Ночь наползла быстро и рано, укутывая покрывалом из пронизанной звездами тьмы опустевшие улицы. Двадцатиградусный мороз гнал людей в дома, под теплые пледы, к праздничному столу и поздравлениям президента. Зима полностью завладела городом. Днем вовсю светило холодное солнце, но оно было не в силах разрушить снежную красоту, созданную Льдом за первый зимний месяц. Придорожные сугробы уже возвышались почти на метр над тщательно вычищенным тротуаром, на окнах мерцали ледяные узоры, и каждый день валил снег, а на крышах росли сосульки – длинные и прозрачные, хрустальные, серебрящиеся в свете луны и сверкающие под солнцем. Утоптанный практически до состояния льда тротуар блестел в свете вечерних фонарей, а снег, ночами укутавший его мягким пледом, лишь маскировал скользкую и опасную поверхность.
– Посмотри, какая ты сейчас красивая. Даже лучше, чем была раньше. – Лед с нежной улыбкой поправил волосы подруги, откинув тяжелую черную прядь ей на спину. Маша не была в городе несколько дней, она не знала, что ее искали, но так и не нашли. Лишь соседи видели, как девушка ночью выходила из дома. Ее шарф обнаружился на краю города у реки. Лед в том месте не был хрупким, но местами в нем образовались внушительные полыньи из-за действующего завода, они не замерзали всю зиму. Девушку сочли утонувшей.
Сейчас Маша вообще не думала о той далекой жизни, в которой она принадлежала к миру людей. Ей было хорошо в хрустальной реальности ледяной зимы.
– Ну, посмотри же на себя… – Голос Льда вывел из задумчивости, и Маша послушно взглянула на собственное отражение в оконном стекле – бледная, матовая кожа, напоминающая спрессованный снег; черные, с инеем на кончиках волосы и пустые, льдистые глаза.
– Снегурочка, – хмыкнула девушка, не испытывая никаких эмоций. Все они остались где-то там, на пороге замороженного замка, принадлежащего Льду.
– Нет. – Он скользнул ладонью по щеке. Холода не было. – Девушка-зима. Настоящая. Притягательная. Стихия.
– Стихия?
– Ты – буря, ты – снегопад, ты – гололед. Все подвластно твоему желанию. Хочешь, устрой настоящую вьюгу? Завали город снегом по окна первых этажей?
– Зачем? – Маша передернула плечами. – Ты же у нас король стихии. У тебя такие красивые снежинки! И мне никогда не научиться рисовать волшебные узоры на окнах…
– Будешь учиться… – Маше не понравился этот тон, и она, вскинув ресницы, настороженно спросила:
– Я? – В душе шевельнулось забытое чувство страха. – Зачем мне это нужно? У меня ведь есть ты! Не правда ли?
Молчание в ответ.
– Мы будем вместе?
Грустная улыбка и отведенный в сторону взгляд.
– Нет… прости…
– Но… – На ресницах застыл иней, губы заледенели, но девушка не чувствовала холода, лишь пустоту и странное безразличие.
– Это теперь твой город. Здесь может властвовать только один дух зимы.
– Мой? А я думала, наш.
– Твой…
– Ты знал.
Горькое утверждение.
Сердце заледенело. Оно уже не билось, но сейчас превратилось в кусок льда. Молчание.
– Ты предал меня…
По щеке скатилась слеза и упала на крышу дома одинокой снежинкой.
– Мы все прошли через это. – Голос Льда звучал безжизненно и тихо. – У духа зимы в душе должен быть лед, и он обязательно должен растаять, если хочешь вернуться. Как же иначе?
Маша не заметила робкого признания в словах Льда. От его улыбки все еще что-то сжималось в груди. Интересно, что? Ведь вместо сердца осталась льдинка. Маша молчала, а Лед как ни в чем не бывало продолжил:
– И ты предашь когда-нибудь. Слишком много поставлено на кон.
– Что именно?.. Ну же… Я должна знать.
– Свобода.
– Разве нельзя быть свободными вместе? – Слезы душили, но плакать не получалось. Наверное, слезы замерзли, как и кровь.
– Кто-то должен остаться. Теперь все это, – Лед обвел рукой замороженный город, – принадлежит тебе, девушка-зима. Прощай! Ты действительно сумела растопить мое сердце. Я бы полюбил тебя, если бы мог…
– А может быть, еще полюбишь? – тихо шепнула Маша в пустоту.
Лед разлетелся в морозной дымке не снегом, как обычно, а брызгами воды, которые напомнили о весне. Для Льда она наступила сейчас. Маленькие капли не долетели до земли, они, замерзая, превратились в льдинки.
А та, что раньше носила имя Маша, с ужасом смотрела на крыши домов и думала, что в следующем году поздней осенью точно так же с первым снегом постучится к кому-то в окно, чтобы выбрать нового духа зимы.
Ледяное дыханье коснулось щеки,
На ресницах замерзла дождинка-слеза.
В этой призрачной сказке мы были близки.
Все пройдет, не растают лишь льдинки в глазах[2].
* * *
Веселая мелодия новогоднего рингтона ворвалась в сон и заставила очнуться от наваждения. На губах чувствовался соленый привкус слез. Маша медленно открыла глаза, плохо понимая, где находится. Было невыносимо тоскливо и грустно, от предательства до сих пор болело сердце, только вот холода в душе не было, зато спина затекла, а одну ногу свело судорогой. Где-то совсем рядом надрывался телефон, а из-под бока с недовольным пыхтением пытался вылезти сонный кот. Девушка, вообще не соображая, что происходит, нажала на кнопку ответа и раздраженно буркнула: «Да!» – с удивлением изучая привычную обстановку украшенной к Новому году комнаты. В голове был сумбур, Маша не могла сообразить, что с ней произошло и когда все закончилось. Ведь буквально секунду назад она стояла на крыше и прощалась со Льдом.
– Поднимай свою ленивую попу с кресла! – орала в трубку лучшая подружка. – И мигом спускайся к подъезду! Поняла? Мы тебя уже ждем, сейчас пойдем на каток! Хватит бездельничать! А то не хочет она, понимаешь ли! Вот придешь на каток и захочешь!
Танька отключилась, а Маша неуклюже дернула ногами и медленно вылезла из кресла. По телевизору заканчивался фильм «Снежная королева»; на полу валялась любимая книжка в темно-синей обложке – она, видимо, упала, когда Маша заснула, – а в углу у камина загадочно сверкала огнями огромная наряженная ель.
Маша недоверчиво подошла к окну и взглянула на падающий снег. Дрожащей рукой поднесла к глазам телефон и увидела на экране дату – 2 декабря. Сердце подскочило в груди, метнулось к горлу и потом упало куда-то в низ живота. Стало плохо, и закружилась голова. Маша подозрительно посмотрела на стекло, но на стеклопакете не было узоров, папа в прошлом году заказал качественный, и производители не обманули. Окна были сделаны на совесть и не промерзали.
«Неужели это все сон?» – ошарашенно подумала девушка и поежилась, не зная, как воспринимать случившееся – как трагично-романтичную сказку или ужасный ночной кошмар. На самом деле девушка проспала совсем немного – от силы час, а во сне успела прожить целую жизнь, влюбиться без памяти и даже погибнуть, превратившись в ледяного духа зимы. И душа сейчас болела совсем по-настоящему. Маша как наяву помнила Льда и не могла поверить в то, что он ей просто приснился.
– Какой ужас! – пробормотала Маша в пустоту и на негнущихся ногах поплелась в свою комнату. Желания идти на каток не было, но девушка знала – если уж Танька ждет у подъезда, никуда от нее не денешься, придется покориться. К тому же после трагически закончившегося сна Маше очень нравилось ощущать себя живой. Даже иголки боли в ноге, которую девушка отлежала, не раздражали. Они давали понять, что она жива и ничего непоправимо плохого не произошло. Жаль, что и хорошего тоже.
– Машенька, ты куда собралась? – выглянула из кухни мама со встревоженным выражением лица. – Ты так хорошо спала…
– Да уж! Хорошо, – буркнула Маша себе под нос. Вид живой, все еще молодой и вполне счастливой мамы успокоил. «Все же хорошо, что сказочная история всего лишь приснилась», – подумала Маша, а вслух сказала:
– Танька на каток зовет. Говорит, только с утра залили и там просто замечательно. Я поверила ей на слово.
– Только ты недолго! – Мама поджала губы. – Завтра в школу.
– На пару часиков. – Девушка привычно отмахнулась. – Каток до десяти, а сейчас почти восемь.
Таинственный дух зимы – Лед – не шел из головы. Сон оказался настолько реалистичным, что Маше до сих пор было не по себе. События не подернулись дымкой, как это обычно бывает, а оставались в памяти все такими же четкими, ясными и реалистичными, как и во время сна. А сердце до сих пор ныло от осознания предательства, которое Маша не только тонко прочувствовала, но и поняла. Она знала, поступить иначе Лед просто не мог, или все же мог? Мог сохранить ей жизнь, но обречь себя на вечное существование в мерзлоте? А может быть, это ее любовь растопила его сердце и он растаял? Поэтому и оставил зиме кого-то взамен себя? Или же во сне Маша замерзла раньше, там, на лыжне, а Лед просто подарил ей еще одну, пусть и не совсем человеческую, жизнь. Теперь уже не узнаешь, сон закончился, а Лед растаял в зимней ночи. Интересно, где он сейчас?
