Во дворе было пусто. Женщины ушли, только в конюшне то заблеет коза, то захрюкает поросенок, то шумно вздохнет корова, почитай уже пять дней не видавшая хозяйки.
— Людмила как Людмила, — ответил Виктор, опять усаживаясь на лавку. — Рожать она будет. Ездила в Новосибирск — хотела аборт сделать, дак там ее уговорили. Решила рожать.
— От кого же?
— Был тут у нас один хлюст, укатил, удрал, можно сказать. Ладно, черт с ним, только Людмилу жалко: назло тебе она это сделала.
— Почему — мне?
— Ну, ты так и остался «Иван-простота»! Любит она тебя.
— Девчонка совсем, а тоже — «любит», — усмехнулся Иван.
— Вот такие и попадаются — четырнадцати да шестнадцатилетние. А твоей-то невесте сколько?
— Восемнадцатый пошел.
— И что так серьезно?
— Еще как! Жениться хотели. Вот уехала в университет в Москву.
— Надолго?
— Лет пять, наверное.
— И что же дальше?
Начало темнеть. Зажгли свет и еще долго беседовали, сидя на лавке, пока Виктор опять не вернулся к разговору о самородке.
— Так посмотришь?
— Знаешь, отец, нет у меня никакого желания сейчас с ним возиться. Давай отложим до завтра.
— Ты что, может, и впрямь сдавать придется? Неужто жизнь тебя ничему не научила? Ты только вспомни, как отец твой жил! Получается, что он сам себе приговор подписал на четырнадцать лет?! А за что? Да за то, что двух подлецов сам осудил и сам приговор исполнил. А если бы узнали? Да его бы наше государство изничтожило! А что мне оно дало? Вот я весь перед тобой: мне и надеть-то нечего, а я сорок лет проработал!
— Что ты меня агитируешь? Или я сам не понимаю?
— Так если понимаешь, скажи, что делать-то будешь. Ведь это не шутка: там миллионами пахнет. Сейчас реализовать это богатство невозможно — или убьют, или посадят, другого пути нет, поэтому я тебе советую спрятать это все, да так, чтобы никто даже из самых близких не знал. Правильно говорила Настя: золото у нас несет человеку только горе и страдания.
— Получается, как у Кузнецова, — родственник есть у нас, полковник, разведчиком в Англии работал, — так вот он золотом разбогател.
— Я тебе серьезно говорю, а ты…
— И я серьезно. Человек владельцем самого крупного ресторана в Лондоне стал, так у него задание было. А мне зачем? Конечно же, спрячу, а там видно будет. Я насчет Денисова узнавал: есть у нас один подполковник, но он моложе вашего.
— А внешне?
— Я-то его не видел.
— Надо посмотреть, этот подлец на все пойти может. Ну что, сынок, пойдем, помянем нашу мамочку… — произнес Виктор, и по дрогнувшему его голосу Иван понял, что не стал он говорить дальше, боясь заплакать.
Сели за стол в доме, собрали, что под руки попалось, выпили по стопке, вдвоем сходили к скоту, дали на ночь корм и опять вошли в комнату. Завешанные зеркала, траурные черные ленты и полотенца, горевшие свечи у образов — все это навевало страшную тоску и отрешенность. Запах плавленого воска придавал квартире постоянное ощущение смерти, поэтому о сне не заходило даже речи.
— Может, ты и прав, отец, давай завтра решим насчет переезда своим ходом, только чтобы ты ко мне и навсегда, а сюда будем приезжать на могилку. У тебя-то тоже никого тут нет.
— Яков, его семья — все же родственники, а там кто? Ты? Так говоришь — уедешь в училище.
— Ну не совсем же, на каких-то шесть месяцев. Там Николай Николаевич, вот, может, Зульфия с детьми будут — все ж не чужие люди.
— Не смогу я Настю даже мертвую оставить, — сказал Виктор и вдруг тихо, как-то беззвучно заплакал.
Иван никогда не видел его таким. На кладбище Виктор держался до последнего, даже когда наклонился к Насте, прощаясь. А тут плакал тихо, не вытирая слез, и это так не вязалось с его большой, еще довольно сильной фигурой, что Ивану стало нестерпимо жаль этого самого родного, может, самого близкого для него человека, казавшегося сейчас таким беспомощным и беззащитным. И он обнял Виктора. Так, попеременно утешая друг друга, они, не стесняясь, по-мужски плакали, вспоминая ту, кто лаской и нежностью окружала их всю свою жизнь. И как же сейчас ее не хватало им обоим!
Глава тридцать первая
Все шло своим чередом. Время делало свое дело. Сначала уехали Марина с отцом. Начала собираться Оксана.
— Так что же решать все-таки будем? — возобновила разговор Рита Ивановна. — Иван просил меня остаться до тех пор, пока он не приедет, а тут по телеграмме ясно, что он приедет в начале сентября. Тебе — на занятия, у Николая тут работа, которая ему нравится, глядишь, квартиру дадут — место неплохое.
— Знаешь, мама, пусть Николай решает, как хочет, и ты тоже, а мне еще рано решать, где жить; хватит, поспешила с замужеством!
— Что ты хочешь сказать? Николай хороший парень: не пьет, не курит, спокойный, вежливый. Чего ещё надобно?
— Да-да, еще заботливый, нежный и многое другое, но есть еще что-то, и, по-моему, это главное — любовь.
— Оксана, я тебя не неволила, ты сама решила, так теперь не ломай жизнь ни себе ни парню.
— А я и не ломаю, просто я уеду на занятия и все.
— Можно перевестись в Симферополь — тут ближе.
— Мама, слушай, я вот несколько раз у тебя спрашивала: кто мой отец? И ты каждый раз говорила мне неправду. Почему?
— Как ты со мной разговариваешь?! — вспыхнула Рита Ивановна. — Мы с Иваном Васильевичем прожили как муж и жена почти год, и если бы он не умер…
— Да ладно тебе, что ты так разволновалась? — и Оксана обняла мать за плечи. — Как же ты меня не поймешь? Знать я хочу, кто мой отец был, кто твои родители. Что же зазорного? У всех есть или были бабушки, дедушки, а у меня никого — ни дедушки, ни бабушки, ни отца.
— Но ты, же не можешь сказать, что была обделена жизнью! Во всяком случае — у тебя есть я, мать. А у меня совсем никого не было! Я только помню, что шли мы как-то вдвоем с братом, дошли до какой-то станции. Брат меня оставил на вокзале, а сам ушел добыть что-нибудь поесть, да так и пропал. Потом я была в детприюте, оттуда меня и забрали Исаевы — и все. Больше я ничего не знаю. Хорошо помню, что меня звали Раиса, но я еще плохо говорила, и когда меня спросили: «Как тебя зовут?» я ответила «Раита». Они смеялись и решили назвать меня Ритой. «Ты Рита, хорошо?» — сказали они и я повторила «Рита»… Что еще я могу тебе рассказать? — уже чуть не плача, закончила Рита Ивановна.
— Ты меня извини, мамочка, я не хотела тебя обидеть!
Вернулся с работы Николай.
— Ну как дела? — спросила Рита Ивановна.
— Все хоккей! Я давно мечтал о такой работе.
— Испытывать парашюты? — спросила Оксана.
— Да нет: обкатка — это совсем другое, но похожее.
— Есть будешь? — спросила Рита.
— У нас в шестнадцать обед, так что еще рано.
— Эй, есть тут кто-нибудь? — крикнул со двора дядя Коля.
— Есть все, — отозвалась Рита.
— От Ивана больше ничего?
— А чего еще? Дочки ваши нашлись, скоро приедут.
— Да как знать. Иван вообще-то особенная личность, за ним, видимо, сам Господь Бог наблюдает, потому и жизнь его и судьба — загадочные.
— Я тоже так думаю, — вставил Николай, — столько совпадений. Вот мне он, например, тогда в учебке очень понравился — и вот он рядом. Прямо в упор в него стреляли…
— Как стреляли?! — в один голос почти крикнули Оксана и Рита Ивановна.
Николай понял, что проболтался, и замолчал, словно поперхнулся.
— Чего уж, — выручил его дядя Коля, — стреляли, вот и седина у правого виска, чего тут скрывать? Действительно, судьба у него корявая.
Все замолчали. Николай, удрученный сказанным, ушел в сад.
— А я спрашивала — так ничего путного и не сказал, — как-то с тоской и безразличием проговорила Оксана.
— И когда же ты могла у него спросить: виделись всего несколько часов? — с недоверием сказала Рита.
— Спрашивала, мне это сразу бросилось в глаза.
— Но не кричать же об этом на всех перекрестках! Тем более что те солдаты убили в тот день тринадцать человек.
— Бедные матери! И за что же?
— Ни за что, просто так — в Америку захотели. Сам приедет и расскажет, хотя сейчас ему не до этого.
— Николай Николаевич, мы тут с Оксаной разговор затеяли. Иван мне предлагал поселиться тут навсегда. Помните? — перевела разговор на другую тему Рита.
— А как же? Не только Иван, и я тоже, может, даже больше, чем он.
— А вот Оксана категорически против.
— Почему? Во-первых, тут для ее работы простор, во-вторых, климат, природа, — поддержал дядя Коля.
— Вот и я о том же, но она ни в какую.
— Вы делайте как хотите, а я буду сама решать, где мне работать. Да к тому же еще учиться почти три года, — уже спокойно сказала Оксана.
— Я думаю съездить а Голодаевку, когда приедет Иван. Заберу своих зверей — Серого и Эрика, кое-какие вещи и обратно. А там что Бог пошлет.
