Маше и правда было жаль. В этом году она увлеклась совсем не праздником и подвела всех.
– Вот именно! – продолжила Танька. – Пропускай этот фарс с чистой совестью! А мы уж как-нибудь без тебя в этом году опозоримся.
– Это хорошо, что можно пропустить… – Маша внезапно поняла, что действительно рада тому, что не придется в следующий вторник идти в школу на традиционный праздник. У нее сейчас было всего лишь одно желание – снова потанцевать со Льдом, поцеловать его холодные губы и забыть обо всем.
И если физически Маша чувствовала себя намного лучше после того, как перестала сбегать на крышу к странному знакомому, то вот душа с каждым днем болела все сильнее, и все сложнее было удержать себя на месте и не сорваться навстречу бушующей стихии, которую олицетворял Лед.
– И это… Маш… – Танька замялась, потеребила рукав ярко-розового свитера и выпалила: – Наташка просит у тебя прощения… не злись на нее, ладно?
Маша поморщилась. Об этом она не хотела говорить и вспоминать не хотела. С одной стороны, поступок одноклассницы привел ее в объятия Льда, а с другой…
– Не могу… – твердо заявила она и отвернулась, чувствуя, как к щекам приливает жар.
– Что не можешь?
– Тань, простить ее не могу! – выпалила Маша, стараясь дышать глубже. Девушка разозлилась: – Наташа ради какой-то несчастной пятерки в четверти, которую Романыч и так бы ей поставил, оставила меня умирать!
– Но она ведь не знала, что ты серьезно ударилась и потеряла сознание, – вяло возразила Танька, понимая, что подруга права.
– В том-то и дело! – Маша уже не могла остановиться. – Она не знала, что со мной. Я могла сломать руку, ногу или позвоночник, а она бежала вперед к финишу, вместо того чтобы остановиться и посмотреть, жива ли я. И теперь хочет, чтобы я ее простила? Тань, это наивно и глупо. Наташа привыкла, что все ей сходит с рук, и отговорка «случайно» – стала регулярным оправданием для любого проступка. Ну подумаешь, не сообразила! А если бы я там замерзла насмерть, она бы тоже списала это на случайность? Нет. Я не согласна прощать подобное. Я могла умереть из-за того, что она хотела хорошую оценку! Вдумайся в это и ответь за себя: ты бы ее смогла простить?
– Не знаю, Маш… – Танька помрачнела и печально вздохнула. Подруга не любила, когда люди вокруг нее ссорятся, и предпочитала добрый мир худой ссоре, иногда даже в ущерб своим интересам. – Я тогда тоже виновата, – сглотнула она. Голос дрожал. – Я бежала следом и просто не обратила внимания, не смотрела по сторонам, как и все остальные. Наша вина тоже есть. Мы могли бы заметить, но все хотели быстрее закончить гонку и прийти к финишу.
– Вашей вины как раз нет, – покачала головой Маша и отставила в сторону чашку с какао. – Вы не знали, что я упала, вы не видели этого, а Наташа видела и проехала мимо. Это очень большая разница. Не пытайся оправдать ее. Ей было просто наплевать, она слишком эгоистична, чтобы переживать за других.
Танька, которая привыкла верить в то, что все окружающие ее люди хорошие по определению, была вынуждена согласиться. Подружка помрачнела, вздохнула и начала собираться домой. Маша не стала ее задерживать, общаться расхотелось. Снова вернулись неприятные и тягостные мысли.
– Завтра пятница, – заметила она таким тоном, словно Маша об этом не догадывалась. – Ты-то дома сидишь, в тепле и уюте, и даже представить не можешь, как я жду последнюю пятницу в этом году! На улице не погода, а кошмар. Младшие классы уже который день не учатся, а мы героически ходим и мечтаем о понедельнике. С него мы официально на каникулах, во вторник эта, прости господи, елка, а уже в четверг Новый год! Машка, ты уже решила, где будешь отмечать? Пошли с нами с Максом? Компания собирается веселая! Скучно точно не будет!
– Ага, и в вашей веселой компании, готова поспорить, будет Наташа. – Маша сморщилась, всем видом демонстрируя, насколько ей неприятно подобное общество. – Увольте, ее видеть не хочу ни при каких обстоятельствах. Тем более во время самого главного праздника в году. Поэтому, пожалуй, останусь дома с мамой и папой. Не хочу никуда идти. Новый год – праздник семейный. Вот и буду отмечать его с семьей.
– Это у тебя просто парня нет, – привычно отшутилась Танька, умолчав про Наташу и не подозревая, как сильно ранят ее слова.
«Теперь точно нет», – печально подумала Маша и даже не пошла провожать Таню до двери. «Не маленькая, выход найдет сама, не первый раз в гостях».
Танины слова испортили настроение. Маша весь день держалась, а сейчас снова начала плакать. Мысли о Ледяном не давали покоя. Девушка прекрасно понимала, что они не отпустят до конца зимы, а сидеть безвылазно дома до весенней капели не получится. Рано или поздно придется выйти на улицу, а сможет ли Маша бороться с собой там, на его территории? Она этого не знала.
Дни, оставшиеся до праздника, тянулись медленно, словно патока. На улице морозы крепчали, по телевизору каждый день говорили о новых температурных рекордах. Синоптики делали предположения и прогнозы по поводу причин такой аномально холодной погоды, и лишь одна Маша знала, что всему виной она.
Ледяной уже не грустил. Он злился. Щедро осыпал город снегом, которого обычно при таком морозе не бывало, проверял жителей на прочность ветром. Горожане ругались, пробираясь на работу сквозь бушующую непогоду. Припаркованные у подъездов автомобили уже второй день стояли без дела, елка в школе была отменена из-за феноменально низкой температуры, а на окне в Машиной комнате каждый день появлялся новый морозный рисунок. Сегодня с утра это был удивительной красоты ледяной портрет. Маша смотрела на своего двойника и плакала, понимая, что сил сопротивляться Льду почти не осталось. Она боролась, как могла, но тоска становилась только сильнее.
А ближе к вечеру позвонила Таня, пытаясь как-то развеять грусть подруги, причину которой так и не смогла понять.
– Ты знаешь, – хмыкнула она в трубку. – Первый раз в жизни я рада тому, что праздник отменили. Сценарий был на редкость убог. Впрочем, даже если бы был хорош, все равно на улице холод жуткий, я просто не представляю, как там можно выдержать дольше десяти минут. А у папы сегодня машина даже в теплом гараже не завелась. Да и завелась бы, что толку? Даже со двора не выедешь! Дорогу к городу замело, трасса стоит, люди мерзнут. Техника подобраться не может. Это коллапс. Такого Нового года я не помню!
В голосе подруги послышалась печаль.
– Пока, говорят, жертв нет, но будут… – глухо продолжила она. – Если не прекратится метель и не потеплеет, кто-то обязательно замерзнет. И это совсем не по-новогоднему.
– Нужно надеяться на лучшее, – шепнула Маша и отключилась, не в силах продолжить тягостный разговор.
На душе стало еще хуже. К тоске по Ледяному добавилось еще и чувство вины. Маша прекрасно понимала – все эти люди страдают из-за нее.
Маша подошла к окну и раздернула штору, уставившись на морозный узор на стекле. Дневное послание от Льда оказалось простым и лаконичным. На заиндевевшем окне вязью было выведено: «Ты все равно моя!», а рядом разбитое ледяное сердце.
– Что же ты творишь-то! – пробормотала Маша, закрывая глаза и ни к кому конкретно не обращаясь. Она знала, так Лед не услышит. Чтобы до него докричаться, нужно выйти на улицу, и тогда все разом прекратится. И борьба с собой, и феноменальная погода. Он больше не будет сковывать льдом город, он станет танцевать с ней на крыше и будет счастлив.
И самое главное, Маша точно знала, что будет счастлива и она, только вот не здесь, не в этом мире. Мама и папа – это те, кто удерживал ее от прыжка в неизвестность, и она бы смогла противостоять волшебному притяжению зимы. Обязательно удержалась бы, если бы дело было только в ней и в них. Она бы отказалась ото Льда. Она бы смирилась с болью в сердце и даже, может быть, когда-нибудь забыла все случившееся, понимая, что не имеет права из-за личной прихоти уходить навстречу метели и оставлять маму и папу, которые ее так сильно любят. Но сейчас Маша осознала, если не уступит Льду и собственным желаниям, погибнут, другие, ни в чем не повинные люди, те, кто оказался в плену непогоды на трассе. А их, по словам Тани, немало. Так имеет ли право Маша, спасая от переживаний родных, обречь на незавидную участь кого-то другого? Этот вопрос не давал ей покоя весь день, а когда стемнело, Маша накинула на шею красный шарф и, проигнорировав куртку, шапку и варежки, открыла окно и шагнула в ночь, на крышу к бушующей метели и тоскливому завыванию ветра.
В первую секунду мороз пробрал до костей, а дыхание перехватило. Девушка даже подумала о том, что стоит вернуться за теплой одеждой, но не стала. Вместо этого сделала несколько неуверенных шагов по скользкой крыше. Раскинула в стороны руки, вдохнула обжигающе холодный воздух, пошевелила пальцами и поняла, что теплая одежда не нужна. Руки и ноги быстро привыкали к холоду, теряли чувствительность, а мир вокруг замирал, холод пробирался в тело, сворачивался тугим комком в желудке, застывал в жилах, становился частью Маши, и уже через пять минут девушка перестала его ощущать.
