Так изложила Ева свой рассказ С веселым оживленьем, но пылал Болезненный румянец на щеках. Адам, недвижный, бледный, услыхав О Евином проступке роковом, Застыл в молчанье. Ужас ледяной Сковал его суставы, раскатясь По жилам; ослабевшая рука Венок из роз, для Евы им сплетенный, Бессильно уронила, и цветы Увядшие рассыпались в пыли. Так цепенел он, слов не находя, И напоследок молвил сам себе, Душевную нарушив немоту:
"- Прекраснейшее в мире существо, Последнее создание Творца И лучшее! В тебе воплощены Вся красота, любовь и доброта, Божественная святость, совершенство, Пленяющие зрение и мысль! Как ты погибла! Как погибла ты Внезапно; исказилась, и растлилась, И смерти обреклась! Как ты запрет Нарушила строжайший! Как могла Священный, заповедный плод сорвать Кощунственно? Тебя ввела в обман Уловка вероломная Врага, Которого не знала ты досель, И я погиб с тобою заодно. Да, я решил с тобою умереть! Как без тебя мне жить? Как позабыть Беседы наши нежные, любовь, Что сладко так соединяла нас, И в диких этих дебрях одному Скитаться? Ежели Господь создаст Вторую Еву и ребром вторым Я поступлюсь,- возлюбленной утрата Неугасимо будет сердце жечь! Нет, нет! Я чувствую, меня влекут Природы узы; ты - от плоти плоть, От кости кость моя, и наш удел Нерасторжим - в блаженстве и в беде!"
Так утвердившись и под стать тому, Кто, ужас пережив, собой опять Овладевает, после тяжких дум, Необратимой доле покорясь, Он Еве примирительно сказал: "- Бесстрашная! Решилась ты на шаг Отважный и в опасности великой Находишься, направив алчный взор На плод святой, что Богом посвящен Для воздержанья; более того, Завет нарушив Божий, от плода, Касаться коего запрещено, Дерзнула ты вкусить! Но кто б возмог Прошедшее вернуть и сделать вновь Былое небылым? Ни сам Господь Всемощный, ни судьба. Но может быть, Ты не умрешь и не настолько худ Поступок твой. Плод был уже почат, Он Змием споначалу осквернен И, святости лишась, возможно, стал Плодом обычным ранее, чем ты Вкусила. Ведь не умер Змий, он жив И жизни, по твоим словам, достиг Высокой, с Человеком поравнясь; Наглядный довод, что, вкусив, и мы Достигнем соразмерной высоты, Богами будем или перейдем На степень Ангелов - полубогов. Не мыслю, что Господь, благой Творец, Хоть Он грозил, решил бы истребить Нас, лучших тварей, одаренных Им Столь щедро и стоящих во главе Созданий прочих; с нами заодно Они, поскольку созданы для нас, От нас во всем зависимы, должны Неотвратимо пасть. Неужто Бог Творенью - разрушенье предпочтет И будет снова пересоздавать, Трудясь напрасно? Этого не мни С понятием о Боге совместить. Хоть созидать Он властен вновь и вновь, Едва ee нас на гибель обречет, Чтоб Враг возликовал: мол, непрочна Любимцев Божьих участь; кто ж Ему Надолго мил? Низверг меня сперва, Потом людей извел. За кем черед? Нет, пищи для злоречия не даст Господь Врагу. Но все равно; скрепил Я жребий мой с твоим, и приговор Тождественный постигнет нас двоих. И если смерть меня с тобой сплотит, Она мне жизнью будет; столь сильна Природы власть, влекущая меня К тебе; ведь ты мое же естество, Вся из меня возникла, вся моя, Мы - нераздельны, мы - одно, мы - плоть Единая, и Еву потерять Равно что самого себя утратить!"
Адаму Ева молвила в ответ: "- О, славный искус редкостной любви, Блестящий довод, благостный пример! Как следовать ему? Я не равна Тебе по совершенству и горжусь Рождением от твоего ребра Бесценного. Мне радостно внимать Словам твоим, когда ты говоришь О нашей слитности: у нас двоих И сердце и душа - одни; теперь, Воистину, ты это доказал, Решив, что прежде, чем тебя со мной, Столь тесно связанных любовью нежной, Смерть либо нечто худшее навек Разъединит,- мою вину, мой грех, Преступное деяние мое И ты разделишь,- ежели вкусить Преступно от прекрасного плода, Чьи качества (добро всегда к добру Ведет прямым иль косвенным путем) Любовь твою проверить помогли Счастливым испытаньем; без него Не проявилась бы она с такой Возвышенностью. Если б я сочла, Что смелый мой поступок повлечет Угрозу смерти,- казни бы сама Подверглась. Одиноко я умру, Но не решусь тебя склонять к делам, Что твой покой способны погубить, Тем более когда любовь ко мне, Ее сердечность, верность, постоянство Ты нынче беспримерно доказал. Я чувствую совсем иной исход Отнюдь не смерть: удвоенную жизнь, Взор проясненный, множество надежд И новых наслаждений, дивный вкус, Столь тонкий, что приятное досель Мне пресным представляется теперь И грубым. По примеру моему Вкуси, Адам, свободно и развей На все четыре ветра смертный страх!"
Сказав, она супруга обняла, От счастья нежно плача, в торжестве Сознания любви, столь благородной, Готовой для возлюбленной стерпеть Господень гнев и смерть; она дает Ему в награду, щедрою рукой (Злосчастная угодливость вполне Такой награды стоит) с ветви плод Прелестный и заманчивый; не вняв Рассудку, не колеблясь, он вкусил. Не будучи обманутым, он знал, Что делает, но преступил запрет, Очарованьем женским покорен.
Земные недра содрогнулись вновь От муки, и Природа издала Вторичный стон. Гром глухо прогремел, Затмилось небо, капли тяжких слез Угрюмо уронило с вышины, Оплакав первородный, смертный грех. Но ничего Адам не замечал, Вкушая жадно; Ева, не страшась, Провинность повторяла заодно, Чтоб грех возможно больше усладить Любовным соучастьем. Наконец, Как одурманенные молодым Вином, они безумно предались Веселью; мнилось им, что обрели Божественность, что, презирая Землю, Вот-вот на мощных крыльях воспарят. Но действие иное произвел Обманный плод. Он плотские разжег Желанья. Похотливо стал глядеть Адам на Еву; алчно и она Ответствовала. Сладострастный жар Обоих обуял, и начал так Адам к восторгам Еву наклонять:
"- Я вижу - твой изящен, верен вкус; Он мудрости немалое звено; Ко всем сужденьям вкус мы придаем, Язык считая правым судией. Ты нынче порадела хорошо, Хвалю за это. Много мы услад Утратили, к чудесному плоду Не прикасаясь; истинную сласть Не знали мы досель. Когда настолько Запретное приятно,- десяти Дерев запретных, вместо одного, Нам надо бы желать. Но поспешим! Пристало нам, прекрасно подкрепясь, Утехой завершить богатый пир. С тех пор как в первый раз тебя узрел, Исполненную всяких совершенств, И в жены взял, ни разу красота Твоя не распаляла так во мне Желания тобою обладать И насладиться. Краше, чем всегда, Ты нынче - это Древа дивный дар!"
Подобное твердя, не упускал Он взглядов и намеков любострастных, Понятных ей. Зажглись ее глаза Ответным заразительным огнем. Он, без отпора, за руку повел Ее на затененный бугорок, Под сень ветвей, под кров густой листвы. Фиалки, незабудки, гиацинты И асфоделии служили им Цветочным ложем,- мягкое как пух, Прохладное земное лоно! Там Они любви роскошно предались, Всем наслажденьям плотским, увенчав Провинность обоюдную, стремясь Сознание греховности размыкать; Затем, усталые от страстных ласк, Заснули, усыпленные росой. Но эта власть коварного плода, Что с помощью дурманящих паров, Веселием и лестью охмелив, Их душами играла и ввела Все чувства и способности в обман, Иссякла,- отлетел а тяжкий сон, Угаром наведенный, полный грез Мучительных. Супруги поднялись, Как после хвори; глядя друг на друга, Постигли, сколь прозрели их глаза И омрачился дух. Невинность вмиг Исчезла, что, подобно пелене, Хранила их от пониманья зла; Взаимное доверье, правда, честь Врожденные покинули чету Виновную, покрытую теперь Стыдом, что облачением срамным Преступников лишь больше оголял. Как некогда на пагубном одре Далилы-филистимлянки, Самсон, Могучий муж из Данова колена, Остриженный, очнулся, потеряв Былую силу,- так, не говоря Ни слова, обнаженные, они Сидели, добродетелей навек Лишась, ошеломленные стыдом, С растерянными лицами. Но вот Адам, хотя не менее жены Смущенный, принужденно произнес:
"- Вняла, о Ева, ты в недобрый час Лукавцу-гаду,- кто б людскую речь Подделывать его ни научил. Он был правдив, о нашем возвестив Паденье, но, суля величье, лгал. Воистину глаза прозрели наши, Добро и Зло познали мы; Добро Утратили, а Зло приобрели. Тлетворен плод познанья, если суть Познанья в этом; мы обнажены, Утратив честь, невинность, чистоту И верность,- все, что украшало нас, А нынче мрачно и осквернено. На лицах наших - похоти печать, Обильно зло рождающей и стыд,Последнее из неисчетных зол. Уверься в первом - мы Добра лишились! Как покажусь теперь очам Творца И Ангелов, которых созерцал С таким восторгом, с радостью такой? Небесные их лики нашу плоть Земную нестерпимым ослепят Лучистым блеском. О, когда б я мог Средь глухомани дикой, в дебрях жить, В коричневой, как сумерки, тени Непроницаемой лесных вершин Заоблачных, куда ни звездный свет, Ни солнечный - проникнуть не дерзнут! Вы, сосны, кедры, пологом ветвей Неисчислимых спрячьте же от них Меня, чтоб я не видел их вовек! Однако способ вымыслить пора; Как в доле этой жалкой заслонить Нам друг от друга части наших тел, Срамные, непристойные для глаз. Большие листья мягкие дерев Любых, краями сшитые, могли б Нам чресла опоясать, скрыв места Срединные, чтоб стыд,- недавний гость, Там не гнездился и не укорял В нечистоте и блудодействе нас!"
