Момент наступил, когда мы мчались вниз с холма - здесь каретой труднее всего управлять. Он неожиданно привстал и бросился на меня, обеими руками цепляясь за флейту. Если бы он вырвал его у меня и отбросил в сторону, я потерял бы контроль над крысами. Но я не допустил этого. Как только он бросился на меня, я встал, и толкнув его обратно на козлы, изо всех сил - а в этом он был мне не ровня - ударил правой рукой в лицо, левой не опуская флейту от губ. Удар получился таким сильным, что он разрыдался.
- Мои очки! Мои очки разбились!
- Если ты еще пошевелишься, - ответил я, - я брошу тебя крысам.
Он согнулся и, всхлипывая, принялся шарить под ногами в поисках очков. Я поднял флейту к губам и заиграл снова.
После этого он долго сидел молча, ощупывая свое лицо, и больше заговорить не решался. Я не знал, что будет дальше. Теперь он играл незнакомую роль, его молчание было переполнено мыслями, продиктованными отчаянием. И я должен был предугадывать их. Как бы я поступил на месте Девлина? Он знает, что мы направляемся обратно в город, и он знал, что крысы сделают с городом. Но его главная забота сейчас - это спасение своей жизни, а не города. Спасение. Сейчас он должен заговорить. Он должен заговорить.
- Если ты хочешь убить меня, то почему ты не убьешь меня сейчас?
Я наслаждался своим молчанием.
- Ведь я все равно не убегу от тебя. Ты мог бы и удовлетворить мое любопытство.
Я продолжал играть.
- Ну хорошо, ты собираешься убить меня на месте моего преступления. Романтичное правосудие. Но ведь эти твои братья не остановятся на мне. Они уничтожат весь город. Ты ведь не в обиде на город, а? Там полно невинных людей, мужчины, женщины, дети... подумай о детях... Ты что, хочешь, чтобы их съели заживо? Зачем тебе тащить меня в город? Почему не остановиться здесь и не убить меня?
Вот, теперь он заботится и о детях.
- Но ты же умный, - продолжал Девлин, - ты ведь знаешь, что делаешь. Ты знаешь, что разрушишь весь город, весь! Конечно же, ведь ты же крыса, а не человек. Я совсем забыл. Ты крыса. А у крыс нет чувств. Крысы - это тело без души. Крысы живут, только чтобы жрать. У тебя человеческий облик, но Дженкинс был прав, у тебя нет ни культуры, ни образования, ни высоких чувств. Ты просто тело, вот.
Теперь мне уже хотелось ответить. Теперь я хотел поговорить с ним о душе. Теперь я хотел рассказать ему о нем же. Я с трудом удерживался от того, чтобы опустить флейту, и моя музыка стала наполовину бессвязной.
- А люди всегда будут выше крыс, - захихикал он. - Даже таких крысолюдов, как ты. Ты хитер, а не умен, ты предусмотрителен, а не проницателен. Да ты даже служил этой ведьме Амадее, из-за ее голубеньких глазок и беленьких ручек.
Я опустил флейту и снова ударил его. Костяшки пальцев рассекли мягкую плоть и с дребезгом ударили в кость. Он чуть не вылетел наружу, но уцепился за что-то и снова выпрямился.
- Она была шлюха, она была ведьма, твоя Амадея. Но крысе не хватило интеллекта, чтобы разглядеть это. Крысу можно приманить даже кусочком сыра.
Я заиграл снова, но на этот раз играл скверно. Пищание моих воинов стало злее, и лошади рванули вперед, как будто их укусили.
- Да тебе придется убить меня, чтобы заставить замолчать, а, Кучер? захохотал он. - А до тех пор я буду говорить тебе правду, которую ты так ненавидишь!
Я остановил карету, я прекратил играть, я встал и выпрямился над ним.
- Тогда я убью тебя сейчас.
Он не моргнул глазом.
- Ну, давай. По крайней мере я получу удовольствие от того, что испортил твой такой совершенный план. Месть получится мелкой, если ты бросишь мой труп здесь, а не там, где бродит призрак твоей дорогой Амадеи. Это будет так, полуместь получеловека - полукрысы.
Он был прав. Я хотел полного отмщения.
И я все стоял над ним, задумавшись, в нерешительности взвешивая возможности. Девлин принял решение за меня. В неожиданном выпаде он схватил не флейту, нет, схватил вожжи, и завизжав своим тоненьким голосом, пустил лошадей галопом. Я потерял равновесие, а когда зашатался, Девлин еще и толкнул меня изо всех своих сил. Я кубарем полетел с кареты, на мягкие тела моих солдат внизу. А карета помчала дальше и дальше в ночь, пока тьма и расстояние не поглотили ее. Все-таки Девлин бежал.
24
Крысы не причинили мне вреда. Девлина они бы съели заживо, но я был из их племени, и еще не успев упасть, я уже знал, что мне не грозит опасность быть обглоданным.
Ковер из тел смягчил мое падение, и за исключением нескольких ссадин, я был невредим. Как и моя флейта, которую я бессознательно сжимал в кулаке. Я поднялся на ноги, глядя, как вокруг, словно нетерпеливо ожидая приказ, толпятся мои воины. Я успокоил их несколькими плавными нотами, которые приглушили и мою собственную злобу и растерянность. Теперь мне нужно было полностью отбросить эти чувства. Девлин еще раз перехитрил меня, но впадать в отчаяние было бы глупо. Значит, должна быть спланирована новая атака, а все остальное не имело значения.
Я заиграл мелодию поживей, и снова повел мою армию вперед. Каждый шаг приближал меня к Девлин, к мщению. Мы будем шагать, пока не выбьемся из сил, отдохнем, а потом снова пустимся в путь, и так до тех пор, пока не ворвемся в город и во дворец и не опустошим их. Волнение мелодия передала моим солдатам, и они стали забегать вперед, пока не растеклись передо мной неумолимым черным потопом. Они ненавидели людей, и моя месть будет и их местью.
Мы маршировали всю ночь, и когда стало светать, я в первый раз смог оценить истинную силу моей армии. Ей не было конца. Эти маленькие солдатики копошились кругом, насколько хватало глаза. Они были на дороге, они были на окрестных полях. Когда мы пройдем, эти поля останутся объеденными догола - мои солдаты вечно голодны. Когда совсем рассвело, я даже увидел, как черные пятнышки спускаются с соседних холмов - сельские братья тоже присоединялись к нам! Когда мы достигнем наконец города, наша сила удвоится - и кто тогда сможет противостоять такой армии? Я был уже почти рад, что Девлин ускользнул - тем дольше я буду наслаждаться предвкушением приятного мига победы.
Но мое человеческое тело уже чувствовало усталость от постоянного напряжения. Я должен был отдохнуть. Я снова созвал своих солдат с дороги и убаюкал их, погрузил в тишину и покой. Казалось, мне стоит только подумать о чем-то, как мысль тут же передавалась им, прямо через музыку. Дженкинс однажды назвал музыку наичистейшим выражением души. Но он говорил еще, что она для развлечения, а не для дела. Теперь я знал лучше. Это наичистейшее выражение может быть оружием, которым можно завоевать весь мир.
Я крепко уснул, и проспал бы, должно быть, весь день, если бы меня не разбудило покусывание за руки и за ноги. Крысы что-то говорили мне. Я открыл глаза и увидел ослепительный блеск зелени, голубизну неба, мягкий коричневый цвет шкурок. Впрочем, крысы разбудили меня не для того, чтобы я полюбовался красотой природы. Вдали, на дороге, которая извивалась между придорожных холмов, как река, виднелись шесть силуэтов. Скоро стало ясно видно, что это всадники, а блеск металла под солнцем выдал в них солдат. Они уже поравнялись с авангардом моей армии, но основная масса моих солдат все еще неподвижно замерла между деревьев на обочине дороги. Я сыграл тихий сигнал, приказав им оставаться на месте, и солдаты врага беспрепятственно приближались.
Конечно, их послал Девлин. Он должен был добраться до дворца на рассвете, и еще не знает, выжил я или нет. Этих солдат могли отправить разыскивать мое тело, а может и наоборот, мою армию. Что еще они могли сделать против нас? Ничего. Они в лучшем случае донесут Девлину, а он соответственно приготовится к встрече.
А враги все приближались. Как они могли не замечать, что поля вокруг из зеленых стали коричневыми? Ведь они же должны были смотреть и по сторонам, а не только вперед? Ладно, если так, пусть приближаются. Они не вернутся к Девлину, и ему останется лишь теряться в догадках.
Они спокойно подъехали поближе. А потом, к моему удивлению, свернули с дороги и ринулись прямиком ко мне. В мгновение ока я понял эту тактику. Их целью была не разведка, они должны были уничтожить меня. И если бы они скакали цепью, они бы добились своего. Но они поскакали гуськом, и в этом была их ошибка. Я двинул свои войска в бой. Передняя лошадь с ржанием встала на дыбы и сбросила своего ездока, когда сотни зубов впились ей в ноги. Остальным коням путь был закрыт, и не успел я моргнуть, как все шесть лошадей вместе со всадниками уже лежали на земле, покрытые пищащей коричневой массой. Я бросился к ним, пытаясь спасти хотя бы одну из лошадей, но было уже поздно. И животные и люди были убиты практически мгновенно и моя армия уже пожрала их. Я смог спасти только одно. Второй солдат успел соскочить с лошади и отвоевал себе несколько лишних секунд жизни. Теперь я отряхнул его тело от крыс и стащил с него изодранную форму. Несмотря на дыры и кровь, ее еще было можно надеть. Я сделал из своей накидки мешок, свернул форму и положил ее внутрь.
