– Послушайте. Если вы так в себе уверены, я предлагаю вам выбор: взять акции за пятнадцать миллионов, которые вы отдадите сейчас, а разницу заплатите завтра в девять часов вечера – через двадцать четыре часа. Или вы потеряете свои пятнадцать миллионов. К тому же вы отдадите мне свою систему.
– Это безумное предложение.
– Оно и делается в соответствующем месте.
– Если я не выиграю завтра пяти миллионов, у меня не останется ни одной акции?
– Ни одной.
Его пальцы приостановили свое нервное движение. Я рассмеялся:
– Разве вы не подумали, что завтра я могу позвонить по телефону Бликсону и тот вышлет мне деньги для оплаты вашего заклада? Ему нужны эти акции.
– Завтра суббота, а мы договорились расплачиваться наличными.
– Я не отдам своей системы до последующего расчета, – сказал я.
– Она мне и не нужна, если вы проиграете.
– Но мне ведь нужны деньги для игры.
Он серьезно отнесся к этому моему заявлению. Я продолжал:
– Нельзя же играть по системе, имея всего несколько тысяч франков.
– Согласен. Вы можете теперь дать мне десять миллионов, – сказал он, – в счет пятнадцати миллионов. Если вы проиграете, то будете должны мне еще пять миллионов…
– А как вы с меня их возьмете?
Он одарил меня своей зловещей усмешкой:
– Я урежу вашу зарплату на пятьсот фунтов в год на протяжении десяти лет.
Я поверил, что так он и поступит. В мире Друтера и Бликсона он со своим небольшим пакетом акций выжил только благодаря жестокости, твердости и непреклонности характера.
– Таким образом, я должен буду выиграть десять миллионов с помощью пяти миллионов?
– Вы ведь утверждаете, что ваша система совершенна.
Старик издевался надо мной:
– Лучше просто займите мне пять миллионов, и дело с концом.
Я подумал о Гоме, находящемся сейчас в море на своей яхте со знаменитостями на борту, и о нас двоих, им забытых, – какое ему дело до какого-то там помощника бухгалтера? Я вспомнил, с каким видом он повернулся к мисс Булен и бросил: «Отдайте необходимые распоряжения насчет женитьбы мистера Бертрама» (он даже не запомнил, как меня зовут!). Интересно, смог ли бы он с помощью мисс Булен организовать похороны наших родителей или рождение наших детей? Я подумал, как я позвоню по телефону мистеру Бликсону и договорюсь с ним и тем самым с помощью этих акций буду держать Гома в узде до того времени, пока тот будет чувствовать боль, потом уже не будет у него никакого покоя на восьмом этаже, никаких яхт, никакого ему «Покоя, красоты и наслаждения». Он нравился мне своей вежливостью, своим обхождением, своей фальшивой добротой, пока я чуть было не принял его за великого человека, каким он себя считает. «Теперь, – подумал я с сожалением, которого не мог объяснить, – он станет таким маленьким, что будет целиком у меня в руках». И я с отвращением посмотрел на свои запачканные чернилами руки.
– Ну, вот видите, – сказал Второй, – вы уже сомневаетесь в своей системе.
– О нет, – ответил я. – Я принимаю ваш вызов. Просто мне подумалось о чем-то своем – вот и все.
Я сходил в отель и принес деньги, и мы, не откладывая в долгий ящик, сразу же записали наши условия заклада на листочке почтовой бумаги, и сиделка – она уже возвратилась с прогулки – вместе с барменом засвидетельствовали этот заклад. Он вступил в силу в девять часов вечера, срок оплаты – в то же самое время на следующий день: Второй пожелал, чтобы ни хорошие, ни плохие новости не мешали ему играть до обеда. Затем я все-таки заставил его угостить меня рюмочкой виски, хотя, наверняка, у Моисея, когда он добывал воду со скалы в Синае, было меньше забот, и я увидел, как сиделка покатила его кресло в зал для избранных. В сущности, через двадцать четыре часа я стану совладельцем «Ситры». Ни Друтер, ни Бликсон в бесконечной войне между собой не смогут сделать ни одного шага без согласия скромного помощника бухгалтера. Как-то странно становилось на душе от мысли, что ни один из них даже не подозревает, как резко переменится обстановка в руководстве фирмы: контроль над нею перейдет от друга Друтера к его врагу.
Бликсон скорее всего отдыхает в своем доме в Хэмпшире, штудирует задание на завтра, совершенствуя произношение иудейских имен в Библии, и не ощутит от этой неожиданной новости никакой радости. А Друтер? Друтер сейчас в открытом море, недоступный, – играет в бридж со светскими львами, не чувствуя опасности, нависшей над ним… Бликсон первым получит приятную новость: утром в понедельник я сообщу ее ему по телефону. Но, может, сделать это через моего непосредственного начальника – Арнольда? Нельзя допустить временного сговора между Друтером и Бликсоном против самозванца: я поручу Арнольду передать Бликсону, что с этого времени он может рассчитывать на мою твердую поддержку. Друтер даже знать ничего не будет о нашем соглашении, пока не свяжется с фирмой по телефону из какого-нибудь ближайшего порта. Но даже это я могу предотвратить: попрошу Арнольда хранить все в тайне до возвращения Друтера и, таким образом, с наслаждением сообщу ему обо всем лично.
Я вышел, чтобы рассказать Кэри об этих новостях, совершенно забыв о ее свидании: я представлял себе, каким будет ее лицо, когда я сообщу, что она жена человека, контролирующего «Ситру»… «Ты презирала мою систему, – хотел сказать я ей, – ты ненавидела те дни, что я провел в казино, но никакой вульгарной причины тут не было – я добивался не денег». Но я совершенно забыл, что до сегодняшнего вечера у меня не было никаких других мотивов, кроме денег.
Но, конечно же, Кэри я нигде не нашел. «Мадам вышла с джентльменом», – об этом портье мог бы и не говорить, потому что я сам вспомнил о свидании в простом студенческом кафе. Было и в моей жизни время, когда я без особенных хлопот находил себе женщину. Я возвратился в казино, чтобы выполнить данное жене обещание. Но возле моей красавицы уже пристроился какой-то мужчина: их пальцы перебирали общие фишки, и вскоре я понял, что одиноких женщин, посещающих казино, не очень интересуют мужчины. Шарик рулетки, а не постель, – вот основная их цель…
Я наблюдал, как Птичье Гнездо крутится вокруг столов, совершая внезапные наскоки то на один, то на другой, когда ее не видит крупье. Техника у нее была отменная: если какая-нибудь кучка фишек делалась достаточно большой, она накрывала ладошкой одну фишку и одаривала ее обладателя нежным взглядом, будто хотела сказать: «Вы такой щедрый человек, а за такой незначительный подарок я целиком и полностью в вашей власти». Она настолько была уверена в своей привлекательности, что никто не осмеливался разоблачить ее мошенничество. В этот вечер в ушах ее были длинные янтарные серьги, а лиловое вечернее платье подчеркивало лучшую часть ее фигуры – плечи. Плечи у нее действительно были роскошные – широкие, и в них чувствовалось что-то животное. Но все впечатление портило ее лицо, возникавшее неожиданно, как при вспышке света, и сразу же бросались в глаза неубранные волосы, в которых запутались серьги (уверен, она сама считала, что эти неаккуратные пряди и пучки волос были «шикарными локонами»), нелепая усмешка. Глядя на нее, я понял: вот нужная мне женщина. Я должен был отобедать с женщиной, которая согласится разделить со мной компанию. Когда она в очередной раз увильнула от слуги со скоростью пантеры и с легким звоном, шедшим от ее сумочки, где, по-моему, она держала стофранковые фишки, я дотронулся до ее руки.
– Уважаемая леди, – начал я.
Это напыщенное обращение удивило меня самого: ощущение было такое, будто кто-то другой, а не сам я вложил его в мои уста, и казалось, оно – из тех же старомодных времен, что и ее лиловое платье и плечи.
– Уважаемая леди, – повторил я с еще большим удивлением (мне показалось, что у меня над губой вырастают небольшие седые усики), – надеюсь, вы простите незнакомцу, дерзнувшему…
Она, наверное, всегда испытывала страх перед слугами, так как ее инстинктивно жалкая, просящая усмешка преобразилась вдруг в широкую улыбку, озарившую все ее лицо…
– О, какой же вы незнакомец! – воскликнула она, и я обрадовался, что она англичанка и мне не придется целый вечер разговаривать на ломаном французском языке. – Я была свидетельницей вашей огромной удачи!
Замечу, что от этой удачи она имела определенную корысть.
– Я хотел бы спросить у вас, уважаемая леди, – снова вырвалось из моих уст необычное обращение, – не окажете ли вы мне честь отобедать со мной. У меня здесь нет никого, с кем бы я мог отпраздновать свою удачу.
– О чем речь, полковник, это доставит мне величайшую радость.
Тут уж я действительно тронул рукой свои губы, чтобы убедиться, что усиков там еще нет. Казалось, мы с ней разучивали роли в какой-то пьесе. Я заметил, что она направилась в ресторан зала для избранных, но мне совсем не хотелось обедать с таким страшилищем в казино. Я сказал:
– Мне кажется… может быть, нам стоит глотнуть немного свежего воздуха такой чудесный вечер, после духоты этих комнат приятно пройтись немного по улице, найти какое-нибудь укромное местечко для избранных…