В доме была идеальная чистота и порядок. «Вот что значит иметь хозяйку, — вслух сказал Николай Николаевич, — а что станет теперь?» Он сел на диван облокотившись на спинку и закрыв глаза, и неожиданно для самого себя задремал, согретый ласковым утренним солнцем.
Проснулся от беспрерывно звеневшего телефонного звонка. «Алло!» — взял трубку Николай Николаевич. «Это квартира Исаева? — говорила телефонистка, — а вы кто?» — «Я сосед его, Николай Николаевич, что передать?» — «Весть нехорошая, даже не знаю, как и сказать. Короче, читаю телеграмму: «Срочная. Старый Крым Октябрьская 119 Исаеву Ивану». — Текст: «Ванечка умерла мама Настя. Виктор. Люда». — «Как «умерла»? Она же еще молодая!» — «Читаю, как написано. Кто принял?» «Панков Н.Н.» — «Извините». В трубке послышались частые гудки.
Николай Николаевич стал лихорадочно думать: что делать? Решил позвонить полковнику Попову — больше некому. «Александр Васильевич, здравствуйте, это я, Николай Николаевич. Да Ваня уехал на работу. Товарищ полковник, у Ивана опять несчастье. Я боюсь, как бы с ним что не случилось, — вот позвонил вам». — «А в чем дело? Родственники появились? Нет? Должны бы уже быть дома. Я разберусь». — «Да не в этом дело! Только что позвонили с телеграфа — у него мама умерла, приемная мать, что в Сибири живет. Молодая еще, лет пятьдесят. Вот не знаю, что делать». — «Давай так, Николай Николаевич, ты вначале сам успокойся, а я тут постараюсь Ивана подготовить. А потом решим, как быть дальше. Вечером приеду сам».
Николай Николаевич долго бродил по саду, несколько раз подходил к яме, которую было начал копать Иван, да так и бросил, не закончив. От нечего делать старик взял веник и стал мести двор.
— Дядя Коля, — услышал он голос девочки, — вот вам письмо и телеграмма. Опусти в ящик, я заберу.
И Николай Николаевич, спокойно отложив веник, подошел к почтовому ящику, извлек из него письмо и телеграмму. Сначала прочитал телеграмму. Все было так, как прочитала телефонистка. Письмо было толстое, в синем конверте, заклеенное домашним способом, адресованное Ивану. Но адрес странный: «Сибирь. Чулым. Зульфие». Почему-то Николай Николаевич нутром почувствовал, что тут что-то кроется. Он даже вспотел. Медленно поднявшись на веранду, положил письмо и телеграмму на стол, а сам прилег на диван. «Что-то я совсем расклеился, — подумал старик. — Кто же такая Зульфия? Иван о ней ничего не говорил. Надо успокоиться, что я, собственно, разволновался?» Долго лежал Николай Николаевич; наконец, уняв сердцебиение, снова спустился вниз и продолжил мести двор.
А в это время полковник Попов вызвал к себе Ивана.
— Товарищ полковник, старшина… — начал было докладывать Иван, но Александр Васильевич остановил его.
— Проходи, Ваня, садись. Разговор у меня к тебе есть, и довольно серьезный, — а по селектору сказал: — Майора Чепурко ко мне.
Иван сел и стал спокойно рассматривать кабинет, пока полковник что-то дописывал в свою тетрадь. Вошел небольшого роста, какой-то незаметный, майор, доложил. Полковник, как бы продолжая разговор, сказал:
— Помнишь, Ваня, у нас разговор был в отношении твоей учебы? — И, обращаясь уже к майору, сказал: — Представляешь, Василий Владимирович, парень школу с медалью окончил, службу отслужил, радист первого класса, старшина.
— Это же законченный офицер, — поддержал майор.
— Вот я и говорю; пошлем-ка мы тебя, Ваня, в Киев, так месяцев на пять-шесть, — поучишься, сдашь экзамены экстерном за полный курс училища, вернешься к нам лейтенантом и будем служить дальше. Ты как на это смотришь?
— Я как-то над этим не думал. Надо бы, как говорит Оля, обмозговать.
— Кстати, как Оля?
— Уехала в Москву, в университет.
— Тем более: она учится, и ты учись, наверстывай упущенное. — И уже майору: — А пока старшина Исаев будет думать, вы, товарищ майор, оформляйте на него документы.
— Есть, — ответил майор и так же незаметно исчез.
— А теперь, Ваня, у нас чисто семейный разговор. — Полковник встал. Иван почувствовал что-то недоброе; как-то тревожно засосало под ложечкой.
— Ты только не волнуйся, у всех это бывает.
— Что-то случилось, Александр Васильевич?
— Да, случилось. Ты из Сибири давно уехал?
— Почти год.
— А в отпуске был за это время?
— Нет, я же работаю только десять месяцев.
— Тогда считай, что я тебе предоставляю отпуск. Выпишут проездные, и самолетом «Симферополь — Красноярск» ты сегодня же вечером улетишь — билет я уже заказал.
Иван встал и смотрел, не мигая, на полковника, не совсем понимая, что происходит.
— С кем же несчастье? — наконец, спросил он.
— С матерью твоей, Анастасией Макаровной: что-то с ней стряслось — она в тяжелом состоянии. Телеграмма есть, и звонили с телеграфа.
Полковник подошел, положил руки на плечи Ивану.
— Ты только не волнуйся, домой поедем вместе, мотоцикл твой пусть пока постоит на складе.
Когда Иван вышел, полковник позвонил Николаю Николаевичу. «Извини, Николай Николаевич, я не смог ему сказать о смерти. И ты не говори, скажи, что позвонили с телеграфа и все. Приехали? Ну и хорошо, а они уже знают? Это плохо, но ты им скажи, чтобы молчали. А Овсиенко приехал? Вот что: скажи ему — пусть завтра же приедет в часть, а то, может, я в этой суматохе забуду, а ты не забудь», — а в селектор сказал: «Дежурный по КПП? Если будет выезжать старшина Исаев — без меня не выпускать!»
Глава двадцать девятая
«Горе-отдыхающие», как они себя назвали, въехали во двор почти бесшумно. Николай Николаевич в это время ушел к себе домой, прилег на кровать, стараясь отвлечься: он никак не мог отделаться от мысли, что написанное на конверте имя «Зульфия» как-то связано с ним, с одной из его приемных дочерей-близнецов — Зульфией и Зарией. Так, провалявшись бесполезно несколько минут, он вышел и увидел во дворе дома Ивана «Волгу» и ее пассажиров, разгружавших свой нехитрый скарб.
— Слава Богу, приехали, — сказал дядя Коля, подойдя ближе. — Здравствуйте, как отдыхалось?
Все поздоровались, но как-то без энтузиазма, а Рита Ивановна подошла ближе к Николаю Николаевичу и сказала:
— Вы что, телеграмму не видели?
— Которая на столе? Так это я ее туда и положил, там еще и письмо есть, — немного грустно, но спокойно сказал дядя Коля.
Потом звонил полковник Попов. После разговора с ним Николай Николаевич отозвал Колю Овсиенко и передал просьбу полковника приехать в часть.
— Как в сказке, — сказал Николай, — месяц жила-была школа с ее базой, и вдруг…
А Оксана ушла в сад и долго ходила там одна.
— Где Оксана? — спросил Николай Риту Ивановну.
— Не трогай ее, пусть побудет одна.
Марина помогла отцу разбираться с инструментами — укладывала все по своим местам. О случившемся под Керчью все молчали.
— И все-таки, как отдыхали-то? — после небольшой паузы спросил Николай Николаевич у Риты.
— По-разному, но в основном — нормально, — ответила она и отвернулась.
— Ну ладно, нормально так нормально, только у меня просьба: Ивану пока о телеграмме не говорить — мы так решили с Александром Васильевичем.
— А кто этот Александр Васильевич? — спросил Николай.
— А это тот самый командир части, они у нас жили почти неделю.
— Понятно, не говорить так не говорить. А когда Иван приедет с работы?
— Может, через час, а может, и раньше: все решает командир.
Подошла Оксана. Рита отвела ее в сторону и что-то начала говорить.
— Вы, видимо, есть хотите? — спросил Николай Николаевич. — Так Рита Ивановна знает, где что лежит, вам и карты в руки.
Дядя Коля поднялся на веранду, забрал со стола телеграмму и, свернув, спрятал в карман, и вовремя, потому что на улице послышался гул автомобильного мотора, и во двор вошли Иван и полковник Попов, поздоровались, и Александр Васильевич сказал:
— Вы извините, пожалуйста, но Ваня должен собираться: он улетает к себе на родину в отпуск. Так сложилось. Буквально сейчас я его и везу в Симферополь.
Николай Николаевич подошел к Ивану и подал странное письмо.
— Прочитай, может, что важное.
— Дядя Коля, да неужели мне сейчас до этого? Открывай и читай — потом перескажешь.
Старик без очков видел плохо, а потому попросил Николая:
— Прочитай, Коля, что там написано. Николай взял письмо и стал читать. «Люди добрые, здравствуйте!» — начиналось письмо. Потом шло описание того, как на почту зашли Виктор с Настей, а дальше было следующее: «Мы жили в детстве в Старом Крыму на вашей улице до тех пор, пока в 1943 году нас ночью на машинах не вывезли. Долго мы жили в Казахстане. Может, кто-нибудь из вас или ваших соседей знает о судьбе нашего приемного отца Панкова Николая Николаевича?»
Дядя Коля, прошептав: «Господи, помоги мне, Господи, помоги», стал медленно опускаться на землю. «Чуяло мое сердце, ведь чуяло же», — шептал он побелевшими губами.
