— Не надо вам этого больше делать. Мне больно. Я чувствительный человек. Застенчивый. Робкий. Мисс Уорден, вы выйдете за меня замуж?
Руфь думала, что ничто не сокрушит ее холодного отчуждения, но тут сдалась. Она остановилась, глотнула воздух и уставилась на спутника.
Мистер Винс поспешил ее утешить:
— Я не ожидаю, что вы скажете «Да». Это только начало, предупредительный выстрел. В вас, мисс Уорден, я нашел родную душу. Вы никогда не задумывались о родстве душ? Такое, знаете, родство… Постойте, постойте…
Он остановился, задумавшись.
— Я… — начала было Руфь.
— Ш-ш-ш! — сказал молодой человек, подняв руку.
Ее глаза вспыхнули. Она не привыкла, чтобы молодые люди говорили ей «Ш-ш-ш!», и это ей не понравилось.
— Есть! — воскликнул он с облегчением. — Я знал, что смогу, просто тут нужно время. Родство душ — это зеро на рулетке жизни. Мы выбираем девушку, на которой мы смогли бы жениться, как выбираем номер, на который поставить деньги. Девушка с родственной душой приходит и расстраивает все предположения, как выпадает зеро вместо номера.
— Я… — опять начала Руфь.
— Конечно, аналогия грубовата. У меня нет времени сжать ее и отшлифовать. Но суть ясна. Возьмите мой случай. Когда я увидел вас дня два назад, я уже знал, что вы — родственная душа, но годами я искал полную противоположность вам. Вы брюнетка. Недавно я не мог и представить, что смогу жениться на ком-нибудь, кроме блондинки. У вас серые глаза. Недавно моя приверженность к голубоглазым была притчей во языцех. У вас неприятный нрав. Недавно…
— Мистер Винс!
— Вот! — простодушно сказал философ. — Вы топнули. Кроткая голубоглазая блондинка, которую я искал, тихо бы отступила. Три дня назад моя страсть к тихим блондинкам была непреодолимой.
Руфь не ответила. Бесполезно пытаться возражать тому, кто выказывает все признаки ненормальности. Никакие словеса не могли бы сокрушить этого удивительного человека. Она продолжила свой путь, молча, с каменным лицом, огорченно ощущая, что ее спутник молчанием не смущен, а лицо созерцает с явным восхищением. Мистер Винс, тем временем, бодро щебетал и указывал, на что стоит взглянуть. У дверей Руфь выговорила:
— До свидания.
— До завтрашнего вечера, — уточнил Винс — Я приду к ужину.
Двумя часами позже мистер Уорден легкой походкой вошел в дом, очень счастливый и довольный, с половиной франка в кармане, оставшейся по той простой причине, что минимальная ставка в казино была в два раза выше. Ему было жаль, что он не выиграл, но его голова была слишком полна розовыми мечтами, чтобы впустить какие-либо угрызения. Он очень хотел, чтобы tro дочь вышла замуж за богатого, щедрого человека, который бы содержал его до конца дней, и в этих целях представлял ей всех мало-мальски подходящих людей. О принуждении не было и речи, он был слишком мягким, да и просто ничего не смог бы сделать. Руфь была не из тех, кого легко принудить. Он решил довольствоваться тем, что предоставит ей все лучшие образцы. Ровиль был людным местом, и он часто приводил кого-нибудь из казино, выкурить сигару. Правда, пока что он должен был признать, что его усилия не были особенно успешными. Руфь, замечал он с горечью, была странная девушка. Она не показывала себя посетителям с лучшей стороны, не поощряла их, скорей немного пугала. Но с этим Винсом он связывал более радужные надежды. Тот богат. Это доказывалось тем, с какой приятной легкостью он одолжил ему небольшую сумму, когда, проводив Руфь, опять заглянул в казино и нашел там мистера Уордена в безвыходном положении. К тому же было очевидно, что Руфь ему небезразлична. Сам он вполне презентабелен, совсем недурен, так что нет никаких причин и ей к нему не привязаться. Словом, мир выглядел просто замечательно для мистера Уордена, когда он ложился спать.
Руфь не смогла заснуть так легко. Ее беспокоил этот случай. Что-то вошло в ее жизнь, и обещало произвести побочные эффекты.
Когда следующим вечером она вернулась с прогулки, которую всегда предпринимала после работы, общее раздражение Увеличилось при виде мистера Винса, который, прекрасно освоившись, стоял у камина в маленькой гостиной.
— Здравствуйте, — сказал он. — По странному совпадению, я оказался поблизости, когда ваш отец проходил мимо и пригласил меня поужинать. Вы никогда не задумывались о совпадениях? По-моему, их можно сравнить с зеро на рулетке жизни.
Он нежно посмотрел на нее.
— Для застенчивого человека, понимающего, что девушка, которую он любит, тщательно его осматривает, пытаясь определить, что она о нем думает, — продолжил он, — такие встречи — настоящее испытание. Вы не должны судить обо мне слишком опрометчиво. Сейчас нервный, смущенный, косноязычный, но я не всегда таков. Под коркой застенчивости — состав высшей пробы, мисс Уорден. Люди, которые меня знают, сравнивают меня с лучиком света… Но, вот и ваш отец.
За ужином мистер Уорден был очень недоволен дочерью. Опять то же самое! Вместо того чтобы вести себя учтиво и пытаться расположить гостя к себе, она, по всей видимости, его невзлюбила. Ей едва удавалось сохранять вежливость. Мистер Уорден сказал себе со вздохом, что он ее не понимает. Розовые мечты стали понемногу увядать.
Мысли Руфи о мистере Винсе были в эти дни весьма хаотичными. Хотя она и говорила себе, что он ей совсем не нравится, она начинала чувствовать некое притяжение к нему. В чем именно оно состояло, она сказать не могла. Когда она пыталась это проанализировать, то приходила к заключению, что только он вносил в ее жизнь возбуждение. С тех пор как он прибыл, дни потекли гораздо быстрее. Монотонность куда-то исчезла. Ей даже было приятно пытаться подавить и превзойти его, тем приятней, чем чаще попытки эти проваливались.
Мистер Винс облек это ощущение в словесную оболочку. Его отличала неприятная привычка обсуждать свое ухаживание в манере беспристрастного лектора.
— Я делаю успехи, — заметил он. — При каждой новой встрече вы пытаетесь нанести левый боковой удар в область солнечного сплетения души, а это говорит о том, что вы уже начинаете понимать наше душевное родство. Для таких людей, как мы, счастливый брак держится только непрерывными ссорами. По-моему, самая прекрасная строчка в английской поэзии — «О, как мы ссорились с женой!» Вы были бы несчастны с мужем, который не любил бы с вами ссориться. Сейчас положение таково, что я вам необходим. Если я уйду из вашей жизни, я оставлю по себе щемящее чувство пустоты. Вы сохраните великолепный удар, но будет не на ком его отрабатывать, и вы буквально изведетесь. Теперь, я думаю, дела быстро пойдут в гору. За следующую неделю я умаслю вас подарками. А вот и первый из них.
Он вытащил кусок бумаги из кармана и передал ей. Это был карандашный набросок, грубый, неоконченный, но замечательно тонкий. Даже Руфь могла это оценить, а она была предвзятый критик, ибо то была карикатура на нее. Она была изображена в полный рост, глядела презрительно и поджала губы. Художнику удалось и уловить полное сходство, и подчеркнуть все, что выдавало презрение и гнев.
— Не знала, что вы художник, мистер Винс, — сказала она, протягивая ему рисунок.
— Жалкий любитель. Можете оставить его себе.
— Спасибо, не хочется.
— Совсем?
— Неумно и очень нагло показывать его мне. Рисунок не смешной, а просто грубый.
— Еще немного, — сказал мистер Винс, — и я решу, что он вам не нравится. Вы любите шоколад?
Руфь не ответила.
— Я пошлю вам его завтра.
— А я отошлю его обратно.
— Тогда я пришлю еще, вместе с фруктами. Подарки! — продолжил монолог мистер Винс — Подарки! Вот в чем секрет. Посылайте подарки. Если бы мужчины только ссорились и посылали подарки, было бы меньше холостяков.
На следующий день, как и было обещано, шоколад прибыл, несколько фунтов в роскошной коробке. Удары судьбы не смогли отбить у Руфи слабости к сладкому, и она с явным трудом отослала коробку обратно. Потом вернулась в ломбард, сияя от морального удовлетворения, которое появляется у тех, кто проявит железную волю.
А в ломбарде происходили странные события.
Странные события, как сказал бы мистер Винс, — это зеро на рулетке жизни. Они выпадают совсем некстати, смущая Умы и разрушая устои. Это событие было и впрямь очень странным.
Руфь, как уже было сказано, в рабочие часы сидела за толстым стеклом, невидимая и невидящая. Клиенты для нее были бестелесными голосами — льстивыми голосами, трогательными голосами, сердитыми, оскорбительными, ноющими, стонущими и взывающими ко всем святым. Короче, они были голосами, так или иначе пытающимися вызвать у месье Гандино больше благородства и щедрости в ответ на их залог. Пользуясь временным затишьем, Руфь сидела за перегородкой, рисуя на промокашке, когда дверь открылась, и вежливое «Бонжур, месье» оповестило о прибытии очередного бедолаги.
