– Я стараюсь немного усовершенствовать свой французский язык.
– Зачем?
– Возможно, вскоре я буду жить во Франции.
– А-а! С кем же? С тем голодным студентом?
– Филипп сделал мне предложение.
– После такого роскошного ужина, какой ты ему закатила сегодня, он, по-моему, просто обязан был сделать это.
– Я предупредила его, что есть одна преграда.
– Вероятно, ты имела в виду свой плохой французский язык.
– Нет, я имела в виду тебя.
Внезапно она расплакалась, спрятав голову под самоучителем, чтобы я не мог видеть ее лица. Я сел на кровать и положил руку ей на бедро; я чувствовал себя утомленным, чувствовал, что мы слишком отошли друг от друга, от того небольшого бара за углом, чувствовал, что мы давно уже женаты… Но успокоить ее не удалось – мне всегда мешали мои руки.
– Поедем домой, – предложил я.
– Не дождавшись мистера Друтера?
– А почему мы должны его ждать? Фактически мистер Друтер находится в моих руках.
Я не собирался ничего ей рассказывать, но все получилось как-то само собой. Она подняла голову от своего учебника и перестала плакать. Я сказал ей, что когда вволю натешусь ролью босса Друтера, то продам свой пакет акций Бликсону с выгодой для себя и, таким образом, окончательно расправлюсь с Друтером.
– И мы будем жить в комфорте и достатке, – закончил я.
– Без меня.
– Что ты имеешь в виду?
– Милый, у меня сейчас нет никакой истерики, и я совсем не злюсь на тебя. Я говорю совершенно серьезно. Я не выйду замуж за богатого человека. Я вышла замуж за человека, с которым встречалась в баре «Волонтер», за того, кто любил холодные сосиски и ездил автобусом, так как на такси ему было слишком дорого. Жизнь у него была незавидная. Он женился на стерве, которая сбежала от него. Я хотела… очень хотела… принести ему радость. Теперь я вдруг просыпаюсь в постели с человеком, который может купить себе наслаждения, какие только пожелает, и который мечтает уничтожить человека, пожилого человека, который оказал ему добрую услугу. Что из того, если Друтер просто забыл о том, что пригласил тебя сюда? В то время он действительно хотел этого. Он посмотрел на тебя, и ему показалось, что ты устал, и ты ему понравился – просто так, без всякой причины, так, как я любила тебя, когда мы встречались в баре «Волонтер». Так, как это обычно заведено между людьми. Человеческая природа не подчиняется никаким системам, как твоя рулетка.
– Моя система не нанесла тебе никакого вреда.
– О, нет, она принесла мне много вреда. Она уничтожила меня. Я жила для тебя, а теперь я тебя теряю.
– Неправда, никого ты не теряешь. Вот он – я, тут, перед тобой.
– Когда я вернусь домой и пойду в бар «Волонтер» – тебя уже там не будет.
Когда я буду ожидать на остановке девятнадцатый автобус, тебя там также не будет. Тебя не будет нигде, где бы я смогла тебя найти. Ты будешь ездить на автомобиле в свой роскошный дом в Хэмпшире, как сэр Уолтер Бликсон. Милый, ты был слишком счастливый, но ты выиграл много денег, и я тебя больше не люблю.
Я пошутил над ней, но в шутках моих не было уже никакой сердечности.
– По-моему, ты любишь только бедных людей.
– А разве это не лучше, чем любить только богатых? Милый, я лягу спать на диване в гостиной.
Теперь у нас снова были гостиная и отдельная комната для меня, так же, как и вначале.
– Не волнуйся. У меня есть постель, – сказал я и вышел на балкон. Была такая же ночь, как и та, когда мы впервые поругались, но на этот раз она на балкон не вышла и мы с ней не ссорились. Я хотел постучать в ее дверь и сказать что-нибудь, но не нашел нужных слов. Все мои слова, казалось, звенели в пустоте, как фишки в сумочке Птичьего Гнезда.
Я не видел ее ни за завтраком, ни за ленчем. После ленча я пошел в казино, и впервые мне не захотелось выигрывать. Но дьявол все-таки был замешан в моей системе, и я выиграл. У меня теперь уже хватало денег рассчитаться с Боулзом. Я стал владельцем его акций, и мне захотелось проиграть последние двести франков на «кухне». Потом я прогулялся вдоль террасы – случается, приходят неплохие мысли во время прогулки, но в этот раз они не пришли. А затем, взглянув на гавань, я увидел белую яхту, которой тут раньше не было. Над ней реял британский флаг, и я сразу же узнал ее по снимкам в газетах. Это была «Чайка». Гом наконец приехал – он опоздал только на неделю. Я подумал: «Ну, хорошо же, выродок, если бы ты исполнил свое обещание и приехал вовремя, я бы не потерял Кэри. Для тебя я не был такой важной персоной, о которой следует помнить, но зато теперь я сделался очень важной особой для Кэри, чтобы она могла меня любить. Ну, хорошо, если я потерял ее, ты также утратишь все – а Бликсон, конечно же, купит твою яхту».
Я отправился в бар. Гом был уже там. Он только что заказал себе порцию «Перно» и, как старый знакомый, разговаривал с барменом по-французски. Он свободно владел любым языком, на каком бы ни разговаривал его собеседник, с каждым он был способен найти общий язык. Однако теперь он вовсе не походил на того Друтера с восьмого этажа. Он швырнул поношенную кепочку яхтсмена на стойку бара. На нем были мешковатые брюки и шерстяной спортивный свитер, лицо его заросло семидневной щетиной. Когда я вошел, он не прекратил разговора, но, посмотрев в зеркало, я заметил, что он внимательно вглядывается в меня, стараясь вспомнить, где меня видел. Я понял, что он не только забыл о своем приглашении, но даже начисто забыл и меня самого.
– Мистер Друтер, – обратился я к нему.
Он намеренно медленно повернулся ко мне: было видно, что он силится что-то вспомнить.
– Вы меня узнаете? – спросил я.
– А как же, друг мой, я сразу же вспомнил вас. Просто не могу прийти в себя. Дай Бог памяти, последний раз мы встречались…
– Меня зовут Бертрам.
Я понял, что моя фамилия ни о чем ему не говорит.
– Ну конечно же, – сказал он. – Давно приехали?
– Мы здесь уже девять дней. Мы надеялись, что вы успеете на нашу свадьбу.
– Свадьбу?
Я наблюдал, как постепенно он начинает все припоминать. Через мгновение он начал выкручиваться, подбирая объяснения.
– Мой дорогой дружище, надеюсь, что все обошлось. У нас внезапно сломался двигатель. Знаете, как это бывает в открытом море. И ни с кем нельзя было связаться. Сегодня вечером я приглашаю вас на яхту. Подготовьте свои чемоданы. Мы отплываем в полночь. Монте-Карло очень большое искушение для меня. А как вы? Много денег проиграли?
Он старался утопить свою вину в потоке слов.
– Нет, наоборот, немного выиграл.
– На этом нужно остановиться. Единственный выход.
Он быстро оплатил свое «Перно». Он старался как можно быстрее исправить свою ошибку.
– Приходите ко мне на яхту. Сегодня мы поужинаем. Втроем. На яхте. До самого Портофино на борту никого больше не будет. Скажите, что ваш счет в отеле оплачу я.
– Не нужно. У меня есть деньги.
– Я не хочу, чтобы вы тратили свои деньги: это моя вина, что я опоздал.
Друтер взял свою кепочку яхтсмена и вышел. Я только и заметил, что походка у него была морская, вразвалочку. Он не оставил мне времени на то, чтобы моя ненависть нашла выход, или хотя бы на то, чтобы я сказал ему, что не знаю, где сейчас моя жена. Я вложил деньги для Боулза в конверт и попросил портье, чтобы тот передал их ему в баре казино в девять часов вечера. Потом поднялся наверх в свой номер и начал упаковывать чемоданы. У меня появилась небольшая надежда, что, если мне удастся заполучить Кэри с собой в море, все наши беды останутся здесь: на берегу, в богатом отеле, в роскошно украшенном зале для избранных, в казино. Мне хотелось поставить все наши невзгоды и сразу же их проиграть. Но когда я закончил укладывать чемоданы и зашел в ее спальню, то понял – надежды больше нет. Комната была не просто пустой – она была покинутой. Туалетный столик ожидал другого клиента – одна-единственная вещь лежала на нем. Это было традиционное прощальное письмо. Женщины так много читают разных журналов и, видно, в совершенстве знают формулы прощания, вычитанные в них; все они какие-то безликие: «Милый, больше я к тебе не вернусь. Мне не хватило духа сказать тебе об этом в глаза, да и какая в этом нужда? Мы больше друг другу не подходим». Я вспомнил все предыдущие девять дней, вспомнил, как подгоняли мы тот старомодный драндулет.
Возле конторки мне подтвердили:
– Да, мадам освободила номер час назад.
Я попросил, чтобы присмотрели за моими чемоданами: Друтер, конечно, не захочет держать меня на борту своей яхты, когда узнает, о чем я собираюсь ему сообщить.
Друтер побрился, надел новую рубашку и читал книгу в небольшой каюте для отдыха на своей яхте. У него снова был величественный вид человека с восьмого этажа. Бар был гостеприимно открыт, и цветы выглядели так, будто их только что срезали. Но все это не произвело на меня никакого впечатления. Я на собственной шкуре убедился в действительной цене его доброты, а такая неискренняя доброта может лишь погубить людей. Доброта должна идти от сердца. Я держал нож за пазухой и выжидал момент, чтобы пустить его в ход.
