в разговор четвертый придворный льва и промолвил: «И если мы действительно найдем у него это мясо, то это будет не только предательством и изменой, но и худшей неблагодарностью, наглостью и поруганием милостей нашего повелителя».
Пятый прибавил: «Все вы — мужи справедливые и благородные, и я не в состоянии опровергнуть ваши слова. Если бы царь послал кого-нибудь в дом этого шакала, чтобы обыскать его, то дело стало бы ясным».
Шестой воскликнул: «Если повелитель желает обыскать его дом, то пусть он поспешит, ибо у этого шакала повсюду соглядатаи и подкупленные им изменники, которые тут же донесут ему обо всех наших разговорах, и он припрячет украденное мясо и окажется невиновным».
Седьмой придворный сказал, обращаясь к присутствующим: «Но разве есть грех или преступление, которые укрылись бы от нашего повелителя? Пусть не обманываются предатели — им не удастся ускользнуть от справедливого возмездия и наказания».
И восьмой согласился: «Невозможно спастись от возмездия тому, кто замыслил зло против правителя, — куда ему бежать и где он укроется? Повсюду настигнет его кара за содеянное, ибо у царя множество верных друзей и приверженцев, которые откроют местопребывание преступника».
