– Ладно, оставь, – сказала она. – Не забивай себе голову.
– Прошу тебя. Марсель, не упрямься. Клянусь, я готов признать все свои ошибки. Но скажи, что случилось позавчера? Будет куда лучше, если мы снова станем друг другу доверять.
Она все еще колебалась, хмурая и немного размякшая.
– Прошу тебя, – повторил он, взяв ее за руку.
– Ну что ж... как всегда, тебе было плевать на то, что я думаю.
– А что ты думаешь?
– Зачем ты меня заставляешь говорить? Ты все хорошо знаешь и без меня.
– Верно, мне кажется, действительно знаю.
Он подумал: «Конечно, я на ней женюсь». Это было ясно как день. «Нужно быть просто негодяем, чтобы прикидывать, как бы с ней порвать». Она была с ним, она страдала, она несчастна и зла, и ему достаточно сделать только одно движение – и она успокоится. Он спросил:
– Ты хочешь, чтобы мы поженились?
Марсель вырвала у него руку и резко поднялась. Он недоуменно смотрел на нее: она мертвенно побледнела, губы ее дрожали.
– Ты... Так тебе сказал Даниель?
– Нет, – озадаченно ответил Матье. – Я сам сделал такой вывод.
– Сам сделал такой вывод! – смеясь, проговорила она. – Сам сделал такой вывод! Даниель тебе сказал, что я расстроена, и ты решил, будто я хочу заставить тебя жениться. Вот как ты обо мне думаешь... И это после семи лет!
Руки ее задрожали. Матье захотелось ее обнять, но он не посмел.
– Ты права, – сказал он, – я не должен был так думать.
Марсель, казалось, не слышала его. Он продолжал настаивать:
– Послушай, у меня были веские причины: Даниель сказал, что вы тайком от меня видитесь. Она молчала. Матье мягко продолжил:
– Ты хочешь ребенка?
– Ха! – усмехнулась Марсель. – Это тебя не касается. То, чего я хочу, тебя больше не касается!
– Прошу тебя, – сказал Матье, – еще есть время...
Она покачала головой.
– Неправда, времени больше нет.
– Но почему. Марсель? Почему ты не хочешь спокойно все обсудить? Нам хватит часа: все уладится, все прояснится...
– Не хочу.
– Но почему? Почему?
– Потому что теперь я не слишком тебя уважаю. К тому же ты меня больше не любишь.
Она говорила убежденно, но, казалось, удивилась и испугалась собственных слов; в ее глазах застыл лишь тревожный вопрос. Она грустно продолжила:
– Чтобы подумать обо мне то, что ты подумал, нужно совсем меня не любить...
Это был почти вопрос. Если бы он обнял ее, сказал, что любит, все еще могло быть спасено. Он женился бы на ней, у них был бы ребенок, они прожили бы бок о бок всю жизнь. Матье встал, он собирался сказать: «Я люблю тебя». Но помедлил и вдруг четко произнес:
– Что ж, это правда... Я больше тебя не люблю.
Слова уже были сказаны, но он все еще с ошеломлением слышал их. Он подумал: «Кончено, все кончено». Марсель отскочила, издав торжествующий крик, но тотчас же прикрыла рот рукой и сделала Матье знак молчать, озабоченно прошептав:
– Мама...
Оба прислушались, но до их слуха донесся лишь отдаленный гул машин. Матье сказал:
– Но я еще очень дорожу тобой...
Марсель надменно засмеялась.
– Естественно. Только ты дорожишь... несколько иначе, чем прежде. Не так ли?
Матье взял ее за руку.
– Послушай, я...
Марсель резко вырвала руку.
– Не надо. Я узнала то, что хотела. Она подняла потные пряди волос, упавшие на лоб. И вдруг улыбнулась, как от хорошего воспоминания.
– Скажи, – с внезапной злобной радостью продолжила она, – вчера по телефону ты говорил мне совсем другое. Ты мне сказал: «Я люблю тебя», хотя никто тебя об этом не просил.
Матье не ответил. Она проговорила уничтожающе:
– Как же ты меня презираешь...
– Я тебя не презираю, – возразил Матье. – Я...
– Уходи! – вспыхнула Марсель.
– Ты с ума сошла, – сказал Матье. – Я не хочу уходить, мне нужно тебе объяснить, я...
– Уходи, – повторила она глухо, с закрытыми глазами.
– Но я сохранил к тебе всю свою нежность, – отчаянно твердил он, – я не собираюсь тебя бросать. Я хочу остаться с тобой на всю жизнь, я женюсь на тебе, я...
– Уходи, – сказала она, – уходи, я не хочу тебя больше видеть, уходи, или я не отвечаю за себя, я начну выть.
Она задрожала всем телом. Матье шагнул к ней, она грубо его оттолкнула.
– Если не уйдешь, я позову мать.
Он открыл шкаф и взял туфли, он чувствовал себя смешным и гнусным. Она сказала ему в спину:
– Забери свои деньги. Матье обернулся.
– Нет, – возразил он. – Это само по себе. Дело в том...
Она взял деньги с ночного столика и швырнула их ему в лицо. Банкноты разлетелись по комнате и упали на коврик у кровати. Матье не поднял их; он смотрел на Марсель. Тут она начала прерывисто смеяться, закрыв глаза.
– Ха!.. Как смешно! А я-то думала...
Он хотел подойти, но она открыла глаза и, отступив назад, показала ему на дверь. «Если я останусь, она заорет», – подумал Матье. Он повернулся и вышел из комнаты в носках, держа туфли. Спустившись по лестнице, он обулся, ненадолго остановился, взявшись за ручку двери, и прислушался. Внезапно до него донесся низкий и мрачный смех Марсель. Он вздымался, как ржание, и постепенно затухал. Раздался голос:
– Марсель! Что случилось? Марсель!
Это была ее мать. Смех резко пресекся, все погрузилось в тишину. Матье еще минуту прислушивался, потом тихо открыл дверь и вышел.
Матье думал: «Я негодяй», и это его безмерно удивляло. В нем не осталось ничего, кроме усталости и оцепенения. Он остановился на площадке третьего этажа, чтобы отдышаться. Ноги были ватными; за трое суток он спал всего шесть часов, а может, даже и меньше. «Сейчас лягу спать». Он сбросит кое-как одежду, доковыляет до кровати и рухнет на нее. Но он знал, что не уснет и будет всю ночь лежать, устремив взгляд в темноту. Он добрался до двери квартиры, она была открыта, Ивиш, должно быть, в панике бежала; в кабинете еще горела лампа.
Он вошел и увидел Ивиш – та, оцепенев, сидела на диване.
– Я не ушла, – сказала она.
– Вижу, – холодно откликнулся Матье.
Они с минуту помолчали; Матье слышал громкий и мерный шум своего собственного дыхания. Ивиш, отвернувшись, пробормотала:
– Я вела себя мерзко.
Матье не ответил. Он смотрел на волосы Ивиш и думал: «Неужели я все это сделал из-за нее?» Она наклонила голову, и Матье с прилежной нежностью посмотрел на смуглый девичий затылок. Он хотел бы почувствовать, что дорожит ею больше всего на свете, чтобы его поступок имел хотя бы это оправдание. Но он не чувствовал ничего, кроме беспредметного гнева от совершенного поступка, голого, скользящего, непонятного: он украл деньги, он бросил беременную Марсель – ради чего?
Ивиш сделала над собой усилие и вежливо сказала:
– Я не должна была вмешиваться и навязывать свое мнение...
Матье пожал плечами.
– Я только что порвал с Марсель.
Ивиш подняла голову и бесцветным голосом произнесла:
– Вы оставили ее, не дав ей денег?
Матье улыбнулся. «Естественно, – подумал он. – Сделай я так, она бы теперь меня в этом упрекнула».
– Нет. Я все уладил.
– Вы нашли деньги?
– Да.
– Где же?
Он не ответил. Она с беспокойством посмотрела на него.
– Но вы не...
– Да. Я их украл, если вы это имеете в виду. У Лолы. Я проник к ней в номер, когда ее там не было.
Ивиш сощурилась, и Матье пояснил:
– Я их ей верну. Это вынужденный заем, вот и все. У Ивиш был глупый вид, она медленно, как только что Марсель, повторила:
– Вы обокрали Лолу.
Ее проникновенный вид разозлил Матье. Он быстро сказал:
– Да, знаете ли, это не шибко геройский поступок: нужно было всего лишь подняться по лестнице и открыть дверь.
– Зачем вы это сделали?
Матье коротко засмеялся.
– Кабы я знал!
Она резко выпрямилась, и лицо ее стало суровым и замкнутым, как в те минуты, когда она оборачивалась на улице, чтобы проследить глазами за красивой женщиной или молодым человеком. Но на сей раз она смотрела на Матье. Матье почувствовал, что краснеет. Из щепетильности он пояснил:
– Я не собирался ее бросать. Я просто хотел дать ей денег вместо того, чтоб жениться на ней.
– Понимаю, – кивнула Ивиш.
Но она продолжала недоуменно смотреть на него. Он настаивал, отвернувшись:
– Все вышло не очень-то пристойно: она меня выгнала. Она все это плохо восприняла; не знаю, чего она ожидала.
Ивиш не ответила, и Матье умолк, охваченный тревогой. Он подумал: «Не хочу, чтоб она меня вознаградила».
– Вы красивы, – сказала Ивиш.
Матье с унынием почувствовал, как в нем возрождается пронзительная любовь. Ему показалось, что он бросает Марсель вторично. Он ничего не сказал, только сел рядом с Ивиш и взял ее за руку. Она сказала ему:
– У вас потрясающе одинокий вид.
Матье стало стыдно. Наконец он проговорил:
