Дядя Коля, прошептав: «Господи, помоги мне, Господи, помоги», стал медленно опускаться на землю. «Чуяло мое сердце, ведь чуяло же», — шептал он побелевшими губами.
— Что с вами, Николай Николаевич? — с тревогой спросила Рита Ивановна, увидев, как Николай усаживает старика на ступеньки веранды.
— Дочь моя! — указывая на письмо дрожащей рукою, говорил Николай Николаевич. — Дочь моя письмо написала. Читай, Коля, читай.
Дальше Зульфия сообщила, что мать умерла, а другая ее сестра так и живет в Казахстане. В конце было написано: «Господом Богом прошу: ответьте, пожалуйста, столько ночей мне снятся наши родные, детство мое, а вернуться нельзя».
— Почему «нельзя»? — спросил Николай.
— Сейчас уже можно, — сказала Рита. — Я сама указ читала.
На веранду вышел с рюкзаком Иван.
— Простите все, но мне надо спешить. Рита Ивановна, остаетесь хозяйкой, я вас очень прошу. Давайте я вас обниму на прощанье! Может, все и образуется. И я вернусь дней через десять.
Он подошел к каждому, подошел и к Николаю Николаевичу:
— Что-то вы мне не нравитесь, дядя Коля, возьмите себя в руки!
— Ваня, Ванечка, — чуть не плача, начал дядя Коля. — Бери это письмо — его написала моя дочь, понимаешь, дочь моя, разыщи ее, расскажи обо мне, пусть едет сюда, пусть обе едут сюда, я их жду!
И он отдал Ивану письмо. Не совсем поняв, что от него требуется, Иван обещал все сделать. Наконец, помахав рукой, сел в машину. Полковник уже ждал его. Он громко сказал: «Поехали!». И Иван уехал навстречу своему новому несчастью.
Судьба приготовила ему еще одно испытание и, может быть, далеко не последнее.
Глава тридцатая
— Ну что, Ваня, — сказал Виктор, когда посторонние разошлись, а женщины-соседки стали убирать посуду со столов, перемывать, разбираться, какие и чьи тарелки, вилки, ложки, ведь народу приходило проводить в последний путь Анастасию Макаровну очень много, — вот и остались мы с тобой снова одни. Людмила уехала домой — так и должно было быть, тем более что ехать ей сейчас ой как надо, а вот мы остались… Скоро и ты уедешь, и что тогда?
— Поехали со мной! У меня жить есть где, и с работой налаживается, — сказал Иван.
— Я об этом еще с матерью разговаривал, да уж больно она не хотела уезжать отсюда. А теперь как же я ее брошу тут одну, кто к ней на могилку сходит?
Иван посмотрел на Виктора и только теперь заметил, как он постарел, осунулся; густые жесткие волосы его поседели, особенно на затылке и висках. Он сидел, скрючившись всей своей огромной фигурой, и весь вид его был тоскливо-удручающий.
— Может, ее можно забрать с собой? Надо хорошо подумать, — и Иван вспомнил Олю с ее постоянной рассудительностью.
— Забрать? Да нет, это только отец твой мог додуматься до такого, а Настю — нет, я не смогу.
— Я же не предлагаю сжигать, а потом, везти можно законно, как многие делают, отца-то я прятал: знали бы люди тогда в поезде, что было в моем рюкзаке. — Иван замолчал.
— Я вот тебе писал, Ваня, насчет одной ценной вещицы, помнишь?
— Из письма я ничего не понял. Что за вещь?
Виктор посмотрел по сторонам и почти шепотом сказал:
— Золото, и много золота.
— Откуда оно?
— Отец твой нашел, просил передать тебе, когда женишься, чтобы «не наломал по недомыслию дров», как он говорил.
— И что это за золото?
— Самородок, в нем около килограмма будет. А потом — золотые монеты: это уже я нашел.
— А куда я с ним, с самородком? — как-то совсем безразлично сказал Иван. — У меня билет на самолет, а там досмотр и — плакало наше золото.
— Значит, как ты говоришь, «надо подумать»?
— Думай не думай, а мне через шесть дней уже на работу.
— Это только один вопрос, а второй — машина. Мне она сейчас ни к чему; надо переоформить на тебя и гнать своим ходом.
— Из Сибири — и своим ходом?!
— Второй вариант — поездом до Симферополя, а там уже получишь, но это влетит в копеечку.
— Так, по твоим рассказам, мы сказочно богаты! — с грустью в голосе и с усмешкой сказал Иван, — прямо графы Монте-Кристо!
— С этим «сказочным богатством» можно угодить или в тюрьму, или на тот свет, — строго сказал Виктор, — это очень серьезно, тут нужна осторожность да осторожность. Сдать государству не имеет никакого смысла, да и все равно затаскают: где нашел, почему не сдал раньше…, поэтому я предлагаю дать телеграмму твоему командиру, что выезжаем своим ходом, — он поймет. Когда приедем в Крым, там уже и будем решать, как дальше жить.
Иван сунул руку в боковой карман и наткнулся на пухлый конверт, который ему передал Николай Николаевич, вытащил и удивленно посмотрел на него.
— Что это? — спросил Виктор.
— Чуть не забыл! На, прочитай.
Виктор надел очки и начал читать.
— Помню, помню, как же — эта женщина на почте работает, на Чулымской, она тогда плакала.
— Слушай, дядя Витя, давай съездим, очень надо ее увидеть — это дочь моего соседа, хорошего друга, он очень просил меня.
— Так время уже три, почта, наверно, закрывается.
— Ладно, найдем, спросим, где живет. Поехали!
Иван так умоляюще смотрел на Виктора, что тот зразу же согласился, подумав: «Вот человек: на себя ему наплевать, а для других готов на все».
Ехали недолго. Минут через двадцать остановились прямо у почты. Пожилая женщина как раз закрывала большим засовом входную дверь. Виктор подошел к ней:
— Здравствуйте! Нам бы Зульфию.
— Почта закрыта, — сказала женщина и посмотрела на Виктора. — А, это вы, я вас узнала: вы тогда с женой приходили, а Зульфия только что домой пошла: вон там они живут, видите серый забор?
— А вы не туда идете?
— Туда, только дальше. А зачем она вам?
— Да вот сын наш приехал, кому мы письмо тогда писали, — мать-то наша умерла.
— Господи, такая красивая, молодая была: видать, чувствовала.
— Да нет, сердце остановилось и все, никогда не болела.
Женщина посмотрела на Ивана и, вздохнув сказала:
— Вот так все: и муж у Зульфии умер прямо в дороге — машинист был.
— Садитесь, мы вас подвезем, а заодно и Зульфию позовете. Ваня ей хорошие новости привез.
У дома, где жила татарка, Виктор остановился, и женщина вошла во двор. Буквально через минуту выбежала в домашних шлепанцах Зульфия, а увидев двух незнакомых мужчин, остановилась в нерешительности, только сказав: «Здравствуйте». Иван шагнул ей навстречу и протянул конверт. Она машинально взяла письмо, мельком взглянув на него, и продолжала вопросительно смотреть то на Ивана, то на Виктора.
— Отец ваш, Николай Николаевич Панков, умоляет вас ехать к нему, — только и успел сказать Иван.
Женщина бросилась к нему на шею и зарыдала так громко, что Иван, испугавшись, стал деликатно освобождаться от ее объятий.
— Да что же это я! — наконец, опомнилась Зульфия. — Заходите к нам, поговорим, — вытирая слезы и всхлипывая, говорила она.
— Ну, я пойду, — сказала пожилая, как-то незаметно стоявшая в сторонке.
— Спасибо вам, Полина Александровна, — сказала Зульфия, — век вам благодарна буду: надоумили вы меня.
— Да чего уж там! — и пожилая женщина, тяжело раскачиваясь, утиным шагом пошла домой.
— Мы к вам ненадолго, несчастье у нас, — сказал Виктор, — просто, если вы что-то надумаете, Ваня может все передать, Николай Николаевич — его сосед.
— Хоть на минутку зайдите, у меня детки там, трое, — им же интересно будет.
— Не можем мы, — сказал уже Иван, — нам домой надо. Мама моя умерла, а ваш отец, дядя Коля, живет один в пустом доме, можете писать по тому же адресу. Он просил, чтобы к нему ехали обе его дочери. Очень просил!
— Мы заедем к вам дня через три, а если что — звоните, вот телефон, — и Виктор отдал Зульфие листок с номером телефона.
Уже вечерело, когда они подъехали к своему дому. У калитки стояла Дуня, молча, открыла ворота и так же молча, закрыла, когда машина въехала во двор.
— Здравствуй, Дуня, — подошел к ней Иван.
— Да виделись мы, когда маму твою… — и она совсем по-детски заплакала.
Иван обнял ее и сам, плача, гладил по ее рыжим, почти красным волосам и ничего не мог сказать. Так и простояли они несколько минут, пока Виктор, загнав машину в гараж, начал греметь воротами и замками. Потом, отстранившись от Ивана, Дуня сказала:
— Пойду я, не до меня вам.
— Что это ты меня на «вы» называешь?
— Так столько лет не виделись, забывать стала.
— Время летит… Замуж не собираешься?
— Тут, замуж? И за кого же? Или как Людмила ваша, что ли?
— А что Людмила? — не понял Иван.
— Да ничего. Ну, я пошла, — и она, забросив за спину косу, ушла домой.
— Что-то тут Дуня про Людмилу намекала? — спросил Иван у Виктора.
Во дворе было пусто. Женщины ушли, только в конюшне то заблеет коза, то захрюкает поросенок, то шумно вздохнет корова, почитай уже пять дней не видавшая хозяйки.
