— Нехорошо, Бифф, — сказал он.
— Еще бы!
— Арестуют — и привет?
— Вот именно.
— Тогда лучше, чтобы не арестовали.
— Да, и я так думаю.
— А тебя в Париже не брали?
— Представь себе, нет. Они там добрее, что ли. Правда, на той неделе я дал кому-то по уху. В баре. Потому и сбежал.
— И тебя не поймали?
— Нет.
— А могут и поймать. Жаль, что ты вечно бьешь полицейских.
— Привычка!
— Я бы на твоем месте отвык.
— Постараюсь. А ты меня спас. Представляешь, что было бы? Спас. Как мне тебя отблагодарить?
— Никак.
— Ну, что ты! Возьми эти двадцать тысяч.
— Нет, нет.
— Потом отдашь.
— Нет.
Бифф хмуро посмотрел на линолеум.
— Знаешь, что? Я дам тебе на постановку.
— Какую?
— Твоей пьесы.
— Какой?
— У тебя нет пьесы? Я думал, все их пишут.
— Но не я. Времени нет, издаю вот эту гадость.
— Издаю! Теперь — ясно. Хочешь издавать что-нибудь получше?
— Конечно.
— Тогда я куплю тебе газету.
— Это очень дорого.
— Куплю на ходу.
— Нет, правда?
— Конечно. Какую ты хочешь?
— Ты знаешь «Терсдей Ревью»?
— Вроде бы, да. У меня там были две-три статьи. Почему ты ее выбрал?
— Я слышал, издатель уходит. Она как раз в моем духе. Ну, что я говорю? Это же дикие деньги!
— У меня они есть, то есть будут, если не сяду. Главное, Джерри, старик, не сесть.
— Кэй знает?
— Да, я вчера ей звонил, из бара. Правда, она не все поняла. Говорит: «Ты напился». Вообще-то это верно. Трубку повесила… Я обиделся. Но сейчас, как вспомнишь, меня было трудно понять, что-то с дикцией.
— В общем, не знает.
— Скорее, да. И еще про эту картину… Сам я туда съездить не могу, еще посадят. Ты не съездишь?
— Да надо бы. Там ключи. Дядя вчера волновался, но что я могу сделать? Я недавно уезжал. Тилбери меня не отпустит.
— Ты попроси.
— Не буду.
— Можно сказать, дилемма.
— Да, можно.
Раздался стук, вошел рассыльный, Джерри взял у него письмо.
— Оказывается, нельзя, — сказал он. — Никакой дилеммы нет. Тилбери меня отпускает.
— А?
— Точнее, увольняет.
— Тебя?
— Меня.
— Вот гадюка! Видишь, я всегда говорил, из любой дилеммы есть выход.
2Звонок на Рю Жакоб, 16 (Люксембургский округ) прозвенел в своем астматическом духе, и Кэй побежала открывать, замечая, что она дрожит. Несомненно, пришел Генри, чтобы познакомить ее с матерью, которая едет на Ривьеру через Париж. Фотографию леди Блейк-Сомерсет она видела и поражалась ее сходству с Елизаветой I. Общепризнанно, что в доброй старой Бесс было что-то такое, неуютное; и Кэй хотелось, чтобы Генри забыл о предстоящем ленче. Хотелось ей зря, он никогда ничего не забывал.
Однако за дверью стоял не он, а рыжий высокий человек, при виде которого сердце ее подпрыгнуло, хотя должно бы подпрыгивать только при виде жениха.
— Джерри! — вскричала она. — Вот уж не ждала! Почему вы здесь?
— Дела, — отвечал Джерри. Сердце у него скакало, как горы и холмы, вместе взятые, но он держал себя в руках, что было не легче, чем удержать большую игручую собаку. — Заберу ключи в бюро находок, вещи опять же. Бифф просил взять у вас картину. Он говорит, вы знаете, какую.
— У него только одна. А зачем она ему?
— Денег нет, хочет продать. Можно, я зайду?
— Ну, конечно! Заходите и расскажите, как у вас что.
— Я не знаю, сколько вам известно, — начал Джерри, усевшись. — Бифф вроде бы говорил с вами по телефону.
Кэй засмеялась, а Джерри, как обычно в этих случаях, ощутил точно то, что ощущает обитатель Синг-Синга на электрическом стуле.
— Скорее, булькал, — отвечала она. — Видимо, напился, но я поняла, что Пайк ему что-то оставил. Что именно, не слыхали?
— Все.
— То есть как?
— Вот так.
— Все свои деньги? Быть не может!
— Может. Оставил все деньги.
— Значит… Бифф миллионер?
— Именно.
Кэй приложила палец к губам — видимо, они дрожали, а глаза ее увеличились настолько, что Джерри усомнился, сможет ли он продолжать беседу, как начал.
— Повторите, пожалуйста! Если можно, медленней.
— Бифф получил все деньги.
— А по слогам нельзя?
— Он мил-ли-о-нер.
— Вы меня разыгрываете?
— Конечно, нет!
— Это правда?
— А как же!
— Здорово! — сказала Кэй, в отличие от Пилбема-старшего. — Неудивительно, что он выпил. Миллионер, это надо же! Все так обрадуются…
Джерри кивнул.
— Этого я и боюсь. Я ему сказал, что каждый захочет поживиться.
— Первая — сестра. Чего он мне только ни купит! Брат — миллионер, красота какая! Вероятно, я говорила, что Бифф — немного психопат, но в щедрости ему не откажешь.
— Знаете, что он мне сразу предложил? Двадцать тысяч фунтов.
— Вы шутите?
— Нет, не шучу. Конечно, я отказался.
— Почему «конечно»? Я знаю в одном Париже триста сорок семь человек, которые кинулись бы, как акулы. По-видимому, вы очень хороший.
— Я думаю, по Бедекеру — пять звездочек.
— Просто не верится!
— Что я такой хороший?
— Что он такой богатый.
— Сам читал телеграмму. Кэй помолчала.
— Нет, подумайте! — снова начала она. — Прямо басня с моралью. Бифф выудил мистера Пайка — он вам не говорил?
— Как-то не пришлось.
— Да, выудил. Тот купался, а сперва — пообедал, и что-то с ним случилось, вроде судороги. Бифф кинулся в пруд, прямо как был, и спас его. А он запомнил.
— Вы думаете, дело в этом?
— Конечно, он ведь очень сердился на всякие кутежи. Особенно его раздражало, что Биффа вечно сажают. Должно бы отразиться на завещании, а вот…
Джерри заерзал. Неприятно сообщать плохие новости.
— Отразилось.
— Как это?
Джерри рассказал печальную историю, с ужасом глядя на то, как гаснут прекрасные глаза.
— Значит, — подытожила Кэй, — если его схватят, он потеряет все?
— Видимо, да.
— Чепуха какая-нибудь, даст полисмену в ухо — и пропали миллионы?
— Вероятно.
— Но его же всегда сажают! Его бы посадили на необитаемом острове. Нельзя было бросать его в Лондоне.
— Пришлось. Я хотел позвать вас туда, вместе мы его удержим. Сегодня я улетаю. А вы?
— У меня работа.
— Не отпустят на недельку?
Кэй подумала.
— Вообще-то могут, если попросить. Не так я нужна, но сегодня не выйдет, разве что завтра утром.
— Ничего, продержится. Ему еще надо выйти из шока. Едва уцелел.
— А что такое?
Джерри поведал то, что автор детектива назвал бы «Случай с рыжеусым полисменом».
— Наутро, — заключил он, — Бифф был собран и трезв. Сейчас он не ударит полисмена, если вы ему его принесете.
Кэй благоговейно смотрела на него, и он это заметил, настолько заметил, что решил пригласить ее в кафе. Многое можно сказать в уединении столика!..
— Заперли! — сказала она. — Какой вы молодец! Это в отеле?
— Нет, он ко мне переехал.
— Слава Богу! Мало ли что в этих отелях… а так — легко уследить.
— Глаз с него не спущу.
— Спасибо вам большое. Что бы для вас такое сделать?
— Пойти со мной в кафе.
— Не могу. Очень хочу, но не могу, я иду с Генри. А вот и он!
Действительно, то был он. Генри вошел, поцеловал ее, выразил надежду, что она готова, и, увидев гостя, застыл, словно увидел змею.
— Здравствуйте, — сказал Джерри.
— Приехали? — спросил он.
— Уезжаю, — сказал Джерри, и сторонний наблюдатель ощутил бы, что если он не скрежещет зубами, то неизвестно, что значит «скрежетать».
Через час-другой, уже в воздухе, Джерри вспомнил, что забыл картину.
3Бифф рассердился и считал, что гнев его праведен. В конце концов, говорил он, когда посылаешь друга за картиной, можно ее хотя бы привезти.
Джерри защищался, как мог.
— Знаешь, я не забыл, я сразу об этом сказал, но то-се, заболтались, а тут этот Сомерсет пришел — ну, я и выскочил.
— Без картины.
— Как-то выпало из головы.
— А почему ты выскочил?
Джерри помолчат, не в силах описать гнусную сцену.
— Он ее целует!
— Кто? Кого?
— Этот Блейк. Твою сестру.
— Естественно. Обручишься — и целуешь, первым делом. Бывает и без обручения.
Джерри странно засипел.
— О, Господи! — воскликнул Бифф. — Ты что, влюбился в нее?
Джерри очень не хотел изливать душу перед таким ненадежным человеком, но знал, что выхода нет, и сухо кивнул. К его удивлению, Бифф все понял.
— Понимаю, — сказал он. — Есть в ней что-то такое… Многие одобряют. Один скульптор — такой это, абстракционист — грозился, что застрелится. К сожалению, передумал. Да, так влюбился, это надо же!
