Джозеф увидел, что лицо его брата посерело от страха.
— И как ты не поймёшь, Бартон, — сказал он, смягчаясь, — я хочу, чтобы все размножались. Мне хочется, чтобы земля наполнилась жизнью. Мне хочется, чтобы всего везде стало больше.
Нахмурившись, Бартон отвернулся.
— Послушай меня, Бартон, я думаю, мне нужна жена. Всё на свете воспроизводится, только я бесплоден. Мне нужна жена.
Бартон, который уже зашагал прочь, обернулся и через силу выдавил из себя:
— Больше всего тебе нужна молитва. Когда сможешь, приходи ко мне помолиться.
Глядя на удаляющегося брата, Джозеф в недоумении качал головой. «Удивительно, он знает то, чего я не знаю, размышлял он про себя. — В нём самом скрыто что-то такое, что делает грязными все мои дела и мысли. Говорят, так бывает, но для меня это ничего не значит». Он пригладил пальцами свои длинные волосы, поднял с земли шляпу и надел её. Опустив голову, к ограде подошёл, тяжело дыша, бык. Джозеф улыбнулся, пронзительно свистнул, и тотчас же из сарая высунулась голова Хуанито. «Седлай лошадь! — крикнул Джозеф. — Веди ещё корову, у старичка хватит сил!»
Его работа, упорная и неторопливая, была похожа на ту незаметную деятельность, в ходе которой на холме вырастает дуб, становясь, безусловно, и результатом существования холма, и карой за него. Не успевал ещё утренний свет забрезжить из-за гряды холмов, а Джозеф с фонарём в руке пересекал двор и скрывался в сарае. Там, посреди тёплых тел сонных животных, он чинил упряжь, смазывал ремни, начищал застёжки. Его скребница гуляла по мускулистым бокам лошадей. Как-то раз он встретил там сидящего в темноте на яслях Томаса, у ног которого на сене спал щенок койота. Братья кивком приветствовали друг друга.
— Всё в порядке? — спросил Джозеф.
А Томас — ему:
— Милок потерял подкову и разбил копыто. Его сегодня выводить нельзя. Бабка, чёрная чертовка, не пускает Беса к себе в стойло. Она кого-нибудь забьёт, если сама раньше не погибнет. Голубая принесла сегодня утром жеребёнка, вот я и пришёл посмотреть.
— Откуда ты узнал, Том? Как ты смог догадаться, что это будет сегодня утром?
Схватившись за лошадиную чёлку, Томас свесился с яслей.
— Не знаю, я просто всегда могу сказать, когда родится жеребёнок. Пойди-ка посмотри на этого маленького сукина сына. Голубая не будет против. Он уже чистенький.
Они подошли к стойлу и увидели жеребёнка со вздувшимися коленками, который, сжавшись в комок, взмахивал метёлкой хвоста. Джозеф протянул руку и потрогал его влажную блестящую кожу.
— О, Господи! — воскликнул он. — И почему я так люблю всякую мелюзгу?
Вскинув голову с ещё незрячими голубыми глазками, жеребёнок отпрянул от руки Джозефа.
— Всегда тебе хочется их потрогать, — упрекнул его Томас. — Пока они такие маленькие, как этот, им не нравится, когда их трогают.
Джозеф убрал руку.
— Наверно, лучше мне пойти завтракать.
— Послушай, — окликнул его Томас. — Я смотрю, тут ласточки повсюду летают. На будущую весну они поналепят своих грязных гнезд в сарае и на мельнице.
Братьям хорошо работалось вместе, всем, кроме Бенджи, который увиливал от работы при всяком удобном случае. Под руководством Джозефа возле домов вскопали длинные грядки для овощей. На своих высоких опорах поднялась ветряная мельница, и каждый день, когда был ветер, её лопасти мелькали в воздухе. Рядом с конюшней возник каркас большого хлева. Изгородь из колючей проволоки окружила землю. Дикие травы под сено в буйном изобилии росли по склонам холмов и в долине.
Когда Джозеф выходил из сарая, из-за гор поднялось солнце, и его свет белыми полосами проник внутрь через квадратные окошки. Джозеф шагнул в луч света и на мгновение задержал в нём свои руки. Красный петух, который сидел на навозной куче, лежащей под окном, посмотрел на Джозефа, пронзительно крикнул и, взмахивая крыльями, убежал, хриплым кудахтаньем предупреждая кур о том, что и в такой прекрасный день может случиться что-нибудь ужасное. Джозеф опустил руки и вернулся к Томасу: «Приготовь пару лошадей, Том. Давай съездим сегодня и поглядим, не появились ли ещё телята. Если увидишь Хуанито, скажи ему».
Они выехали втроём после завтрака. Джозеф и Томас скакали рядом, а Хуанито замыкал кавалькаду. Хуанито прибыл домой из Нуэстра-Сеньора, где в чинном немногословии провёл вечер на кухне дома Гарсиа. Элис Гарсиа, неподвижно уставившись на свои окрещённые на коленях руки, сидела напротив него, а старшие Гарсиа, опекуны и третейские судьи, располагались сбоку.
«Видите ли, я не только управляющий у сеньора Уэйна, — вещал Хуанито в их восхищённые, хотя и подёрнутые лёгкой пеленой скепсиса, уши. — Я дону Джозефу больше, чем сын. Куда он, туда и я. Особо важные дела он доверяет только мне».
Так в течение двух часов он заливался соловьём, а когда, соблюдая правила приличия, Элис и её мать удалились, Хуанито произнёс подобающие случаю слова, проделал предписанные ритуалом жесты и, наконец, после некоторых колебаний, стал восприниматься Хесусом Гарсиа в качестве зятя. А потом Хуанито поскакал назад, на ферму, немного усталый и гордый тем, что Гарсиа сумели всё-таки доказать наличие среди их предков одного чистокровного испанца. Сейчас он ехал вслед за Джозефом и Томасом, повторяя про себя слова, которые он считал подходящими для того, чтобы с их помощью сообщить об этом.
Когда, в поисках телят, которых предстояло клеймить и кастрировать, они въехали на поросший густой травой холм, солнце уже ярко освещало всю округу. Сухая трава шуршала под копытами лошадей. Впереди Томаса, взобравшись на луку седла, ехал, заставляя лошадь нервно вздрагивать, отталкивающего вида енот со злыми, похожими на бусинки, глазами, словно выглядывающими из-под чёрной маски; он сохранял равновесие, держась за гриву лошади маленькой чёрной лапой. Жмурясь от солнца, Томас огляделся вокруг.
— Знаешь, — сказал он, — в субботу я был в Нуэстра-Сеньора.
— Да, — нетерпеливо сказал Джозеф, — Бенджи тоже должен был быть там. Я слышал, как он пел поздно ночью. Парень попадёт в беду, Том. Кое-что здесь так просто не оставят. В один прекрасный день мы найдём Бенджи с ножом в спине. Говорю тебе, Том, в один прекрасный день он получит нож в спину.
Томас усмехнулся.
— Оставь его, Джо. Он счастлив больше, чем дюжина трезвенников, а проживёт дольше, чем Мафусаил.
— Да Бартон всё беспокоится. Он снова и снова говорит мне об этом.
— А я вот о чём говорю, — сказал Томас. — В субботу днём я сидел в лавке в Нуэстра-Сеньора, и там были возчики из Чинита. Они стали говорить о засушливых годах, что были между восьмидесятым и девяностым. Ты про них знал?
Джозеф потуже подтянул подпругу.
— Да, — сказал он спокойно, — слышал я про них. Было там что-то такое. Больше не будет.
— Так вот что рассказывали возчики. Всё вокруг пересохло, скотина пала, а земля превратилась в пыль. Они сказали, что пытались перегнать коров в низину, но большинство из них погибло в дороге. Дожди пошли только за несколько лет до того, как ты сюда переехал.
Он тянул енота за уши до тех пор, пока жуткая маленькая тварь не впилась в его руку своими острыми зубами.
В глазах Джозефа появилась тревога. Он огладил бороду рукой, а затем взъерошил её концы, как, бывало, делал его отец.
— Я про это слышал, Том. Говорю тебе, было там что-то такое. Да больше никогда не будет. Холмы залиты водой.
— Откуда ты знаешь, что этого больше не будет? Возчики говорили, такое и раньше случалось. Как ты можешь говорить, что такого больше не будет?
Джозеф решительно сжал губы.
— Не будет. Вода в родниках на холмах бьёт ключом. Я не представляю… Я и представить себе не могу, что такое может быть снова.
Хуанито подстегнул свою лошадь и поравнялся с ними.
— Дон Джозеф, я слышу колокольчик на подъёме…
Всадники повернули лошадей направо и поскакали рысью. Енот вскочил Томасу на плечо и уцепился за его шею своими маленькими сильными лапами. На подъёме всадники перешли на галоп. Они подъехали к небольшому стаду коров, среди которых, спотыкаясь, бегали два молодых телёнка. В одно мгновение телята были повалены на землю. Хуанито достал из кармана пузырёк с жидкой мазью, а Томас раскрыл свой нож с широким лезвием. Пока сверкающий нож вырезал клеймо Уэйнов на ушах обоих беспомощно ревущих телят, коровы стояли рядом и озабоченно мычали. Затем Томас опустился на колени перед бычком. Двумя ударами ножа он произвёл кастрацию и смазал порезы мазью. Почуяв кровь, коровы испуганно зафыркали. Хуанито распутал ноги бычка, и молодой вол, с трудом поднявшись с земли, заковылял к матери. Мужчины вскочили на лошадей и поехали дальше.
Джозеф захватил с собой кусочки телячьих ушей. В течение мгновения он смотрел на маленькие коричневые обрезки, а затем сунул их в карман. Томас наблюдал за ним.
