– Открывайте, слышите? Именем закона! – кричал я, и перед глазами у меня прыгали какие-то красные чёртики. – Не то я выломаю дверь!
– Кто там? – послышался встревоженный голос тёти Зины.
– Это Витя Половинкин! Немедленно откройте! – Я перестал кричать и прислушался.
За дверью кто-то приглушённо шептался. Они что, не желают меня пускать? В то же мгновение занавески в окне задёрнулись.
– Витя, а Бредика дома нет, он в школе, – наконец отозвалась Перекусихина.
– Не обманывайте. Я собственными глазами всё видел. Если вы сейчас же не вернёте мне папу, я вызову полицию!
– Подожди! – взвизгнула повариха. – Я уже открываю!
То-то же.
Когда она отворила наконец все засовы с щеколдами, я как ветер ворвался внутрь. Не снимая грязных ботинок, я стремительно протопал в комнату. Только это была другая комната – не та, в которой держали моего папу. Сконфузившись, я вышел в коридор и заметался из угла в угол.
– Где вы прячете моего отца? – спросил я без обиняков.
– Успокойся, Витя! – Перекусихина попыталась меня обнять, но я вырвался. Ещё чего не хватало! Может, она и меня решила усыновить?
– Не трогайте меня! Где он, я вас спрашиваю?
– Никто его не прячет. Здесь он, в столовой. Максим Ильич обедает.
– Не выдумывайте! Сейчас только десять часов утра!
– В этом доме обедают дважды, – не без гордости вставила тётя Зина и добавила: – Прошу, покушай с нами.
Кушать я не хотел, тем более с ними, но в столовую всё равно прошёл.
Комната оказалась большой и светлой. Здесь было много пузатой мебели – всякие комоды с буфетами – подушек и фарфоровых слонов. В углу стоял фикус, а под потолком висела клетка с поролоновым попугаем. Папа всё так же сидел за накрытым столом и ел, ни на кого не обращая внимания. Бредика нигде не наблюдалось. Кстати, а почему он не в школе?
– Папа! – крикнул я, как раненый зверь, и бросился к отцу в объятия.
Я обнимал его и целовал, я его даже понюхал! Он как обычно пах берёзовой стружкой и дезодорантом «Хвойный». Я трогал его за уши и плечи, гладил его по тюрбану и всё приговаривал:
– Папа, мой папа нашёлся!
Но папа на меня совершенно не реагировал. Вернее, он отреагировал, конечно, но не так, как это положено родному отцу. Папа смущённо от меня отстранился и спросил своим обычным голосом:
– Здравствуй, мальчик. Мы разве с тобой знакомы?
Я сел. Хорошо, что тётя Зина успела подставить мне стул, иначе бы я упал.
– Прости, но в последнее время я совершенно никого не узнаю, – виновато улыбнулся папа. – Даже собственную жену и сына не вполне, просто какая-то беда. – Он развёл руками.
– Потому что она не твоя жена! – крикнул я. – А это не твой сын! – Я ткнул пальцем под стол – Перекусихин прогуливал уроки именно там. – Твой сын я!
Папа поднял брови и многозначительно посмотрел на тётю Зину. Та была очень бледная, но брови тоже подняла и даже ими подвигала.
– Перестаньте, я всё вижу! – ещё больше разозлился я. – Папа, неужели ты меня не помнишь? А маму? Она у нас орнитолог, работает на Галапагосских островах, изучает отряд трубконосых из семейства буревестниковых. А я – ученик средней школы, четвёртого класса «Б». А это – всего лишь Бредик Перекусихин. Помнишь, ты видел его на родительском собрании и сказал, что ему не мешало бы похудеть?
Тётя Зина нахмурилась, а папа покраснел.
– А это мама Бредика, тётя Зина – она в нашей школьной столовой работает.
– Это правда? – спросил папа у тёти Зины.
– Работаю, – подтвердила та.
– Вот видишь! Они не имеют к тебе ровным счётом никакого отношения.
– Мальчик, ты меня совсем запутал, – сказал папа. – И у меня заболела голова.
– Милый, я принесу тебе таблетку! – проворковала тётя Зина, а Бредик вылез наконец из-под стола.
Милый? Гм-гм.
– Как ты мог? – спросил я у Бредика напрямик. – Я же тебе доверял.
– А что я такого сделал? – пожал плечами Перекусихин. – Ты же сам его в папатеку сдал. А нам отец позарез нужен! Я, между прочим, давно на твоего засматривался – он мне понравился ещё тогда, в первом классе. Вот я и решил: раз тебе он теперь не нужен, я его к себе заберу. Пусть поживёт человек, отъестся, выспится, отдохнёт. Знаешь, как мама за ним ухаживает? Пылинки с него сдувает! А кормит пять-шесть раз в день – собственноручно!
Моя мама, конечно, пылинки ни с кого не сдувала, зато она умная и красивая.
– Он что, младенец, чтобы его с рук кормить?
– Мужчина заботу любит, – наставительно ответил Бредик голосом тёти Зины. – А в вашей семье он всё равно авторитетом не пользовался.
– Бредик! – В комнату вошла тётя Зина с таблеткой и стаканом воды. – Мы же с тобой договаривались…
– А что я такого сказал? – пожал плечами Перекусихин и потянулся за чебуреком.
– Не суди, да не судим будешь, – сказала тётя Зина. – Витя, ты не волнуйся. Твоему папе у нас хорошо. Мы его гулять выводим – в парк (у нас тут парк недалеко). На велосипедах вчера катались, а завтра пойдём на рыбалку чуть свет.
Я смотрел на неё как на сумасшедшую. Неужели она это серьёзно?
– Папа, ну что ты молчишь? Разве ты не видишь, что в этом доме происходят вопиющие вещи?! – Я попробовал потрясти папу за плечи, чтобы он пришёл в себя, но Бредик мне этого не позволил. Как будто это и в самом деле его папа, а не мой.
Отец глядел куда-то сквозь меня, и по лицу его блуждала рассеянная улыбка.
– Я понял! Они тебя напичкали какими-то таблетками! Они тебя отравили, и тебе отшибло память!
– Не говори ерунды, Половина, – с набитым ртом кинул мне Бредик. – Никто никого не травил. Папа к нам сразу таким попал.
– Каким это таким?
– С отшибленной памятью и готовностью стать полноценным членом семьи.
Братцы, а ведь точно. Все мои бывшие папаши ничуть не удивлялись таким драматическим переменам в своей жизни. Все как один принимали меня за собственного сына! Значит, у хитрого папатекаря всё изначально так было задумано… Какой же я беспросветный глупец! Попался на его удочку и сам того не понял.
До меня наконец-то стал доходить страшный смысл всего происходящего. То есть получается, что папы я лишился навсегда? Другими словами, я теперь навеки безотцовщина?
Словно прочитав мои мысли, тётя Зина погладила меня по голове и сказала:
– Ну ведь у тебя же теперь другой папа. Бредик говорил, что вы с ним чудесно ладите.
– Бредик врал! Мне другой папа не нужен – мне нужен только мой! – Я вдруг почувствовал, что силы меня покидают. Я уронил голову на руки и заплакал. Заревел белугой – по большей части от жалости к самому себе, а по меньшей – в надежде разжалобить Перекусихиных. Всё же они не звери.
Но я их недооценил. Тётя Зина вдруг посуровела и железным тоном сказала (я не раз его слышал в столовой, на большой перемене):
– Ну вот что, заканчивай свой концерт. Максима Ильича мы тебе всё равно не отдадим.
– Вы безжалостные люди.
– Нет, мы не безжалостные. Но господин Бенджамин нас предупредил: обратного хода у договора нет. Твой папа – уже не твой, он – Бредика. И с этим нам ничего не поделать. А если ты попытаешься своевольничать и самоуправствовать, то господин Бенджамин…
– Да чихать я хотел на вашего господина!
– Не шути с огнём, – предупредила Перекусихина.
– Ладно, я всё понял. Я пошёл, – сказал я, поднимаясь со стула. – Меня дома Железобетонов ждёт.
– Это кто? – оживился Бредик.
– Это мой новый папа. – С этими словами я вышел из негостеприимного дома Перекусихиных, на старого папу даже не взглянув.
Ничего, у меня ещё вся жизнь впереди, чтобы на него наглядеться.
Домой я успел вовремя – с минуты на минуту должна была звонить мама. Пока я шатался по городу, Железобетонов времени даром не терял. Он переоборудовал гостиную в спортивный зал: пол застелил матами, по стенам расставил турники, а к потолку повесил боксёрскую грушу. Я съел протеиновый обед (из чего он был приготовлен, я так и не понял) и заперся у себя в комнате, чтобы никто нам с мамой не мешал.
Зазвучали знакомые позывные скайпа, и я нажал на приём звонка.
– Привет, малыш! – сказала мама.
Она так буднично и ласково это сказала, что я опять чуть не разревелся.
– Привет, мам.
– А что такой грустный? С папой опять поссорились? Ты его не обижай! – Она рассмеялась и сделала глоток кофе из большого картонного стакана.
– Он сам кого хочешь обидит. – Я покосился на дверь. Из-за неё доносились какие-то стоны и вскрикивания. Как будто там кого-то убивали.
– Ну что у вас опять произошло? – насторожилась мама.
– Да нет, мамуль, всё нормально, ты только не переживай. Как там твои альбатросы? Все уже вылупились? – Я насильственно улыбнулся и помахал рукой конокраду. Вернее, Просперо Гонзалесу. Он, как всегда, жевал свой бутерброд и разглядывал мамин затылок. Папе бы это не понравилось, уж точно.
