— Если вы завтра попадете под поезд, значит ли это, что железнодорожная компания должна быть причислена к лику святых? — самым кротким тоном спросил в свою очередь Ретт Батлер, словно и в самом деле желал получить на это ответ.
— Сэр… — произнес Уилли, и голос его сорвался, — если бы мы не находились в этом доме…
— Я дрожу при одной мысли о том, что могло бы тогда воспоследовать, — сказал Ретт Батлер. — Ведь ваша храбрость, думается мне, слишком широко известна.
Уилли густо покраснел, и разговор оборвался. Все были смущены. Уилли, крепкий, здоровый парень призывного возраста, находился тем не менее в тылу. Правда, он был единственный сын в семье, и кому-то же надо было служить в милиции и охранять порядок в штате. И все же, когда Ретт Батлер произнес слово «храбрость», в группе уже отлежавших в госпитале офицеров раздались смешки.
«О господи! Не может он, что ли, держать язык на привязи! — с раздражением подумала Скарлетт. — Портит всем вечер!»
Доктор Мид грозно нахмурил брови.
— Для вас, молодой человек, возможно, нет ничего священного, — сказал он громовым голосом, каким всегда произносил свои речи. — Но для верных патриотов и патриоток Юга есть вещи поистине священные. Это — стремление уберечь наш край от узурпаторов, это — Права Южных штатов и это…
У Ретта Батлера был скучающий вид; он мягко, почти вкрадчиво прервал доктора.
— Войны всегда священны для тех, кому приходится их вести, — сказал он. — Если бы те, кто разжигает войны, не объявляли их священными, какой дурак пошел бы воевать? Но какие бы лозунги ни выкрикивали ораторы, сгоняя дураков на бойню, какие бы благородные ни ставили перед ними цели, причина войн всегда одна. Деньги. Все войны, в сущности, — драка из-за денег. Только мало кто это понимает. Все слишком оглушены фанфарами, барабанами и речами отсиживающихся в тылу трибунов. Иной раз их воинственный клич звучит так: «Спасем гроб нашего Христа от язычников!» Или так: «Долой папистов!» А в другом случае иначе: «Свобода!» Или: «Хлопок, Рабовладение и Права Юга!»
«Ну при чем тут римский папа? — подумала Скарлетт. — А тем более — гроб Христов?»
Она торопливо приближалась к кучке разгоряченных спором людей, и в эту минуту Ретт Батлер отвесил всем изящный поклон и направился к двери. Она хотела было поспешить за ним, но миссис Элсинг ухватила ее за юбку.
— Пусть уходит, — громко сказала она, и голос ее отчетливо прозвучал среди напряженной тишины зала. — Пусть уходит. Он изменник и спекулянт! Змея, которую мы пригрели на груди!
Ретт Батлер, стоявший в холле со шляпой в руке, слышал эти слова, открыто предназначавшиеся для его ушей. Он обернулся и обвел глазами зал. Взгляд его беззастенчиво уперся в плоскую грудь миссис Элсинг. Неожиданно он ухмыльнулся и, поклонившись, скрылся за дверью.
Миссис Мерриуэзер возвращалась домой в коляске тетушки Питти, и не успели все четыре дамы занять свои места в экипаже, как ее негодование вырвалось наружу:
— Ну что, Питтипэт Гамильтон, надеюсь, вы теперь удовлетворены?
— Что вы имеете в виду? — с беспокойством спросила тетушка Питти.
— Я имею в виду поведение этого подонка Батлера, которого вы у себя привечали.
Обвинение это мгновенно привело тетушку Питти в великое волнение и расстройство, и у нее как-то вылетело из головы, что миссис Мерриуэзер сама не раз принимала у себя капитана Батлера. Мелани и Скарлетт, наоборот, это обстоятельство тотчас же пришло на ум, но, воспитанные в почтении к старшим, они воздержались от упоминания о нем и только как по команде опустили глаза на свои сложенные на коленях, затянутые в митенки руки.
— Он оскорбил Конфедерацию и всех нас, — заявила миссис Мерриуэзер, и ее величественный бюст в расшитом бисером корсаже бурно заколыхался. — Он посмел сказать, что мы сражаемся ради денег! Что наши вожди нам лгут! Его надо отправить в тюрьму! Да, в тюрьму. Я буду говорить об этом с доктором Мидом. Будь мистер Мерриуэзер жив, он бы нашел на него управу! И вот что я вам скажу, Питти Гамильтон: вы не должны больше пускать этого негодяя к себе в дом!
— О господи! — беспомощно пробормотала тетушка Питти, всем своим видом показывая, что лучше бы ей умереть на месте. Она с мольбой поглядела на Мелани и Скарлетт, но они сидели, опустив глаза долу. Тогда она с надеждой перевела взгляд на прямую, как доска, спину дядюшки Питера. Он, конечно, не пропустил мимо ушей ни единого слова, и она ждала, что, обернувшись к ним, он, как всегда, возьмет дело в свои руки и скажет: «Ну, ну, мисс Долли, вы уж оставьте мисс Питти в покое». Но Питер даже не шелохнулся. Он крепко недолюбливал капитана Батлера, и бедная тетушка Питти это знала. Вздохнув, она пробормотала: — Что ж, если уж вы так считаете, Долли…
— Да, я так считаю, — твердо произнесла миссис Мерриуэзер. — Я вообще не понимаю, что это на вас нашло, как могли вы его принимать? А после сегодняшнего вечера его ни в одном приличном доме не пустят на порог. Вам придется собраться с духом и указать ему на дверь.
Она окинула пронзительным взглядом лица Мелани и Скарлетт.
— Я надеюсь, что мои слова дошли и до ваших ушей, — продолжала она. — Ведь это отчасти и ваша вина — вы были слишком любезны с ним. Скажите ему вежливо, но твердо, что после таких изменнических речей его присутствие в вашем доме никому не доставит удовольствия.
Скарлетт уже вся дрожала, как норовистая лошадка, почуявшая, что чуждая рука пытается взять ее под уздцы. Но перечить она не решалась, боясь, что миссис Мерриуэзер может снова написать про нее Эллин.
«Ах ты, старая карга! — думала она, заливаясь румянцем от бушевавшей в ней злости. — Знала бы ты, что я думаю о тебе и о твоей манере всеми командовать!»
— Вот уж не думала, что мне когда-нибудь доведется услышать такие оскорбительные слова о нашем священном Деле, — говорила миссис Мерриуэзер, продолжая кипеть праведным гневом. — Всякого, кто не верит в Конфедерацию, не верит, что наше Дело — святое и правое, следует вздернуть на виселице! И я надеюсь, мои дорогие, что вы больше ни словом не обмолвитесь с этим человеком. Господи помилуй, что это с вами, Мелли?
Глаза Мелани казались огромными на побелевшем лице.
— Я не перестану разговаривать с ним, — негромко проговорила она. — Я не буду его обижать. И не откажу ему от дома.
Миссис Мерриуэзер выпустила из легких воздух с таким звуком, словно проткнула детский воздушный шарик. Тетушка Питти остолбенело разинула свой пухлый ротик, а дядюшка Питер повернулся на козлах и уставился на Мелани.
«Ну почему у меня не хватило духу сказать так? — с завистливым восхищением подумала Скарлетт. — Как эта маленькая мышка осмелилась дать отпор миссис Мерриуэзер?»
У Мелани дрожали руки, но она торопливо продолжала говорить, словно боясь, что мужество ее покинет:
— Я не могу обидеть его, потому что… Конечно, он не должен был говорить этого вслух, он оскорбил людей, поступил крайне неосмотрительно… но… Эшли разделяет его взгляды. И я не могу отказать от дома человеку, который думает так же, как и мой муж. Это было бы несправедливо.
Миссис Мерриуэзер наконец обрела дар речи и выпалила:
— Мелли Гамильтон! Столь бессовестной лжи я еще не слыхала отродясь. В семействе Уилксов не было трусов…
— А разве я сказала, что Эшли трус? — У Мелани засверкали глаза. — Я сказала, что он думает так же, как и капитан Батлер, только выражает свои взгляды по-другому. И разумеется, не говорит об этом всем и каждому на музыкальных вечерах. Но он написал мне это в письме.
Скарлетт, испытывая легкий укол совести, старалась вспомнить, что же было такого в письмах Эшли, что заставило Мелани сделать подобное заявление, но содержание писем почти мгновенно улетучивалось у нее из головы, как только она кончала читать. Она готова была подумать, что Мелани просто рехнулась.
— Эшли писал мне, что нам не следовало ввязываться в войну с северянами. Что нас вовлекли в нее политические болтуны — обманули высокопарными словами и разожгли наши предрассудки, — торопливо продолжала Мелани. — Нет ничего на свете, говорит он, за что стоило бы платить такой ценой, какую мы заплатим за эту войну. Он говорит, что не видит в ней доблести — только грязь и страдания.
«О! — подумала Скарлетт. — Это было в том письме! Разве он это хотел сказать?»
— Я вам не верю, — решительно изрекла миссис Мерриуэзер. — Вы неправильно истолковали его слова.
— Я никогда не ошибаюсь в отношении Эшли, — спокойно ответила Мелани, хотя губы у нее дрожали. — Я всегда понимаю его с полуслова. Он думает так же, как и капитан Батлер, только выражает это не в столь резкой форме.
— Постыдились бы сравнивать такого благородного человека, как Эшли, с этим подонком, капитаном Батлером! Вы, верно, сами считаете, что Дело, за которое мы боремся, не стоит ломаного гроша!
