разных планетах. И на моей слишком много песку. Я тебе рада, когда тебя вижу, да. Как будто ничего не изменилось. Но это как сон, от которого всегда просыпаешься. Мне кажется, мы оба друг друга выдумали с ног до головы.
– У нас уйма свидетельств и улик.
– Ты разговариваешь с выдуманной мной, а я с выдуманным тобой, и от этого оптическая иллюзия. И у других тоже. У Таи, например. Уйма свидетельств и улик. Не бывает так многажды, не имеет права быть в этом мире. Я не знаю, как быть с нашим общением. Как прежде – не получается.
– А как быть с дыханием?
– Рашид сказал как-то, что у меня ум и сердце в противоположные стороны идут. Умом: я тебе не доверяю больше. А когда вижу – доверяю. Умом – все себе сто тысяч раз объяснила, простила, отпустила. А сердце обижено, как у малого ребенка. Иногда я думаю, что, если бы ты был с кем-то, наше общение бы отладилось. Но потом понимаю, что, если бы ты был с кем-то, тебе бы наше общение и не понадобилось. Тае я больше не отвечаю. И это не из-за ревности или чего там еще. Господи, ты хоть иногда вспоминаешь, что именно мы потеряли? Внутри у меня выжженная земля. Я все еще как-то пытаюсь себя подвязать, но оно как-то плохо подвязывается. Похоже, в этом мы друг другу не помощники.
– Когда мы с тобой разговариваем, в тебе все живет и дышит.
– Это какой-то странный эффект того света, что был раньше. Но это всего лишь отблеск. И знаешь, у тебя ведь гораздо больше источников света, это по фильмам видно твоим, по жизни.
– У меня тьмы не меньше, просто я преображаю ее, из последних. Но последних, надеюсь, хватит при упрямстве до конца.
– Это уже кое-что. Но, может, и я еще выберусь…
– Ну конец моей фразы из самонадеянных, ты ж понимаешь.
– И моя последняя тоже. Жаль только, что я всюду опоздала. Все, с кем бы мне хотелось, ушли… Как-то я промахнулась со временем.
– Все, с кем хотелось, это мы с тобой.
– А вот это и правда самонадеянно. Я тут пишу работу про Византию и вспоминала твой текст о Дионисии. Ты, пожалуйста, не сердись на все, что сгоряча. Я еще буду избытком учености и счастья, но сильно погодя.
– Я понял, ты ученая птица. Ты Симург. А я демиург. Теперь у нас немецкие фамилии.
– Мне сильно одиноко, Взро, несмотря на то что у меня так много родных и близких.
– «Может быть, тот лес – душа твоя,
может быть, тот лес – любовь моя,
или, может быть, когда умрем,
мы в тот лес направимся вдвоем».
#64. Племя Тодда
Ждал ее в Мудумалаи, должна была прилететь из Севильи. Задержка на пересадке, не успевает на самолет из Мумбаи в Коимбатур. Взяла новый билет на следующий рейс. Уже летит. Отправил водителя на джипе в аэропорт, путь через перевал, туманы там, под Ути. Сказал, чтоб цветы купил. Слал с дороги мне снимки – такие цветы? Или эти? Полевые, пишу, настоящие. Он разволновался, пошел в поля, нарвал охапку. Она уже на подлете, наверно. Вспомнил, как в прошлом году в Керале, куда приехали на тейям, только успели поселиться в гостиницу и сильно рассорились. Сидела в углу номера, брала на ближайший рейс Испанию, я лежал, глядя в потолок. Она от меня ждала, я – от нее… Улетела. А через месяц как-то развиднелось, летит обратно, я у океана в Харнай, послал водителя встретить ее в Мумбаи, он звонит мне, что самолет прибыл, а ее нет. Потом и она звонит, говорит, что пограничники ее не впускают, виза у нее, оказывается, была одноразовая, уже использованная, передает трубку офицеру, я пытаюсь объясниться с ним, ищу варианты: может, ей перелететь в Непал или Шри-Ланку, взять там новую визу и через пару дней обратно? Нет, говорит, мы обязаны отправить ее обратным рейсом туда, откуда прибыла. Тридцать часов сюда добиралась с неудобными пересадками, выгадывая на билете, и примерно столько же обратно лететь через Дели и Лондон. Так и не встретились. Индия не впустила. Вернулась, пришла в себя, полетела на Бали, жила в стороне от приезжих, брала уроки резьбы по дереву у местного умельца и тихонько плыла, глядя вниз, в сны подводного мира.
Уже на подъезде, а я все бегал по рыночной улочке, торопился праздничное купить, и, черт, волновался, как мальчишка, которому предстоит впервые в жизни увидеть женщину. А она сидела в джипе в десяти шагах от меня и смотрела, улыбаясь, как я мечусь от лавки к лавке, увешанный пакетами и кульками, не замечая ее. Я в белой рубахе и белых парусиновых штанах, и она в белом. И ветка жасмина белого, добавленная водителем к охапке полевых уже в аэропорту. Ты такой невозможно красивый был, легкий, и глаза светились, я даже окликнуть тебя не могла, так сердце упало… Обнял ее, зарылся лицом в плечо ее, а она в мое, так и стояли посреди улочки – долго-долго.
В заповеднике сменилась администрация, повсюду новые чек-посты, к лесу не подойти. Тропа, которой мы пробирались к протоке, – перекрыта. Дорога на Сингара и, главное, на Мояр, к чудесам, – тоже. Цены на сафари взлетели в пять раз. Сообществу водителей джипов, зарабатывавших частными сафари, запрещено ездить в лес, только по разрешению егерей и лишь по тем двум пустоглядным маршрутам, которые открыты взамен прежних. Теперь они днями стоят в очереди у лесного офиса ради одной поездки, с которой отдают проценты егерям. Денег не хватает даже на еду. Говорю Вики: собери народ, ты ж пользуешься авторитетом в вашем сообществе, двести джипов, сопротивляйтесь, бастуйте, напишите бумагу властям штата, я помогу, вон в Махараштре рыбаки собрались и в Мумбаи поехали бастовать – корабли выгребают всю рыбу вместе с мальками. Пока мало чем помогло, но они продолжают и, может, чего-то добьются. А так – увидят, что молчите, и последнее отнимут. Бесполезно, говорит. Даже земли, выделенные государством местным жителям для строительства гестхаусов, сотни которых были построены и утопали в садах, отобраны, без компенсации, тишь и запустение.
Взял я свои бумаги, поехал в Ути на прием к главному егерю. Бесполезно, как говорит Вики. Мир, дом, будущее, о котором грезил и примеривался, схлопнулось. Здесь. А где найти другое такое место, и есть ли они в Индии – бог весть.
Оставалась еще наша деревушка, гостевой домик у Прабы, куда по ночам на огороды ходят из джунглей слоны и другие звери. А днем нежиться в райском саду, окутывающем дом, с орлами и аистами-епископами над ним и маревом бабочек, и глядеть вдаль на голубые горы и лес, куда уже не сунуться. Оставалось еще пару дорог с живописными долинами, ущельями, водопадами. И несколько храмов в округе с древними ритуалами. И люди этой деревни, ставшие родными за эти годы. Не так уж и мало. Если не думать о том, что отнято.
Так мы и жили эти дни – в тиши, неге и мареве бабочек. Иногда я звонил Вики, он приезжал на джипе, и мы отправлялись немного поколесить по округе и, может быть, искупаться в попутном озерце. В здешних краях жило несколько лесных племен: ирула, курумбас, кота, тодда… Первые два мы знали, особенно ирула, их поселений было немало в окрестностях нашей деревни. А ближайшее – в лесу за хутором Мояр, именно туда мы и ездили на ежегодный праздник Шивы – Шиваратри, проводя всю ночь с этим племенем в танцах
