с острыми, как пила, зубами, сбросила гнилой лист, служивший ей одеялом, и протёрла левой задней ногой слипшиеся уголки выпученных глаз.
После чего она с неописуемой тупой гримасой уставилась в пустоту.
Её шестиногое величество изволило проснуться! — объявил Колорадский жук ликующим голосом.
Все сословия и державы поклонились.
Гризла мгновенно уселась на кровати и принялась завтракать. Она просто пожирала свой балдахин. Завтрак сам попадал к ней в рот, так ловко всё было устроено.
Затем она весьма непринуждённо на глазах у всех совершила свой утренний туалет.
Зелёная гусеница, исполнявшая обязанности камеристки, отшлифовала клешни на передних и наточила шипы на задних лапах. Она надраила панцирь, который Гризла носила на груди, и отскребла длинные жирные телеса, затянутые в тесные лайковые брюки цвета ржавчины.
Все эти действия совершались с необычайной быстротой. Ведь у гусеницы сотни рук, и во время работы она так извивалась, что обрабатывала одновременно все части тела.
— Нельзя ли побыстрее? — спросила фея.
Гусеница свернулась нулём.
— Продолжай, — сказала фея. — Уж больно ты обидчивая.
Гусеница немедленно развернулась во всю длину, встала во весь рост, и, пустив в ход множество своих рук, принялась плиссировать нежный прозрачный надкрылок, который Гризла носила на своей огромной попе. А фея между тем обратилась к приглашённым на аудиенцию.
— Вернулся ли Клещ? — сказала она.
Колорадский жук сделал знак Клещу. Клещ выступил вперёд, но весьма неохотно.
— Ты огласил им моё послание? — сказала фея.
— Как было приказано, — сказал Клещ.
— Когда они желают моего вторжения? — сказала фея.
— Они его вовсе не желают, — сказал Клещ.
— Кто это «они»? — сказала фея. — Садовый бог исчез, а больше там никого нет.
— У них там теперь есть один человек, — доложил Клещ.
— Человек? — не поверила фея.
— К сожалению, это так, — сказал Клещ. — И он говорит…
Что говорит этот человек? — потребовала ответа фея.
— Вы можете обезглавить меня одним движением, — заявил Клещ, проявляя твёрдость характера, — но он говорит, что если вы туда сунетесь, то получите по рогам.
Правой клешнёй фея взяла Клеща за горло.
— Ты забыл, что я могу обезглавить тебя одним движением.
— Я же сам это сказал, — возразил дипломат.
— На этот раз ты не ошибся, — сказала фея и откусила ему голову.
После этого эпизода её настроение заметно улучшилось.
— Я издаю закон об уничтожении Большого сада, — с важным видом провозгласила она. — Готовьтесь, господа. Через пять минут мы их атакуем.
Её приказ прозвучал совершенно неожиданно даже для представителей сословий и послов дружественных государств. Как все застигнутые врасплох политики, они начали говорить глупости.
Они заохали, что территория Большого сада непригодна для военных действий, что там слишком сухо для ползающих насекомых и слишком ветрено для летающих, что там слишком много птиц, и почти негде укрыться. Они дали понять, что большинство солдат пока что не рвутся в бой. Слизень заявил, что улитки боятся дроздов, владеющих зловредным искусством разбивать о камни раковины улиток. И что улитки передвигаются медленно, если вообще передвигаются, да и то только во время дождя. Слизень оказался способен лишь на жалобы и возражения, от которых не было никакого проку. А главная Тля напомнила, что тля бывает чёрная, красноватая и зелёная, и что чёрная тля, разумеется, готова воевать, но зелёную и красноватую придётся уговаривать.
Каждый хотел бы в один миг стать императором, но эти сословия и союзники — с ними просто беда!
Фея Гризла хладнокровно выслушала их трусливый ропот. Потом открыла свою челюсть и произнесла:
— Я прислушалась к вашим советам. Вы проявили любовь к моей особе и моему делу. Нужно повергнуть враждебный сад в такое состояние, которое лишило бы мужества его обитателей и вдохновило на подвиги наши войска.
— Какая возвышенная мудрость! — с облечением воскликнули собравшиеся.
— Итак, давайте вернём саду некоторую первобытность и первозданность, продолжила фея Гризла. — Подходящим местом я считаю Английский газон.
Во-первых, потому, что он граничит с нашей территорией, а во-вторых, потому, что, насколько мне известно, Овца так и не появилась.
Всех присутствующих охватило безудержное ликование. «Ура!» — вскричали эти господа. — Да здравствуете наша шестиногая императрица!»
— Мы начнём войну, как приказано, точно по графику, — заявила эта великая повелительница. — Но для начала мы её спрячем.
Дело в том, что войну можно спрятать так же, как шапку или носовой платок.
Глава седьмая. Изгнание Прилепы
В то же утро Прилепа постучалась в черепок Цветочного горшка, служившего дверью, и радостно крикнула:
— Можно войти?
— Не можно, а должно, — ответил изнутри Миловзор.
— Почему должно? — спросила, входя, Прилепа. — Ты мог бы выйти с таким же успехом.
— Нам с тобой нужно поговорить, — сказал Миловзор, всё ещё сидевший на земле. — Сегодня ночью я принял одно решение. И незачем подбирать подол и рассиживаться. Потому что решение принято и особому обсуждению не подлежит.
В таком мрачном тоне Миловзор ещё никогда с Прилепой не говорил. Она послушно остановилась и настроилась на короткий разговор, хотя предпочитала обстоятельные беседы.
— Прилепа, — сказал Миловзор. — Мы должны расстаться. Навсегда.
— Ты больше меня не любишь? — испугалась Прилепа.
— Глупости, — сказал Миловзор.
— Что в этом глупого? — сказала Прилепа.
— Если приходиться расстаться, да ещё навсегда, то больше не имеет значения, любишь или не любишь, — пустился в философию Миловзор. — Ведь тогда всё пройдёт, как будто ничего и не было.
— Ты меня прогоняешь? — сказал Прилепа.
— О боже, — заорал Миловзор. — Сколько раз повторять тебе одно и то же?
Прилепа расплакалась.
— Что я такого сделала? — рыдала она. — Это потому, что я иногда говорю лишнее?
В этот момент Миловзору больше всего на свете захотелось обнять её и погладить по голове. Вместо этого он сказал:
— Ты хочешь, наконец, услышать, почему я так решил?
Прилепа кивнула.
— Всё равно скажи, — сказала Прилепа.
— Что ж, — сдался измученный Миловзор. — Так я и знал.
И он исполнил её желание, поведав обо всём.
— Мне грозит страшная опасность. И если ты останешься со мной, я втяну тебя в это дело, и ты тоже окажешься в опасности. Вот почему ты должна меня покинуть.
— Пусть я не смогу тебе помочь, — захныкала Прилепа. — Но почему ты прогоняешь меня навсегда? Я могла бы вернуться к тебе потом.
— Чёрт возьми, — сказал Миловзор, — Разве непонятно, что ты мне помешаешь?
— Непонятно, — сказала Прилепа.
— Но я не могу думать одновременно о своём опасном деле и о тебе! — вышел из себя Миловзор. — Случись что со мной, ты будешь переживать, а это мне помешает. Поэтому отстань от меня.
— Не буду я переживать, ни чуточки, — сказала Прилепа и вытерла слёзы, капавшие на нос. — Кто будет переживать из-за такого
