– С непривычки бывает. Нормально.
Инга потягивала «Дьявола» и кусала соломинку.
Поднесли пиво. Парни отхлебнули по большому глотку. Вентиль закурил и стал наблюдать за смуглокожей танцовщицей, сменившей у пилона Долорес. Будто вспомнив, о чём хотела спросить, Инга вскинула руку:
– Как там Катюхина сессия?
Гарик пожал плечами:
– Да неплохо. Ты же с ней учишься. Тебе, наверное, лучше знать.
– Я там появляюсь не намного чаще, чем ты.
– Я-то вообще там не был.
– Знаю.
– И как сдаёшь?
Инга потёрла три пальца друг о друга.
– Реально хорошо поднимаешь тут?
– Хватает.
Улыбчивая барышня поднесла раскуренный кальян и водрузила его в центр столика. Инга обхватила полными губами мундштук и колба кальяна бодро забурлила. Не отрывая глаз от смуглой акробатки, Вентиль погладил Ингу по бедру:
– Слышь, а это новенькая?
Инга выпустила огромное облако яблочного дыма и обернулась.
– Ага. Первую неделю только. Красивая, да?
– Угу, – похотливо прогудел Вент.
– Говорит, у неё арабские корни.
– Да ты что-о-о, – протянул он. – Как зовут?
– Сюзанна, – буркнула Инга, присасываясь к мундштуку.
– Как-как?
– Маша! Маша её зовут!
Она затянулась и протянула шланг Гарику.
– Маша, значит… Хороша-а-а, – понизил голос Вентиль, залпом осушил кружку и встал из-за стола.
Он подошёл к смуглянке и достал из бумажника серо-зелёную банкноту. Маша-Сюзанна, виляя крутыми бёдрами, опустилась перед ним на корточки и оттянула в сторону ниточку стрингов.
Инга учила Гарика курить кальян. Она не называла его Гариком. Не называла Игорем или Бесом. Прильнув к нему упругими сосками, она водила по его губам мундштуком и мурчала:
– Вот так надо, зайчик. Полной грудью, полной. Вот, вот, вот. Вкусно же?
Гарику нравилось. Заглушенное шотами и кальяном, чувство брезгливости покинуло его. Инга уселась к нему на колени и стала гладить крепкими ладонями его грудь, голову и плечи.
Роберт Майлз сменился Джо Кокером с «You can leave your hat on» и одновременно с этим к столику подпрыгнул Вентиль:
– Так, всё! По «истребителю» – и меня нет!
Он заглотнул второй Б-52 и сбежал со смуглой новенькой на верхний этаж. Инга положила руку между ног Гарика и шепнула:
– Ну что? Мы тоже?
– Что тоже?
– Ты сюда пить приехал?
– Вообще, да.
Она лизнула его ухо, вильнула задом и с жаром выдохнула:
– Всё? Выпил? Пойдём.
– Нет, – нетвёрдо отказался Гарик.
– Почему?
Не отрываясь от уха, она водила пальцами по его ширинке.
– К… Катя, – напомнил он, заметно превозмогаясь.
– Давай сегодня я буду Катей.
Гарик встряхнулся и рукой попытался отстранить Ингу, но упёрся в оголённую грудь. Она прижалась сильнее и нагло попыталась поймать его губы.
– Нет! – оттолкнул он её уже с силой.
Инга замерла и изумилась полными непонимания глазами.
– Извини. Не могу.
Она встала с его колен, пересела на стул, закинула ногу на ногу и закурила, вынув сигарету из пачки Вентиля.
– Ты плохо знаешь свою Катю, – выпустила она дым и прищурилась.
– Ты знаешь лучше?
Инга промолчала. Гарик побурлил кальяном и взял пиво, стараясь не смотреть на неё. Пауза затянулась.
– Что, правда любишь? – не выдержала рыжая.
Гарик молча выпустил пар в потолок, отвечая ей в глаза прямым как ответ молчанием. Инга громко усмехнулась и поморщилась.
Выкрикивая приветствия, в зал ввалился толстый потный мужик. На шее сверкала золотая цепь толщиной в палец. На ногах он стоял плохо. Гарик обернулся и презрительно повёл носом.
Мужик оглядел зал, остановил пьяный взгляд на Инге, осклабился, сверкая золотыми передними зубами, и маятником подошёл к ней.
– Рыжуля! – заорал он и вытянул вперёд толстые мокрые губы, похожие на огромных земляных червей.
Гарика он даже не заметил. Инга натянула улыбку и с плохо скрываемой брезгливостью подставила щёку.
– Кисуля моя рыженькая! Ну что? Как дела? Соскучился я по тебе – жуть! Ну, пойдём скорее! Давай! У-у-у!
Он взвыл как пёс, задрав голову. Инга потушила сигарету и нехотя поднялась.
– А подружка твоя так больше и не появлялась, кисуль? Эта, с розовой кисточкой!
Эти слова прогремели в голове Гарика стокиловаттным звуком. Он вздрогнул, метнул на Ингу встревожено-растерянный взгляд, в глазах его зашевелилось беспокойство. Инга тяжело посмотрела и закусила губу. Гарик ощутил, как внутри него что-то обрушилось, грохнулась крыша огромного здания. Он замер и губы его задвигались, будто вспоминая слова.
– Постой тут, рыжуля. Я нам вина возьму.
Толстяк пьяной походкой засеменил к бару.
Инга опустила глаза. Гарик подергивал головой, отказывая очевидности. Вдруг рыжая голова вздёрнулась и Инга скребанула его взглядом. Так смотрит тот, кто знает.
Толстяк уже расплачивался у бара и порывался в их сторону. Инга развернулась и медленно зашагала к лестнице на второй этаж.
– Стой!
Гарик поднялся из-за стола и вплотную приблизился к огромному алому рту.
– Что ты ей тогда говорила? В баре, на «Погружении»?
Она гадливо ухмыльнулась:
– Что второй год хочу тебе отсосать.
Пьяный жирдяй схватил Ингу ниже талии и, приплясывая, уволок её наверх.
Гарик смотрел на потные лапы, тискающие круглый зад. Пространство раскололось, в воздухе что-то треснуло.
Он вышел на улицу. Шёл холодный дождь.
Ливень как водопад холодной грязи смыл всё богатство и впитался в гнилую траву. Заливистый Катин смех звенел в голове и перемешивался с громом похоти, сотрясавшим стены борделя.
Под дождём раздались три отрывистых звонка. Лысый охранник распахнул ворота, и во двор вкатилась грязная иномарка. Крупные капли дробью колотили по металлу и тонко струились в серую землю. Из авто вывалился жирный человек в дорогом костюме. Из-под рубахи не было видно ремня. Он выругался на небо и захлюпал к дверям ЦДО.
«Интересно, он её покупал? Что он заставлял её делать? А, может, она сама извивалась, садилась к нему на его жирные колени и лизала его волосатые уши?»
Гарик проскользнул в закрывающиеся ворота и, насквозь промокший, долго ловил попутку в город.
Кати дома не оказалось. Отбив кулак о дверь, Гарик сел на холодную лестницу и за полчаса скурил все сигареты. Прождав ещё около часа, он не заметил, как уснул.
…Настойчивые толчки чем-то твёрдым в плечо сопровождались громкими словами «эй, просыпаемся». Гарик поднял голову. Над ним нависали усталые глаза:
– Подъём, подъём! Сам свалишь? Или в трезвяк отправить?
Серый сотрудник жил этажом выше.
– Неохота после дежурства с тобой возиться. Вали давай, по-хорошему.
Гарик поднялся и, сыро поёживаясь, вышел из Катиного дома в холод внезапной градской ночи. Добравшись до кровати, он, как был – в мокрой одежде, – измождено рухнул на кровать и провалился в тяжёлый ледяной сон.
Объясняться с Катей по телефону не хотелось, но с утра Гарик понял, что никуда не пойдёт. Градусник метался между «37» и «38». Вчерашние мысли слегка обуздались, но ощущение чего-то обрушившегося крепло и сдавливало. Пустота теперь занимала всё пространство обклеенной постерами комнаты.
Ничего от простуды в доме, конечно, не оказалось. Гарик залил в себя полстакана водки с перцем и заснул, уткнувшись в мокрую наволочку.
Не прошло и часа, как в сон ворвалась канонада из автоматных очередей и рикошетящих визгов. Они болезненно выплывали в явь, постепенно превращаясь в трели звонка вперемешку с глухими ударами в дверь. Гарик разбито поднялся и подтащил себя к глазку. Это ломился Дуст. Дверь неохотно скрипнула и Гарик поднял на Дуста больные глаза:
– Выпустили, узник? Воняешь, конечно…
Дуст всмотрелся в бледное лицо, изобразил в глазах вопрос и торопливо закрыл дверь. Проковыляв в комнату, Гарик хлопнулся лицом в подушку. Дуст прокрался следом, тихо, как сапёр.
– Ты чего, болеешь? Или это… с бодуна?
– За что закрыли-то? – глухо прохрипел из подушки Гарик.
– Да фигня. Поссал не там.
– И всё?
– Да менты мимо шли, бандана не понравилась им.
– Помяли?
– Не, только на пятнашку…
Он не договорил, на мгновение завис мыслью, и вдруг тревожно зашипел:
– Да хрен с ними! Бес, я знаешь кого на сутках видел?!
Он сел рядом и взволнованно, но с осторожностью затормошил больное тело. Гарик нехотя сел на кровать, отстранённо глядя перед собой:
– Ну?
– Гопника этого видел! – вскрикнул Дуст и выпучил глаза.
В больных ушах зазвенело и лицо поморщилось.
– Которого?
– Того самого! Который Костяна подрезал!
Гарик уставился в Дуста и нахмурился:
– Ты же говорил, что лица не помнишь.
– Не помнил! Пока не увидел. А увидел – точно он, сука! – Дуст хлопнул себя по колену.
– Уверен? – У Гарика осмыслились глаза.
– Да он, он! Я с ним ночь просидел. Он доматывал, когда меня закрыли. Я, это… хорошо разглядел.
