его и не могу найти». Вот я и привел. Он очень упрашивал меня.
— Понятно. Теперь иди, — сказал Джаббар.
До горы Конурдаг было далеко. Идти надо было целый день.
Крестьянин, приведший Хорали, уходя, поминутно оборачивался назад.
— Братец Хусейн, через несколько дней мы вернемся назад! — крикнул ему Мемед. — Счастливо оставаться! Спасибо, что привел товарища.
— Счастливого пути! — ответил Хусейн.
В полдень они были на Сыйрынгадже. А к концу дня добрались до речушки Кешиш. В ближайшей деревне раздобыли хлеб. Поев и отдохнув часа два, товарищи снова пустились в путь и к заходу солнца оказались у Аккале. Жажду утолили в роднике, заросшем мхом. Всю дорогу впереди шел Мемед, за ним Хорали, а позади Джаббар.
На Холме возле Аккале решили заночевать. Взбираясь на холм, Хорали немного отстал. Джаббар воспользовался этим и спросил у Мемеда:
— Ты разве не знаешь, Мемед?..
— Знаю, — улыбнулся тот.
— Зачем же тогда мы идем? — заволновался Джаббар.
— А ты не догадываешься? Они хотят устроить мне ловушку, потому и послали за мной Хорали. Человека, который знает меня… Калайджи приглашает меня. Могу я отказаться? Скажут: Мемед испугался. Хитро придумано…
— Так мы можем действительно попасть в ловушку. Их человек десять.
— Даже если бы их было сто человек, мы должны идти, — твердо сказал Мемед.
— Тогда давай убьем Хорали, — предложил Джаббар.
— Нельзя. Я должен увидеться с Калайджи и посмотреть, что он за человек.
— Посмотреть, посмотреть… Но что из этого выйдет? — проворчал Джаббар.
— Ты взгляни на Хорали. Он поминутно меняется в лице. Наверное, раскаивается, жалеет, что впутался в эго дело. Мне кажется, он не выдержит и все нам расскажет. Ведь он ни разу не посмотрел нам в глаза! Быть может, уже молит аллаха, чтобы мы не шли к Калайджи. Когда он догонит нас, взгляни ему в глаза…
В это время показался Хорали. Мемед и Джаббар прервали свой разговор.
— Так, Хорали, — похлопал Мемед его по плечу. — Выходит, так, а?
— Да, т-так, — заикаясь, ответил Хорали. Казалось, он с трудом держался на ногах; его покачивало.
На холме росло несколько огромных ореховых деревьев. Мемед, Джаббар и Хорали укрылись под их густыми ветками.
— Вы ложитесь спать, а я покараулю, — предложил Джаббар.
Мемед и Хорали легли под деревом и сразу заснули.
Уже смеркалось, когда они снова отправились в путь. От Аккале свернули на Андыры. Начались скалы, за ними непроходимый сосновый лес. Запахло сосной, мятой, майораном. Где-то недалеко журчала вода. Ворковали горлицы.
— Мы подходим к Соколиному утесу, — сказал Джаббар.
— Завтра утром будем у Калайджи. Они будут ждать нас на горе Конурдаг, у родника Гёйджепынар, — сказал Хорали.
Мемед хотел что-то сказать, но стиснул зубы. В голове была какая-то путаница. Он никак не мог понять, зачем Калайджи понадобилось заманивать его в ловушку. Мемед вспомнил об Абди-аге, но не находил между ними никакой связи.
В горах было пасмурно. Голубоватый туман окутывал деревья, стелился по земле. Наконец они добрались до горы Конурдаг.
— Вы отдохните, а я пойду скажу, — предложил Хорали.
— Иди, — сказал Мемед. — Как по-твоему, Джаббар, они будут стрелять? — спросил Мемед, когда Хорали ушел.
— Да что ты! Сначала угостят бараниной.
— Ты прав. Калайджи не решится вступить в схватку с нами. Если это тот самый Калайджи, о котором мы думаем, он возьмет наши винтовки и застрелит нас за едой. Это легко. Но почему он хочет убить нас? Этого я не понимаю.
— Что ж тут непонятного? — сказал Джаббар. — Он служит у Али Сафы-бея.
— Не может быть! — воскликнул Мемед.
— Я удивляюсь тебе. Как ты не понимаешь, что эти собаки всегда заодно?
— Значит, Абди…
— Да, только так, — уверенно сказал Джаббар.
Хорали вернулся после полудня. Он повел своих спутников к роднику Гёйджепынар. Там их ждал Калайджи. Мемед и Джаббар сразу поняли, что он их подстерегал.
Мемед бросился на землю и выстрелил.
Сзади послышался крик. Обернувшись, Мемед увидел, что Джаббар уложил Хорали. Окровавленный, он катался по земле.
— Ждал до последнего, когда сам все расскажет и спасет свою шкуру, — пробурчал Джаббар.
— Калайджи убежал, — с досадой сказал Мемед. — Я поторопился и, наверно, промахнулся.
— Калайджи! — громко крикнул Мемед. — Если у тебя есть хоть капля мужества, выходи! Не бойся. Ты собака Али Сафы-бея! Трусливый мясник… Давай драться открыто!
Но никто не отозвался.
Немного погодя со всех сторон полетели пули.
— Ого, Калайджи расхрабрился, — усмехнулся Мемед. — Теперь держись!
Перестрелка длилась до полуночи.
Весть о провале затеи Абди-аги и Али Сафы-бея заманить в ловушку Мемеда, о его победе, о ранении Калайджи и гибели двух его товарищей облетела весь край от Кадирли до Козана, от Джейхана до Аданы и Османии, всю Чукурову…
Из приключений Мемеда жители Чукуровы и Тавр создали легенду, передававшуюся из уст в уста. Все были на стороне Тощего Мемеда. Крестьяне из горных селений, подвергая себя опасности, охраняли Мемеда от его врагов. Ради Мемеда они готовы были на любые жертвы.
— Тощий Мемед? — спрашивали они и сами же отвечали: — Да, он совсем мальчишка. Но отважный и с добрым сердцем… Он отомстит Абди-аге за смерть своей матери. Али Сафе-бею тоже достанется за муки, которые он причиняет крестьянам деревни Вайвай.
О стычке между Мемедом и Калайджи больше всего толковали в деревне Вайвай. Вечером, когда стало известно о схватке двух разбойников, крестьяне, побросав свои дела, собрались на площадке в центре деревни. Крестьяне радовались. В лице Мемеда они обрели защитника. Да еще какого! Каждый старался придумать о Мемеде какую-нибудь новую историю. Много в те дни сложилось о Мемеде легенд. Их хватило бы на несколько храбрецов.
Крестьяне, запуганные бандой Калайджи, два года не осмеливались выходить из деревни. А Али Сафа-бей постепенно присваивал их земли. Крестьяне боялись идти в касабу отстаивать свои права. Еще полгода, и Али Сафа-бей захватил бы все их земли и превратил их самих в рабов.
Коджа Осман, сидя на камне у большого колодца, непрерывно повторял одну фразу:
— Тощий Мемед — мой сокол.
Это был старик лет восьмидесяти, небольшого роста, щупленький, с седой редкой бородкой и зелеными, бегающими глазами. Он вырастил десять сыновей, которые сейчас вместе с крестьянами окружили его, ожидая, что он скажет.
— Тощий Мемед — мой сокол, — повторил Коджа Осман и обратился к крестьянам: — Он никогда не грабил людей, не так ли?
— Разве Тощий Мемед позволит себе такое! — хором закричали крестьяне.
— Приведите мою лошадь, дети. А вы, — повернулся Коджа Осман к крестьянам, — соберите деньги для нашего сокола. Кто сколько может. И в горах нужны деньги. Я отвезу
