– Но… разве… ты теперь… не в Дублине?
Элис усмехнулась:
– Ну, по правде говоря, я переехала в Дублин, но потом решила, что мне будет тебя не хватать, и вернулась.
Мелисса поняла все неверно, поэтому расслабилась, решив, что дела не так уж плохи.
– Значит, ты приехала навестить нас?
Элис задумалась на мгновение, а затем прощебетала:
– Можно и так сказать. Только этот визит будет о-о-о-очень долгим, ведь я планирую остаться в Лимерике навсегда.
На секунду мне показалось, что сейчас Мелисса снимет свои модные розовые сандалии и запустит ими в нас. Но в этот момент прозвенел звонок, и все бросились в класс.
Теперь, когда Элис вернулась, занятия больше не будут такими скучными! Уверена в этом!
Следующие несколько недель прошли просто замечательно. Иногда я ждала Элис у дома ее отца, а иногда приходила в квартиру Вероники. Сначала было немножко неловко, но потом я привыкла, а ведь когда-то эта семья дружно жила в одном доме.
Все в классе были необычайно возбуждены, поскольку приближался день нашей конфирмации[3]. Большинство дней мы проводили в церкви, разучивая гимны и тренируясь тихо садиться и вставать со своих мест, а также ходить к алтарю ровной колонной. Сначала нам давалось это нелегко, и многие путали места, а наша учительница мисс О’Хёрлихи только и делала, что причитала:
– А если вы все перепутаете в присутствии священника? Вы просто меня опозорите!
Однако после некоторой практики все пошло как по маслу, и разбуди нас среди ночи, мы и тогда бы нашли свои места и выстроились в ровную линию перед алтарем. Элис вообще сказала, что все лучше, чем математика.
В обеденный перерыв мы обсуждали, что наденем на обряд конфирмации. Мелисса рассказывала всем, кто отваживался ее слушать, что она поедет в магазин «Арнотт» в Дублине и купит там настоящее дизайнерское платье и туфли на высоком каблуке. Грейс собиралась лететь за платьем в Лондон, но это не казалось таким уж ужасным событием, поскольку она не трещала об этом дни напролет.
Во время наших обсуждений я все больше помалкивала. У меня никогда не было клевой одежды. Если бы мама могла, она бы связала мне платье для конфирмации или сплела из веточек и листьев, если бы это не повредило окружающей среде. Когда бы я ни заикалась на эту тему, мама говорила одно и то же:
– Прекрати спорить! Конфирмация, как ты знаешь, религиозный обряд. И то, что ты наденешь, – совсем не главное.
Я, конечно, знала, что одежда вовсе не главное, но в то же время она была непременным атрибутом. И если я надену что-нибудь по-настоящему отстойное, Мелисса будет очень долго смеяться надо мной, а весь торжественный день будет испорчен.
Так что я решила действовать и однажды в субботу, проснувшись пораньше, переделала кучу домашних дел, а затем приготовила родителям завтрак в постель, даже сварив маме овсянку, чтобы ее настроение несколько улучшилось.
Моя сестренка Рози уже была в их спальне и возилась у родителей в кровати. Папа рассмеялся, увидев меня, входящую к ним в комнату с подносом, уставленным чашками и тарелками.
– Для чего весь этот пир, Мэган? – хитро улыбнулся он. – Могу поспорить, что ты чего-то хочешь.
Я кивнула. Притворяться дальше было бессмысленно – родители всегда могли читать мои мысли. Глубоко вздохнув, я начала:
– Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, можно мы сегодня пойдем и купим платье для конфирмации? Все в классе уже купили, и если я срочно не раздобуду что-нибудь, то одноклассники подумают, что я полный лузер.
Мама уселась в кровати так, что моим глазам предстала ее ночная рубашка, вся заштопанная, наверняка ей была не одна сотня лет.
– Не драматизируй, Мэган. Я уже говорила, что всякий, кто судит о тебе по одежде, просто не заслуживает быть твоим другом.
Я глубоко вздохнула:
– Хорошо, мама. Забудь, что я сказала про лузера. Но, пожалуйста, можно мы поедем сегодня в город и купим что-нибудь?
Мама на минуту задумалась:
– Вообще-то сегодня я собиралась прибраться в нашем сарае в саду. Ты бы могла мне помочь…
– Да брось, Шейла, – оборвал ее отец. – Помоги бедной девочке в ее несчастье! Я отведу Рози в парк, а вы вдвоем отправитесь на шопинг.
Как только папа произнес последнюю фразу, Рози задорно задрала голову и захлопала в ладоши:
– Да! Мы идем в парк!
Все рассмеялись.
* * *
Через час мы уже были в городе, и мне все-таки удалось оторвать маму от магазинов, где продавали уродские серые бесформенные платья для старух.
В одном милом магазинчике я выбрала себе действительно клевые модные белые брюки, полосатый бело-голубой топ и широкую белую рубашку, которую я планировала надеть сверху.
На обратном пути к машине я была так счастлива, что мне хотелось петь. Случилось невообразимое – я буду нормально одета во время обряда конфирмации! Но затем мне в голову пришла ужасная мысль, которая немедленно все испортила. Что наденет моя дорогая мамочка? Мне надо было узнать это, и в то же время я подозревала, что если узнаю, то бессонные ночи мне гарантированы, потому что ее наряд мог стать настоящим кошмаром. Разве кто-то сможет заметить мой классный прикид, если сзади меня будет стоять мама, одетая как в самые мрачные годы Средневековья?
– Хм, мам, – начала я неуверенно. – Ты случайно не собираешься что-нибудь купить себе для моей конфирмации?
Она отбросила волосы с лица и рассмеялась так громко, словно я сказала что-то необычайно смешное:
– Что за мысль! Разве у меня мало одежды в шкафу?
Это правда, шкаф просто ломился… от уродливого, немодного и изношенного старья. Казалось, что это одежда не современной женщины, а обноски, украденные из лавки старьевщика.
Пока я приходила в себя от шока, в который меня повергла ее реплика, мама продолжала:
– Хотя если постараюсь, то, наверное, закончу вязать тот комбинезон. Как ты думаешь? Правда, он мило будет смотреться на мне?
Я чуть не задохнулась от ужаса, представив ее в этом бесформенном кошмаре.
Она, должно быть, шутит! Она просто не может говорить серьезно!
Мама вязала этот дурацкий комбинезон уже практически два года. Он представлял собой гигантское нечто, на которое пошла старая шерсть, оставшаяся от других не менее ужасных вязаных вещей. Это было отвратительное уродство, состоящее из оранжевых, красных, розовых, коричневых и болотно-зеленых полос. Оно живо напомнило мне о тех бесформенных комбинезонах, которые я носила, когда была маленькой. Казалось, кошмар ожил и преследует меня. Если, не дай бог, мама закончит его и наденет на мою конфирмацию, я могу поставить на себе жирный крест или сразу же вытатуировать слово «лузер» у себя на лбу заглавными буквами и так и явиться на церемонию.
Я остановилась.
– Уверена, комбинезон будет чудо! – соврала я. – Но почему бы нам не пойти и не купить что-нибудь для тебя? Ты, мам, это заслужила!
Мама ласково улыбнулась:
– Спасибо, дорогая моя! Но если что-то и покупать для меня, то я, пожалуй, предпочту соковыжималку или новую пару садовых перчаток. Хотя мне очень приятно, что ты это предложила. Ты очень внимательная девочка, Мэган!
Мама даже не заметила, как разочарована я была. Она продолжила идти, бормоча себе под нос:
– Если я немножко постараюсь, то довяжу левый рукав сегодня вечером. Можно добавить желтой шерсти, которая осталась от той кофты, которую я связала Рози в прошлом году… И, пожалуй, еще немного коричневой шерсти тоже…
Мне хотелось броситься тут же на тротуар и разреветься. Я была обречена. Это будет настоящим чудом, если мама решит одеться в приличную одежду.
* * *
Но через несколько дней чудо все-таки случилось.
Папа вернулся домой, размахивая над головой конвертом.
– Я выиграл в корпоративную лотерею! Впервые за двадцать лет! – радостно сообщил он.
Мама подбежала и попыталась выхватить конверт у него из рук. (Она обожала получать бесплатные вещи.)
– Что там, Донал? – произнесла она с нескрываемым любопытством. – Что ты выиграл? Ваучер на покупку плиты? Или садовый уикэнд? Я бы с огромным удовольствием отправилась на него и узнала массу интересных вещей по уходу за садом.
Но отец отрицательно помотал головой.
– Извини, дорогая. Боюсь, ни то и ни другое. Это ваучер на покупку одежды.
Он открыл конверт и прочитал:
– Магазин «О’Доннеллз» на Кэтрин-стрит. Двести пятьдесят евро. Недурно, а?
Мама разочарованно вздохнула:
– Такая огромная сумма. Мне на двадцать лет ее хватит.
Она была права. Моя мама обычно покупала одежду стоимостью пятьдесят центов в секонд-хендах и магазинах уцененных товаров для бедных. Когда она выходила замуж, то одолжила платье у приятельницы своей бабушки. Ну почему она не могла быть такой, как Вероника, мамаша Элис, которая могла спустить на платья подобную сумму в течение одного лишь обеденного перерыва!
Я посмотрела через плечо отца на ваучер, не осмеливаясь даже коснуться его – он был бесценен, и я боялась его испортить.
