у костра. А вот о племени тодда я много слышал, кое-что читал и все собирался добраться к ним, но это, как мне говорили, будет непросто. Их поселения не здесь, а на вершинах холмов в округе Ути, куда надо ехать, подымаясь к облакам и туманам по горному серпантину. Но и там к ним не приблизиться – дороги перекрыты и охраняются полицией и егерями. Хуторов их осталось всего ничего, не то что прежде. Многие переехали в комфортабельные дома, выделенные государством, и живут другой жизнью, хотя и особняком. В самом Ути есть небольшой этнографический музей, пустынный.
Сто пятьдесят лет назад в этих краях была Елена Блаватская, интересовалась здешними племенами, собрала большой материал из всего, что к тому времени было о них известно. А известно было не много, поскольку прошло лишь несколько десятилетий, как их обнаружили, и открытие это сильно взбудоражило округу и дошло до Королевского географического сообщества. Блаватская написала книгу «Загадочные племена на Голубых горах», я знал о ней, но только здесь наконец открыл почитать.
«Недавно одна большая лондонская газета делала саркастические замечания о том, что русские ученые, а русская публика тем более, имеют весьма смутные понятия об Индии вообще, а о ее народностях в частности». И продолжает, что, мол, на это каждый русский мог бы спросить британца, живущего в Индии, а много ли и что именно вы знаете о народе этой страны? Например, о таинственном племени тоддов? О страх наводящих, ужас внушающих карликах, именуемых мулу-курумбами? о яннади, кхоттах, эрулларах, баддагах – то есть о пяти племенах Нилгири и о десятках других? И переходит к описанию местности – именно той, где несколько дней назад ехала Тая с охапкой полевых цветов из Коимбатура. Той, что вдобавок к другим прелестям, славится своими болотами и дремучими лесами, где, почуяв смерть, слоны, как пишет Блаватская, почему-то всегда уходят из чащи лесной в болото и, погрузившись в тину, приготовляются к нирване.
В прошлом году, когда с Таей искали жилье подальше от деревень, ближе к джунглям, оказались в гостях у великосветской дамы, перебравшейся сюда из Ченнаи. Отец англичанин, мать здешняя. Оставшись одна к старости, купила землю у подножья гор, построила дом с садом и газонами на британский манер. Штат обслуги, управляющий. Сидели на веранде, пили чай со сластями, присылаемыми ей из столицы, по саду расхаживали олени. Тая пошла к ним, а мне пришлось выслушивать долгие речи с нравоучениями. Предостерегала не приближаться к джунглям. И с местными вести себя осторожно. Особенно с племенами, их много в округе. Слон к ней зачастил, крупный самец. Прошлой зимой, говорит, просунул хобот в окно к управляющему, так он, в испуге прижавшись к стене, секирой отсек ему край хобота. Больше его не видели, говорит. Еще бы. А мы-то думали у нее снять жилье, упаси боже, с трудом откланялись к вечеру.
Первые главы Блаватская пишет, приводя свидетельства очевидцев, а сама тем временем еще находясь в Мадрасе, то есть Ченнаи, в нескольких днях пути от Голубых гор. Эти очевидцы – британские чиновники и военные, сделавшие первую попытку перейти магическую черту, проникнуть за стену горного водопада – в те края, куда смертным из долины хода нет и куда ни один проводник не брался вести даже под страхом пытки. Туда, где жили небесные великаны-кудесники тодды и демонические карлики мула-курумбы.
Немало их полегло на этом пути. Некий Киндерзлей пишет, что, взойдя наконец на холмы, они увидели странные тростниковые дома в форме цилиндров, лежащих на боку, без окон и дверей. И поодаль высокая пирамидальная башня. Подойдя ближе, они заметили «группу великанов», а возле них страшно уродливых карликов. Как вскоре оказалось, это и были тодды и муллу-курумбы.
Годом прежде, накануне дня рождения, я полетел в Индию, в заповедник Мудумалаи. Поговорил с Вики, его старший брат работал с домашними слонами при заповеднике. Договорились, что праздничное утро я начну верхом на слоне и отправлюсь в лес – пусть недалеко, но один, без погонщика. А потом поедем к племени ирула в джунгли. Маленький хутор, где живут в шатрах, и вроде там есть часовенка – кажется, Дурги, где можно было бы заказать особую пуджу на день рождения. По длинной цепочке связались с этим пуджари, которого, оказалось, звали Шивалингам. А часовня, как выяснилось, не Дурги, а Брахмы, что редкость в Индии, творцу мира почти нет храмов. И вразумительных объяснений этому я пока так и не нашел. Возможно, отчасти тут и давнее проклятье со стороны его жены Сарасвати – за инцест с дочерью, когда оба приняли облик нильгау и сошлись. Храм назывался Айян, то есть не просто Брахмы, а его Путь. Потом еще глянул об этом слове – оказалось, и в Коране, и в Библии упомянуто. Означает что-то вроде возгласа Ноя: асса! Путь Брахмы от небытия к миру. Это я уже гадаю. Договорились о пудже для меня в этом храме и о музыкантах, которых не раз видел на всенощной Шиваратри в Мояре и в храме Чикамандир – того самого лесного храма, куда любил приходить местный Робин Гуд, промышлявший со своим отрядом, помимо прочего, и убийством слонов, переправляя их бивни в Китай. Крестьяне его тем не менее любили, а он помогал им и защищал. В ежегодный храмовый день, когда он неизменно приходил сюда, а полиция с армией прочесывали местность, пытаясь его взять, крестьяне образовывали охранное кольцо диаметром в несколько километров. И все же, неподалеку от этого храма, он был пристрелен, будучи предан, как водится, близким другом. Теперь, по новым правилам, дорога к Чикамандиру перекрыта. Но не из-за того случая, а потому что храм стоит в заповеднике. Именно туда теперь на закате приходит черная пантера, смотрит с пригорка на безлюдный храм. А мы с Вики наутро поехали в Тепикад, я сел на слона, протрубил в горн, подаренный мне Таей в прошлый день рождения, и неторопливо тронулся в джунгли, был легкий туман, стелящийся по земле клочьями. Из тумана вышел медведь и побрел впереди нас. Потом мы заехали с Вики в пекарню, взяли торт с поздравлением, выведенным кремом по-тамильски, взяли кокосы для пуджи и конфеты для детей племени. Вики надел на меня гирлянду бархатцев и жасмина, и в сумерках мы уже ехали по пустынной лесной дороге, я собирал попутные «с днем рожденья» – от трех самбаров, двух пятнистых, семьи кабанчиков, одного гаура, а на окраине Мояр – от стада буйволов. А потом был ритуал в часовенке Айян с причащеньем огнем из рук Шивалингама, поющего мантры. Музыканты грели инструменты у костра, там собралось чуть не все племя, я перебрался к ним. Большие песочного цвета псы сидели вперемеж с черноглазыми полуголыми детьми, сухопарыми стариками со звенящей осанкой, нарядными, похожими на лесные храмы старухами, и сумрачной древесной красоты молчаливыми женщинами и мужчинами. И так вдруг перехватило горло от этого чувства… страшно сказать – родного угла. Вот и жизнь, что ж о ней скажешь? Говорить можно в детстве, до пяти лет. А потом заиграли музыканты, я разрезал торт, и все племя, окружившее меня, хором поздравляло, а девочка, самая кроха, взяла треугольничек торта и положила мне, нагнувшемуся к ней, в рот. Такой обычай. И все, смеясь, хлопали в ладоши. Я взял два других кусочка, один положил в рот этой крохе, а другой – самой красивой женщине. И начались танцы – в три кольца вокруг священного дерева: первый – музыканты, второй – мужчины и я с ними, третий – женщины и дети. Хороводом, идущим из бог весть каких времен, с этим прокручиванием вокруг своей оси, нагнувшись к земле, танцем джунглей. Ах, что за ночь была! А потом вернулся в деревню, сел у своего домика во тьме,
