– По всей видимости, – глухо выговорила я, чувствуя, как закипающая ярость стремительно возвращает мне силы, – по всей видимости, вы забыли еще об одном человеке, которого тоже некем заменить.
– Можешь не продолжать, – перебил меня Джино, – мы прекрасно друг друга поняли. Не так ли? Но, к сожалению, – он взял из рук Полины канделябр, который она так и не поставила на стол, – но, к сожалению, Наташу точно так же не вернешь, как и Ваню. Мне жаль… не поверите, госпожа детектив, но мне тоже жаль.
Услышав эти слова, которые красноречиво свидетельствовали о нашем полном провале и разоблачении, Миша Розенталь попятился к стене и ткнулся в нее спиной, бормоча то же самое, что и при виде мертвого Пороховщикова, валяющегося в собственной прихожей:
– Ой, е-о-о-о!
– Совершенно справедливо изволили заметить, господин Розенталь, – сказал Джино, переводя взгляд на Мишу, а потом вдруг – без замаха, не сходя с места, коротким неуловимым движением – метнул в него тяжеленный канделябр.
Тот просвистел в воздухе и угодил Мише в голову – несчастный не успел среагировать, настолько неожиданной и молниеносной была эта выходка Джино.
Розенталь рухнул на пол, из рассеченного во многих местах лица хлынула кровь, канделябр со звоном отлетел и упал почти у моих ног. Я наклонилась, но тут воздух рассек дикий вопль Джино:
– Спа-а-акойна-а-а!!
Я выпрямилась и увидела, что Полина вынула из-под сутаны пистолет и целится в меня. Уверена, на ее лице не дрогнул бы ни один мускул, если бы хозяин приказал ей последовательно прострелить мне во многих местах руки, ноги, а потом оставить вот так умирать от потери крови. На холодном каменном полу.
…Где он только подбирает такие кадры?
– Спокойно, – повторил Джино, – палач, подбери этого и посади его на скамью. Вот так… а теперь придержи его ножичком у горла, а ты, Полина, аккуратненько возьми под белы ручки госпожу детектива и прикуй ее наручниками вон к тому железному кольцу, встроенному в стену.
Полина перехватила мой локоть своими будто железными пальцами и, рванув на себя, ткнула лицом в стену, потом я почувствовала, как вокруг моего запястья защелкивается наручник… вот и все. Я прикована к стене. Как, наверно, уже не раз приковывали здесь других…
Джино прошелся по комнате туда и сюда, а затем резко повернулся передо мной на каблуках.
– Вот теперь можно и поговорить, – сказал он. – В сущности, говорить нам не о чем, потому как игра была неравной с самого начала. А почему – ты еще узнаешь, дорогая Мария. Я знал все с самого начала. Конечно, я мог приказать убить вас еще вчера, в своем доме, когда этот болван Розенталь остался со мной наедине, чтобы сообщить мне о дополнительном требовании своего босса. Дескать, босс хочет, чтобы его секретарша была умерщвлена на съемках средневекового порноужаса. По всей видимости, ваш босс внимательно просмотрел ту пленочку, с участием моей старой знакомой Наташи Николаевой, потому как мне заказали ни больше ни меньше как римейк отснятого несколько месяцев назад материала. Весной… кажется, это было весной, так, Полиночка?
Та наклонила голову.
– Все было недурно разыграно, – продолжал Джино, неподвижно стоя передо мной с поднятой головой и улыбкой на губах. – Возможно, не знай я все с самого начала, я и поверил бы. Но еще раз повторяю: игра была неравной. Ладно… хватит болтать. Сейчас ты, Мария, позвонишь своему боссу и скажешь, что нужно привезти, сама знаешь какую, кассету в клуб «Петролеум». Только когда я получу кассету, мы сможем обсудить условия вашей капитуляции.
– А если нет?
– А если нет… что ж, тогда вам придется умереть. Тебе и твоему Розенталю. Миша приносит несчастья своим партнершам, не так ли? Но, соблюдая законы жанра, – продолжал Джино со все той же холодной улыбочкой, – я предоставлю вам возможность умереть точно так же, как Наташа Николаева. О которой в последнее время вы узнали даже больше, чем я.
На скамье зашевелился Миша Розенталь и с едва слышным стоном приложил ладонь к изувеченному лицу.
– Как… это? – пробормотал он.
– А вот так, Миша, – отозвалась я, – господин Джино действительно знаком мне. Кстати, он даже не давал себе труда особо маскироваться, поместив свои инициалы на обложку производимых его студией кассет. Помнишь РМ? Оказывается, что это латинская аббревиатура. Так вот, Пэ Эм – это, как говорится, девичья фамилия господина порнобарона. Пэ Эм – Павел Матвеев. Я всю ночь вспоминала, где я могла его видеть, а потом, уже засыпая, прочитала стихотворение из Наташиной тетрадки. «Ты не сможешь сказать, что не любишь меня…» – ну, и так далее. Но разве я могла подумать, что это стихотворение да и вся тетрадь могут иметь какое-нибудь отношение к Джино? А между тем все это посвящено ему и написано для него. И ведь в эту тетрадку были вложены фотографии, которые мне дала Нина Григорьевна, и на них был Паша. Вот где я видела его раньше.
– Наташа была странной девочкой, – сказал Джино, которого, я думаю, уже можно называть его настоящим именем: Павел Матвеев. – Но я расскажу об этом позже. А сейчас, дорогая моя, звони боссу. Вот телефон. Набирай номер и говори ему, чтобы он привез кассету к… – Матвеев посмотрел на часы и уточнил: – к шести. К восемнадцати ноль-ноль, если быть совершенно точным. Звони! – неожиданно рявкнул он, но я уже не вздрогнула, как много раз за последние двадцать четыре часа. Просто приняла телефон и набрала номер мобильника Родиона.
– Я слушаю, – отозвался знакомый голос.
– Это я, босс. Кажется, мы чего-то не рассчитали. Боюсь, нам с Мишей придется играть несколько иные роли, нежели те, которые расписаны в сценарии. В общем, Джино требует, чтобы вы подъехали в клуб «Петролеум» к шести вечера и привезли кассету. Сами понимаете, какую. В противном случае нас передавят, как крыс, в этом дохлом подвале.
В трубке молчали. Потом Родион кашлянул и произнес:
– Я все понял. У меня были подозрения, что все пойдет именно так, как сейчас. Ничего. К шести буду. Держись… Маша.
Я подняла голову и посмотрела на Джино. Тот стоял, положив руку на татуированное плечо все такого же безмолвного палача, и насмешливо смотрел на меня.
– Он привезет, – сказала я.
– Очень хорошо, – отозвался Матвеев. – А теперь, Мария, позволь тебе представить весь состав той съемочной группы, что отыграл в столь хорошо известной тебе сцене с участием Наташи Николаевой. Вот палач – ты его узнала. По всей видимости, по характерному телосложению и татуировке. Лица его я не буду тебе показывать: он вполне добропорядочный и законопослушный гражданин и не хочет тебя пугать.
«Урод… мутант… – промелькнуло в голове. – Так, что ли? Не хочет… пугать? Куда уж больше…»
– Теперь первый инквизитор веры – кого в фильме называли Торквемадой. Историческое лицо, между прочим. Это – я. – Матвеев улыбнулся и, подойдя к Розенталю, над которым стояла Полина, произнес:
– А вот второй инквизитор, который, собственно, и сопричислил Наташу к лику святых. Нет, не смотри так испуганно на Мишу Розенталя: он хоть и играл в фильме два эпизода, но на инквизитора пока не тянет. Второй инквизитор – это Полиночка.
Я подняла налившиеся кровью глаза и поймала неподвижный рыбий взгляд телохранительницы Джино. По ее лицу не проскользнуло и тени какого-нибудь чувства. Впрочем, что повторять об этом раз за разом?
– Она тоже из Саратова, старая знакомая Наташи, – продолжал Джино, – они вместе стояли на Большой Казачьей. А потом я увез их в Москву. Видишь, такое одинаковое начало карьеры, и такие разные завершения.
– Разные? – пробормотала я. – Ну… это мы еще посмотрим.
В этот момент за дверью нашего каземата послышались приближающиеся шаги; на лице Матвеева сверкнула веселая улыбка, и он сказал:
– Как говорится, наш вечер встреч был бы неполным, если бы не появился еще один человек. Добро пожаловать! – приветствовал он появившегося в дверном проеме мужчину.
Я взглянула на вновь прибывшего и оцепенела, хотя, казалось бы, мой кредит потрясений должен быть исчерпан на много дней вперед. Но нет.
И все потому, что вошедший был не кто иной, как Борис Сергеевич Теплов.
Адвокат и близкий друг покойного Кравцова. Вице-президент столичной гильдии адвокатов.
* * *
…Тут же я вспомнила слова Бори Толстого о том, что у Джино есть какое-то прикрытие наверху. И что капитан ФСБ, которому удалось достать коварного порнобарона, сам теперь благополучно кукует на нарах.
Если этим прикрытием был Борис Сергеевич, то участь бедного капитана не является чем-то из ряда вон выходящим.
Борис Сергеевич окинул полуподвал невозмутимым взглядом. Его глаза остановились на мне, и он произнес:
– Откровенно говоря, не думал, что вы сюда доберетесь. Но вам не на кого пенять: кажется, при нашей первой встрече я ясно дал вам понять, что за это дело браться не стоит. Что оно может обойтись вам миллиардами загубленных нервных клеток и, как конечный итог, – потерянной жизнью. К сожалению, эта дура Ирка добралась до кассеты раньше, чем я успел убрать ее из сейфа. Слабонервная жаба…
