– Это меня не волнует. Я так и знал! Я знал, что ничем хорошим это не закончится! – бушевал папатекарь. – Мне вообще не следовало тебя сюда пускать. Таких наглых, испорченных и неблагодарных мальчишек, как ты, свет ещё не видывал!
– Зачем же вы так? – обиделся я. – Не надо обзываться. Я же на вас не обзываюсь.
Но он меня не слушал. Он всё кричал, кричал о том, какой я жалкий, невоспитанный, избалованный, глупый, самонадеянный и не признающий авторитетов мальчишка. Я в жизни не слышал о себе столько ужасных слов! Папа с мамой никогда себе такого не позволяли.
Старик вдруг замолчал и схватился за сердце. Он сейчас умрёт! Что делать?
– Вы только не волнуйтесь! – Я бросился к нему, чтобы поддержать за локоток (на нём были какие-то шурупчики). – Может, вызвать «скорую»?
– Нет! – крикнул господин Бенджамин. – Мне уже легче.
Он немного подышал носом, а потом спросил ледяным тоном:
– Ты будешь менять папу?
– Только на своего собственного.
– Это невозможно.
– Но почему?!
– Потому что твоего папу уже забрали.
Сначала я даже не понял, что он имеет в виду. Как забрали? Куда? Кто посмел?
– А что ты думал? – ехидно спросил папатекарь. – Такие замечательные папы, как твой, у меня не залёживаются.
– Как? То есть его кто-то взял и забрал? В свою семью?
– Ну да, а что такого? – буднично переспросил старик. – Это же папатека, а не морг. Здесь тебе не музей и даже не биб лиотека, в которую нынче никто не ходит. Приличные папы теперь – ходовой товар.
– Товар?! – ужаснулся я.
– Не товар, конечно, – поспешил добавить старик, – а экземпляр проката, если выражаться точней.
– Так. Мне всё понятно. Тогда я сам разберусь, – решительно сказал я. – Вы мне только адрес скажите – тех, кто его забрал. Он же в какой-то семье?
– Вот именно.
– В какой? – Я требовательно на него уставился.
– Это конфиденциальная информация.
– Вы что, надо мной издеваетесь? Сначала выманили у меня папу, а теперь не хотите отдавать обратно?
– Смею тебе напомнить, что ты отдал мне его добровольно. И договор подписал.
– Да чихать я хотел на ваш договор! Отдавай мне папу, обманный гнусник! То есть гнусный обманщик! – От волнения я тоже стал путать слова.
– И не подумаю.
В отчаянии я накинулся на него с кулаками, но вовремя вспомнил, что передо мной пожилой человек.
Он вдруг цепко схватил меня за воротник и с неожиданной силой поднял вверх. Я повис и завертелся на его протезе, как шальная собачонка.
– Послушай, Витя, – вкрадчиво зашептал он мне прямо в лицо, – всё кончено. Папу ты уже не вернёшь. А если будешь шуметь, я приму исключительные меры.
Я не знал, какие именно исключительные меры он имеет в виду, но решил не рисковать.
– Ладно, я всё понял. Опустите меня на пол, пожалуйста. Я больше так не буду, – сказал я как можно правдоподобней.
– Вот и славно, – обнажил свою расчёску старик. – Я рад, что мы наконец нашли общий язык.
– Я тоже.
– Кстати, последний выбор всё ещё за тобой. Если ты, конечно, не передумал.
– Отчего же? Я не передумал. Меняю Хозяйкина Ивана Ивановича на… в общем, хоть на кого. Махнёмся не глядя, да? – Я тоже ему насильственно улыбнулся.
– Разумеется. Но это твой последний раз, – напомнил старик. – С завтрашнего утра двери моей папатеки для тебя закрыты. Навсегда.
– Я всё понял, – заверил я старикана.
– В таком случае у меня для тебя есть подходящий вариант. Признаться, я давненько приглядел его именно для тебя. Но…
– Но что?
– Но думал, что всё как-нибудь обойдётся.
– Ладно, показывайте ваш ненаглядный вариант. А то уже скоро утро.
Господин Бенджамин подошел к саркофагу, стоявшему у самого входа в склеп, и торжественно объявил:
– Железобетонов Борис Гаврилович, двадцать девять лет, в разводе, имеет сына.
– Железобетонов? – По загривку у меня пробежал холодок.
– А что тебя не устраивает? У него, между прочим, чёрный пояс по карате.
– Нет, нет, всё меня устраивает. Пускай будет Борис Гаврилович.
– Не падай духом, – посочувствовал мне старик. – Он выкует из тебя отличного парня, вот увидишь.
– Угу, – подавленно кивнул я.
– А теперь ступай. С новым папой ты увидишься утром. Прощай.
– Прощайте. Можно, я у вас в туалет схожу?
– По коридору направо, а потом налево. Только там слив не работает.
Мне было всё равно, работает он или нет. Главное сейчас было – найти адрес тех, кто забрал к себе моего папу. И кажется, я знал, где его искать. Разумеется, не в туалете, а в картотеке – той, которая была у входа. Я её ещё в первый раз заметил, среди всех этих книжных полок и стеллажей.
Я свернул направо, а после налево – на тот случай, если старик за мной следит. На минутку зашёл в туалет, вымыл руки, а потом стремглав помчался к выходу.
Картотека у папатекаря была колоссальная. Наверное, у меня ушла бы целая вечность на то, чтобы пересмотреть все адреса. Но я мальчик сообразительный, поэтому сразу догадался, что искать надо по алфавиту. Фамилия у меня и у папы – Половинкин, следовательно, мне нужна буква П. Я побежал вдоль высоких деревянных шкафов с миллионом, наверное, ящичков.
А… – читал я на ходу.
Б… – показалась вдали.
В… – замаячила на горизонте.
Ж… – я уже начал задыхаться.
И… – сердце в груди бабахало, как барабан.
К… – когда же я доберусь?
Н… – силы мои на исходе!
О… – всё, сейчас упаду и умру.
П – ну наконец-то! Я добежал до заветной буквы и свалился на пол. Так быстро и долго я бегать не привык, поэтому на то, чтобы восстановить дыхание, у меня ушла целая минута. Невероятным усилием воли я заставил себя подняться и открыл заветный ящик.
– Павелев, Павленко, Павлинов…
Интересно, это тот самый? Я вынул из ящика коричневую карточку и прочёл. Точно! Лев Клементьевич Павлинов! Мой бывший папа! Вот и адрес упапавителей: ул. Шишкина, дом 5, квартира 22. Наш адрес! Значит, я на верном пути. Я судорожно стал листать карточки дальше.
– Павлюнок, Паняшкин, Паромщиков, Пастушков, Пельменев, Пингвинов, Пируэтов, Поворов, Половинкин!
Половинкин Максим Ильич, кандидат биологоческих наук, сорок лет, женат, имеет сына. Точно, это мой папка! Так-так, читаем дальше. Характеристика личности: сангвиник (живой, уравновешенный, выдержанный, сохраняет самообладание в сложной обстановке). Речь – громкая, быстрая, отчётливая. Общителен, легко входит в коллектив, быстро включается в новую работу и быстро переключается на новую работу. Инициативен, но в решениях часто несобран и легкомыслен. Характер покладистый, отзывчивый…
Чем больше я читал про собственного папу, тем сильнее недоумевал. Как же я раньше всего этого не замечал? Всех этих замечательных и редких качеств? Вечно на него дулся и недооценивал. Он же у меня просто золото, мой папочка! Самый лучший папа в мире! И при всём при этом он мой!
Тут я похолодел, вспомнив, что никакой он уже не мой, а чей-то. Кто-то забрал его к себе, и, как пить дать, живётся папе теперь несладко. Надо скорее его выручать!
Я не стал дальше читать – хотя там много ещё хороших слов про моего папу было написано. Я и без сопливых папатекарей всё знал. Мне нужен был лишь адрес упапавителей. А вот и он: ул. Тупик Пессимизма, дом 1/2.
Хм, и где это у нас такой тупик? Я не знал, совершенно не имел понятия. Я ещё раз прочёл название улицы, чтобы ничего не перепутать, и уже повернулся к выходу (до него оставалось каких-то двадцать метров), как вдруг…
– Что здесь делаешь ты? – Господин Будь-Благодарен-Бенджамин стоял от меня в трёх шагах, и вид у него был как у грозовой тучи. Он даже как будто посверкивал.
– Простите, но я опять заплутал, – развёл я руками, улыбаясь как дурачок.
Я по глазам видел, что он не верит ни единому моему слову.
– Видите ли, у меня прихватило живот, а потом я решительно сбился с пути, – витиевато признался я. – У вас тут запутаться немудрено, – для пущей правдоподобности я взялся за живот и поморщился. – Мне больно.
Папатекарь бездушно отодвинул меня в сторону и заглянул в картотеку. Хорошо, что я ящичек успел закрыть!
– В моей картотеке ты рылся! – страшно закричал он.
Ой, значит, не успел.
– Что вы, я бы никогда себе этого не позволил!
Он вдруг стал надуваться. Знаете, прямо как воздушный шар! Он на глазах становился всё больше, больше и круглей. Я такого ужаса в жизни не видел! Это что, какой-то фокус? Лицо мне его тоже не понравилось. Оно и раньше меня не привлекало, но теперь казалось особенно безобразным. Лягушачьи глаза окончательно разъехались в стороны, редкие зубцы один за другим выпали изо рта, нос провалился внутрь, а щёки стали такой величины, что скоро заняли бы собой всю комнату. А она была не маленькая! Руки у папатекаря отвалились, и вместо них из мясистого тела высунулись две когтистые лапы.