- Только-то? - прервал Аркадий. - Ну, что для таких капиталистов, как вы, эта сумма? Тем более что речь идет о золотом деле - о книгах?!
- Смеетесь?! - проговорил с досадой Бронзентолер. - Ну, так я вам докажу, что вы, извините за выражение, большой осел и нет у вас ни капли понятия. Языком только мелете, а чтобы дело понять, раскусить, что к чему, - на то вас не хватает. Вот вам простой расчет. Скажите нам, пане Швейцер, если вы такой умник, сколько, по-вашему, у нас евреев?
- Где? Здесь, в Егупце? Смотря каких. Если шелудивых и сволочей, то хватает.
- Нет! - ответил Бронзентолер. - Я не о том. Всех евреев, всего-навсего.
- Всюду, - пояснил Чемчура. - Во всем мире.
- Во всем мире? - переспросил Швейцер и наморщил лоб. - Говорят, не сглазить бы, довольно много. Пускай будет столько болячек антисемитам!
- Сколько же среди них читают книги?
- Сколько читают книги, я не знаю, - ответил Аркадий, - но тех, что играют в карты, безусловно больше. За это я ручаюсь.
- Ладно, пусть будет так! - махнул рукой хозяин. - Пусть из нескольких миллионов только два миллиона читают. Сбросим миллион на тех, которые не могут или не хотят купить книгу. Остается миллион читателей. Теперь будем считать, что два человека купят одну книгу.
- Считайте, книгу на троих, - поправил сочинитель.
- Ладно, - заявил хозяин, - пусть будет книга на четверых, ну на пятерых! Сколько же мы выручим? Не двести ли тысяч рублей?!
- Это у вас вроде главного выигрыша! - вскрикнул Аркадий, который только теперь раскусил все как следует. - Ух ты! Да ведь это, право слово, недурное дельце!
- А вы как думали? - отозвался хозяин, и сочинитель почувствовал себя так, словно он стал толще и выше. - Теперь представьте себе, что я не хочу сразу разбогатеть и устанавливаю цену на книгу - полтинник.
- Полтинник - дешевка! Совсем даром! - заявил Аркадий, как настоящий знаток.
- Это мы все толкуем об одной книге, - продолжал хозяин. - А что вы скажете, дорогой господин Швейцер, если такик книг у Чемчуры штук тридцать?!
- Ого! Не сглазить 6ы! - воскликнул Аркадий и соскочил с кровати. - Это ведь пахнет миллионами, честное слово!
- А вы как думали? - откликнулся Бронзентолер, и Чемчура чуть не растаял от удовольствия. - Нам бы только несколько сотенок раздобыть - и мы выпустим первую книгу. Вырученные сто тысяч сунем поглубже в карманы и примемся за остальные книги. Конечно, выпускать будем по одному сочинению. И так до тех пор, пока не издадим все тридцать штук. Вы, конечно, понимаете, как мы прогремим тогда! Я уж не говорю о деньгах, но подумайте о славе, которую воздадут Чемчуре, когда его книги заполонят весь мир! Можете смеяться надо мной, говорить, что я старый дурак, но я ему по-настоящему завидую. То есть я ему желаю всяческого добра, но здорово и завидую. Шутка сказать, какая слава! Какая честь!
У Аркадия Швейцера закружилась голова, конечно, не от чести и славы, которая предстоит Чемчуре, а от его будущих миллионов. И писатель сразу преобразился в его глазак. Он даже стал как будто красивей, выше ростом. Аркадию казалось, что Чемчура очень похож на... на... Ну да, это человек необыкновенный! Эти волосы, маленькие ручки! Верное слово, он сразу, с первой же минуты, показался ему не таким, как все... Аркадий Швейцер не мог сдержаться и, подойдя к писателю, пожал его маленькие пальчики и от души поздравил, пожелав дожить до той поры, когда будут изданы все написанные им книги, в которых, как ему кажется, должно быть нечто особенное... Одним словом, он не может этого выразить. И вдруг он хлопнул себя по лбу и, чуть подумав, воскликнул:
- А знаете? У меня есть план! Замечательный план! Золотой план! Верное слово!
Хозяин и сочинитель раскрыли рты и развесили уши. А Швейцер заявил:
- Послушайте, дорогие, что я вам скажу. Только прошу, чтобы потом не было обид и никто не вздумал дуться. Все мы трое - одинаковые капиталисты, пожелаем такого же достояния всем антисемитам! Может, нам учредить общество на паях? Компанию?
- Компанию? Какую компанию? Нищих? Ноль, Шмоль и компания? - спросили в один голос хозяин и писатель.
Аркадий не смутился и стал разъяснять свою мысль:
- Я говорю совершенно серьезно. Предлагаю каждому из нас дать клятву. Никто не знает, кому принадлежит завтрашний день - мне ли, с моими тринадцатью пасами в клубе, вам ли, с вашим паном Домбе-Дембо-Дембицким, или вот им, я подразумеваю писателя с его книжками. Так вот - раз и навсегда договоримся: кто первый будет возвеличен, должен помнить об остальных. Вы понимаете? Чтобы все приобретенное - поровну, и расходы - поровну. И чтобы все у нас было общее. Союз! Раз и навсегда - союз!
Аркадий Швейцер воздел правую руку и голову склонил набок. А хозяин и сочинитель сидели мгновенье как очумелые и молча переглядывались.
Предложение было весьма неожиданно, но тон настолько серьезен, что Бронзентолер поднялся и, подойдя к новому квартиранту, первый сунул ему свою длинную сухую руку и произнее:
- Союз!
Глядя на него, вскочил с кровати и сочинитель и, протянув свои маленькие ручонки соседям, тоненько взвизгнул:
- Союз!
Все трое дружески смотрели друг другу в глаза, пожимали крепко руки и еще несколько раз повторили полюбившееся им слово:
- Союз!
Внезапно сочинитель кинулся к сундучку под кроватью, выхватил оттуда лист бумаги, взял ручку, и вывел на нем большими печатными буквами:
ПУПУ
Затем, вспотевший, весь красный от усилий, предложил:
- Будьте добры, скрепите подписью сию бумагу. Это наш контракт!
- Но что означают эти буквы? - спросили озадаченные соседи.
- Эти буквы означают, - довольно ответил Чемчура, - правда, удача, плутовство, убожество. А смысл таков: если мы будем идти по пути правды, у нас будет удача, а станем плутовать - удел наш убожество. Ясно?
А теперь ставьте подписи!
Находчивость сочинителя так понравилась хозяину, что он преподнес ему папироску, как подносят ребенку печеньице или конфетку.
А Швейцер с размаху хлопнул писателя по плечу.
- Браво! «Где ученье, там и уменье!» - говорил мой дедушка, сторож при бане, когда лекарь Менашке по пятницам принимался в его заведении брить человеку голову и, бросив на половине, бежал к другому.
Так оно и осталось! Приятели порешили назвать свой союз ПУПУ и К°.
После этого началась церемония подписания контракта.
Первым, понятно, поставил свою подпись хозяин, Мойше Бронзентолер. Это была солидная роспись с двумя нажимами посередине и солидным росчерком в конце. После него должен был расписаться Аркадий Швейцер. Но этот заявил, что спокон веку привык расписываться последним, поэтому пускай сначала поставит свою подпись Чемчура. А когда сочинитель расписался, красиво, размашисто, с порядочным количеством завитушек и росчерком в конце, как полагается писателю, пришла очередь Аркадия. Он ухватил ручку двумя пальцами, как берут штопор, чтобы откупорить бутылку, и потихоньку нацарапал на бумаге несколько палочек и три кружочка. А все это завершил большой кляксой. Эта роспись могла означать что угодно, только не «Аркадий Швейцер».
При подписании документа Аркадий здорово потел и, между прочим, сообщил друзьям: так как в детстве он много писал, у него испортилось зрение, и врачи наказали ему остерегаться ручки и пера пуще укола в зрачок. Но дал бы ему бог столько денег, сколько он мог бы даже натощак изобразить на бумаге вот этой рукой.
И три совместно проживающих человека, которые только что заключили между собой нерушимый союз, поздно ночью, почти на рассвете, пожелав друг другу спокойной ночи и сладких снов, разделись и улеглись в постель. И кто знает, были ли на свете люди, которые спали так крепко, так сладко, которые видели бы такие золотые сны, какие явились нашим трем приятелям в эту ночь, в этой прокуренной темной комнатушке, почти под самым чердаком.
Впервые напечатано под названием «Три соседа и один хозяин», в газете «Дер фройнд». СПб., 1903.
«Семадени» - кафе в дореволюционном Киеве.
Жить и давать жить другому (нем.).
Например (пол.).
Мезуза - кусок пергамента, на котором написаны библейские стихи. Свернутый свиток помещается в деревянный или металлический футляр и прикрепляется к косяку дверей. Магическое средство, способное, как полагают верующие, уберечь их от злых духов.
Евреи очень благородная нация (пол.).
...до польского восстания. - Имеется в виду восстание 1863 г.
Пан уже не чиновник (пол.).
...начинаются его «семь лет изобилия». - Согласно библейской легенде, Иосиф Прекрасный истолковал сон египетского фараона о семи тощих коровах, пожирающих семь тучных, в том смысле, что вслед за семью годами изобилия настанут семь лет голода.