Стив Айлетт - Атом (Atom)

– Я тоже могу расстрелять его. Отчего же не расстрелять? Ты о чём ваще?

– Обещайте, что не разозлитесь.

– Ничего не обещаю. Обещаю надавать тебе по жопе.

– Я как-то слышал, в Атома однажды стреляли на Падшей Улице, там потом чёрт знает что творилось.

– Пошевели уже мозгами, Сэм. Говорю же, ни один человек не управляет каждым своим вдохом. Ни ты, ни даже я. Дам тебе совет, который мне дали много лет назад. Ты можешь увидеть что-нибудь в глазах человека, пускай – ненависть, зависть, маниакальную жажду власти, – но всё фигня, пока оно там есть. У него же там полная каша. Да, это залог спасения, когда ты подбиваешь бабки своим недостаткам в таком ключе. У меня только один глаз – и я им смотрю в оба.

– Кто дал вам этот совет, босс, – Коко Клоун?

– Не твоё дело, – отрезает босс, вспоминая свою мать. – Давай скрипи колёсами, лихач.

Сэм «Сэм» Бликер вытаскивает помповую «Мит-субиси», высовывает из окна и опорожняет обе ноздри. Еврокар искрит и сворачивает. «Я тот, кто зря тратит патроны», – говорит он сам себе, лавируя между взрывами.

– Трупы годятся не только для похорон, – говорит ДеВорониз. Фонари высвечивают лицо, полное угрозы. – Медленно мели детей – поражение отличный отдых.

– Как скажете, мистер, – говорит таксист. Как водитель бронированного светлопивского такси со вспахивающим улицу клювом, он знает искусный баланс силы, присущий бизнесу. – Хотите, поставлю музыку?

– Власти гребут под себя всё. Они прибивают гвоздями лужу вина к столу.

– А-га.

– Была однажды плохая божественность замкнутости и веры, что завалила людям обзор головами. Библия никогда не успокаивает побуждение, дабы принудить к чистоте. Её на это не хватает.

– Понимаю, о чём вы.

– Но есть выход. -Да?

– Гипостазис утверждает, что Самаэль ошибается.

– Все мы ошибаемся.

– Ад тоже на свой лад – земля гармонии. Но без принуждения иерархия нестабильна. Возьми пистолет. – ДеВорониз передаёт вперёд маленькую, масля-нистую «Беретту 92Ф», автоматику, таксист берёт её, смотрит в зеркало и глубоко вздыхает, смиренно качая головой.

– Стреляй в машину перед нами. Я получу этот орган, даже если нам с тобой придётся в процессе погибнуть.

– Нам с тобой?

– Пардон – тебе и мне.

Таксист щёлкает на счётчике револьвера, окно и глаза поднимаются одновременно. – Хорошо, мистер, но вы потеряли все шансы отвертеться. – Первая очередь пришла на финиш впереди всех на скорости 1280 футов в секунду, лизнув лимузин, как ухо любовника.

– Раздобудь мне пару или там десяточек хот-догов, Бенни, – бормочет Блинк, вгрызаясь в бургер.

– Мы в машине, Шеф. У нас погоня.

– Думаешь, я не знаю? – кричит Блинк, тепловики срываются с его лица. – Я конвоировал гонщиков, когда ты ещё тюнинговал свой первый трёхколёсник. Боже, этот бургер из тех, что надо проглотить, если тебя поймали за вражеской границей?

– Тут пальба, Шеф, – говорит Бенни, вглядываясь вперёд. – Гильзы летят, как блюдца над Мехико.

– Знаешь, что мне нравится в старых добрых патрульных играх, Бенни? Они как провокация, но без планирования. Полёт пуль грубо нарушает контролируемое воздушное пространство. Вишь лимузин? Поворачивая зажигание в этой матушке, слышишь придушенный смешок – она приветствует первого парня, предложившего приделать плавники к машине. Деньги в этом проклятом банке.

– Прибавьте чуток скорости, Шеф.

– Спорю на твою шоколадную жизнь. – Блинк раскуривает «Гинденберг», глубоко затягивается. Задумчиво выпускает дым. – Слышь сюда, Бенни, лохи – отстой отстоев. Чей ещё скелет хочется поставить в ванной и в упор не видеть, разве что захочется счесать об него отмершую кожу? – Ещё одна затяжка. – И, Господи, когда не получается его достать, что мы делаем? Пытаемся найти копию.

– В Еврокар попали, Шеф. Сзади волочится бампер.

Блинк хмурится, оглядываясь по сторонам. – В чём смысл человеческого подбородка, Бенни?

– Наверно, человеческое лицо должно где-то кончаться, Шеф.

– Звучит, на мой вкус, как признание поражения. Может, поэтому мы больше не эволюционируем? Подбородок перекрывает нас как эдакий ограничитель?

– Вы меня убиваете, Шеф.

– К слову, я знаю, у тебя нелады с боеприпасами, Бенни, но абсолютно очевидно, что нельзя позволять своим предубеждениям вмешиваться в исполнение долга. Вытаскивай «Итаку», спрячь сердце за значком и не ослабляй защиту.

Блинк говорит, исходя из своего опыта. Тогда, на тренировке копов, Академия наняла актёра, чтобы тот выпрыгнул, стреляя в класс из «узи» холостыми патронами, чтобы обеспечить тему для разбора полётов, но, молниеносно среагировав, Блинк встал с настоящим «узи» и завалил его.

Держась за руль одной рукой, Бенни вытаскивает свой упрёк и высовывает голову в ночь. Он целится в шипованное такси и жмёт. Отдачи нет, отчёт унесён прочь ветром, и он понятия не имеет, разрядился ли пистолет.

Что-то сминает крышу над головой ДеВорониза, когда он разглядывает счётчик – таксист выпустил пятнадцать пуль и вщёлкивает новую обойму, производя очередной залп. Сэму «Сэму» Бликеру что-то хлестнуло по руке, и он шарашит удачный выстрел через заднее стекло Еврокара и далее. Туров сияет в страхе, когда что-то грохочет по обшивке. Он бурчит, слабо и назойливо. – У моих нервов есть права, пожалуйста, сбавьте скорость.

Мэдди смотрит в зеркало и видит звёздную россыпь из радиаторного полуавтомата. Она тянется к переключателю и разворачивает маскировочную си-стему. Современные маскировочные устройства работают по принципу отрицания возможного. В отличие от термоптического камуфляжа, отрицаемая маскировка считывает то, во что наблюдатель не в состоянии поверить, и посылает микроволновый импульс, имитирующий этот объект. И наблюдатель отказывается его воспринимать. Но с машинами проблема – они не только слишком большие для психологической слепой зоны некоторых людей, они ещё и слишком быстро двигаются, чтобы сфокусировать сенсор на наблюдателях. Мэдди решила проблему, превратив машину в объект универсального отрицания в действительности, а не в видимости. Нажав на выключатель, она переключает двигатель машины на дешёвый электромотор в багажнике, причём скорость остаётся прежней. Для преследователей же с машиной Мэдди происходит что-то странное. Сначала выключается двигатель, потом сама машина растворяется и исчезает.

– Прошу прощения, что пришлось работать в центре, Граф. Надо было принести сюда барбекю, чтоб вырваться от слюнтяев – слишком много людей навещают обезьянник. Вот в глубине холла – Рекс Камп ждёт, чтоб обсосать останки.

ДеВорониз сидит напротив в наручниках с электрозамком, наведённый на центральный компьютер.

– Вы про молодого человека Фиаско?

– Вполне скоро, – громыхает Блинк, поджигая сигару, – они разожгут этого плохого мальчика.

Хриплый крик скачет по стенам центральной берлоги.

– Что это было? – спрашивает ДеВорониз.

– А, бреют его волосы. Теперь пойдём сверху – имя.

– Мне всегда нравилось имя Том Сойер.

– Хорошо, мистер Сойер, я оценил, как ты разогнался до ста десяти в упрямом такси, что имеешь сказать по этому поводу?

– Мистер Блинк, я сидел на заднем сидении, сзади группы из четырёх машин. Почему арестовали меня – почему не других?

– В стаде из четырёх машин парень сзади гарантированно знает, за кем едет. Зачем терять силы? И так надо наблюдать за кучей преступлений, учитывая визит, кукольный револьвер и волнения группировок. Включите свет в криминальной студии.

– Ошибись здесь, и виселицы прорастут почками, а?

– Мне нравится так думать, мистер Сойер. Как говаривал этот ублюдок Вордил, «Светлопив – асфальтовая жемчужина». Правда, поэтично? Земля лотосов порока. – Блинк замолкает, затягивается сигарой. Камера воплей во время таких пауз пронизана неестественной тишиной. – Но в сфере холодных, жёстких, пульсирующих фактов, болезнь, что я видел, отрежет тебе уши.

Лёгкая улыбка ещё больше заостряет лисьи черты ДеВорониза. – Человек должен познакомиться с грубым наклоном бесконечности, прежде чем сможет отрезать мои уши.

– А чё об этом скажешь? Заходит девушка, мы сначала её не замечаем, но потом она сдаёт нам всё про Фиаско – говорит, ей кажется, что её преследует парень из банды. Через пять минут уходит из берлоги в центре города, голова бандита едва держится на плечах, отрезана ножом, тонким, как теория. Ужасно, трагично и так далее. Шив был такой ползучий, что спрятался бы в свете прожектора.

– Трагично, как вы сказали. – ДеВорониз кивает, его рот хлюпает, как пузырёк в иле. – Но ничего необычного. Как говорят, жена человеческая. Я старый человек, мистер Блинк. Я помню времена, когда гнев был просто признаком спешки. Но рассмотрим человечество в разрезе веков – по профессии я археолог, понимаете ли. Я изучаю меры, бескровные, как карусели. Кирпичи с начинкой из древнего воздуха, пропечённого солнцем ацтеков. Я видел графики включения батарей среди египетских иероглифов. Хрустальные черепа, вылаивающие суть на идиш. Но всё это безвкусно. Я решил прожить жизнь и найти правду, свежевыдранную из раковины. Почему, только в последний месяц я пинком вышвырнул кошку в пожарный выход. Вы не представляете, какое удовольствие я испытал. Вскоре после я сделал крутую тысячу, играя в боулинг крупными медузами и морскими анемонами, которых можно свободно купить на рыбных рынках. Я хохотал вёдрами, признаться. Конечно, у таких развлечений есть неотъемлемый ценник. Меня гнали из города в город, обращались, как с безумцем и уродом, и вот я в Светлопиве, в городе, о котором практически ничего не знаю, и без проблеска мысли, где ударить в следующий раз.