Музыка: «Уход» («Ненавистные»; стереть послание, действующее на подсознание)
ЖЕНЩИНА-ДИКТОР: Фостер Дж. Доликофф из «Ненавистных»! Он не просто еще один проблемный юнец! Узнайте, как музыка помогла ему избежать молодежной колонии.
Музыка: «Плюнь себе в харч» («Безжалостный убийца»).
ЖЕНЩИНА-ДИКТОР: Счастливица Джуди Строфф! Будучи лидером группы, она окружена роскошнейшими мальчиками! Но кто красивее — Уилли или Гарф? Кто храбрее — Рено или Браво? Специальный опрос от «Прыгги-Скок» — какого бы безжалостного убийцу выбрала ты, чтобы он плюнул ТЕБЕ в харч?
ЗВУКОВАЯ ВСТАВКА: (Женский голос): Что с тобой случилось? (Мужской голос): Их было десять.
ЖЕНЩИНА-ДИКТОР: На самом деле их только четверо, и все они у «Прыгги-Скока»! С нашим ЭКСКЛЮЗИВНЫМ ПРОФИЛЕМ ты сможешь стать ПЕРВОЙ, кто узнает самую горячую информацию о самой горячей группе мальчиков, последней сенсации: ДЬЯВОЛАХ ФЕРМАНА.
ЖЕНЩИНА-ДИКТОР: Это «Прыгги-Скок»!
Музыка:
Прыгги-Скок! Прыгги-Скок!
Вот мы о чем! Вот о чем!
ПРИЗЫВ: Скачивайте с ближайшего сервера!
Все дальнейшее прошло для меня как в тумане. Или по крайней мере туманом было затянуто все, вплоть до экстренного собрания в Пембрук-Холле.
Как только камеры и операторская группа благополучно отбыли с места съемок, Чарли Анджелес позвонил, чтобы приехал кто-нибудь из «стариков». Потом приказал остальным членам съемочной группы занимать статистов, пока все не уладится, а грузчикам — срочно разбирать декорации и вывозить Дьяволов в ящиках.
Финней и Спеннер появились в сопровождении Хонникер из Расчетного отдела. Спеннер отправился сопровождать ящики с Дьяволами и удостоверился, что четверка благополучно разошлась по квартирам. Финней забрал Бэйнбридж, Харбисон и Мортонсен вызвались помочь ему опросить не пембрук-холловский персонал, выяснить имена и номера телефонов, адрес и универсальный банковский счет. Когда разошлись все, кроме служащих Пембрук-Холла, на площадку вызвали «скорую помощь». К пяти часам тело Роя наконец увезли из здания, а мы распустили статистов по домам, ни слова им не сказав. Они разошлись, получив на счет причитающиеся деньги, в счастливом неведении относительно того, что случилось после представления.
Полиция приехала как раз вовремя, чтобы сфотографировать пятна крови на полу и выслушать заявление Чарли Анджелеса, что реквизиторский цех, должно быть по нечаянности, зарядил револьвер настоящими патронами вместо холостых. Полицейские сняли с нас показания — все, как одно, сходящиеся на том, что мы понятия ни о чем не имели, пока не прогремели выстрелы и Ле Рой не упал замертво. В каком-то смысле это была чистая правда. Потом нам устроили разнос за то, что мы не вызвали полицию раньше, и под конец, пригрозив самым глубоким, расследованием, копы позволили команде уборщиков театра Салливана-Леттермана ликвидировать бардак на полу.
Мы уехали в семь и направились прямиком в Пембрук-Холл на экстренное совещание. В велорикше Хонникер сказала:
— Не вешай нос, Боддеккер, вот увидишь, все выйдет к лучшему.
Я отвернулся к окну.
— Извини, но мне трудно в это поверить.
— Я знаю «стариков». Они ценят верность. Это никак не повлияет на то, что ты получишь за помощь в раскрутке «Мира Нано». — Она улыбнулась. — И ты — или, может, лучше сказать, мы? — скоро будем в доме в Принстоне.
Я поглядел на Хонникер. Ее улыбка сияла, а сама она была так хороша. Сегодня глаза у нее отливали бездонным карим оттенком — темный, завораживающий взгляд, странным образом гармонировавший с тем, что произошло. Я видел, что она вовсю пользовалась своими феромонами. А когда она нагнулась и поцеловала меня, то казалась такой свежей-свежей и душистой — как хлеб, только что вынутый из печи.
— В чем дело? — спросила она, заметив, что на этот раз я не откликнулся на ее страсть с таким же чувством.
— Сегодня умер человек, — произнес я. — И я при том присутствовал.
— Но это же не в первый раз, — сказала Хонникер. — Ты ведь рассказывал, как Милашки убили Остроголового прямо у тебя на глазах. — Она пожала плечами. — Боддеккер, такова жизнь в Нью-Йорке. Такова жизнь везде. Люди смертны.
— Ранч Ле Рой — другое дело, — возразил я, не желая поддаваться на ее утешения.
— Потому что он был звездой видео, — сказала она. — А Остроголовый был одним из безликой массы. — В ее голос прокралось отвращение. — Малость отдает лицемерием, тебе не кажется?
Я покачал головой.
— Дело совсем не в том. Когда убивают Остроголовых, это неудивительно. Они живут в мире преступности. С Ранчем Ле Роем все иначе. Он был достойным парнем и — для меня — принадлежал к роду человеческому. Ну да, конечно, мальчишкой я смотрел, как он разделывается с наркодельцами в «Малыше Нарко». Но он повзрослел и стал обычным молодым калифорнийцем, вырос из всей этой звездной мути. Он хотел лишь научить детей уважать самих себя, дать им ту же самооценку, что сам нашел в боевых искусствах. Молодой парень, примерно твоих лет, которому был нужен приработок и который обрадовался возможности снова оказаться при деле. А умер в унизительном, нелепом костюме из неопены.
Хонникер из Расчетного отдела поглядела на меня огромными задумчивыми глазами.
— Я знаю, у тебя еще шок, ведь ты стоял совсем рядом. На его месте вполне мог оказаться ты сам, да? Ты мог бы оказаться почетным гостем на уличном барбекю Шнобеля, а тогда бы ты уже не испытывал особого интереса к женщинам, верно? — Она снова наклонилась и поцеловала меня. — Ничего, пройдет. Ты снова придешь в себя, и раньше, чем ожидаешь.
У меня не было времени обсуждать эту тему дальше. Велорикша остановился возле Пембрук-Холла. Я вылез, взял Хонникер за руку и отправился прямиком на тридцать девятый. Когда мы входили в малый конференц-зал, плечи у меня поникли. Казалось, последнее время большая часть моей жизни проходит именно здесь. Не за сочинением реклам, работой с коллегами или даже возней с Дьяволами. Чем ближе я подходил к своему месту, тем быстрее вытекала из меня энергия. А когда я наконец добрался до кресла, то не опустился, а, скорее, рухнул в него. Хонникер села рядом и, взяв меня за руку, под прикрытием стола положила ее себе на бедро, точно пыталась физическим контактом подкрепить мои иссякшие душевные силы.
Долгое время все молчали. Левин открыл ноутбук и уставился туда. В отсветах экрана его лицо приобрело синюшный оттенок.
— Похоже, — наконец промолвил он, — мы все потерпели неудачу.
— Неудачу? — взорвалась Харрис. — Наши новые звезды убили человека!
— Но это не полный провал, — вмешался Мак-Фили из бухгалтерии. — Уверен, мы сможем овладеть ситуацией и все же в финансовом отношении остаться в плюсе. И не просто в плюсе, а в очень солидном плюсе.
Левин махнул руку, гася энтузиазм Мак-Фили.
— Прежде чем перейти к ликвидации последствий, сдается мне, стоило бы выслушать тех, кто присутствовал при этом… гм, крайне несчастном случае.
— Что вы хотите услышать? — спросил я. Хонникер из Расчетного отдела предостерегающе сжала мне руку.
— Нам бы хотелось ознакомиться с рассказом очевидца, а заодно узнать и ваше впечатление — что потребуется, дабы уладить всю эту историю максимально удовлетворительным для всех образом.
— Я вам скажу, как все уладить. — Депп даже подскочил с кресла. — Берете Дьяволов, засаживаете их в Буффало и велите охране запалить Старушку*.
* имеется в виду электрический стул.
— И как можно скорее, — добавил Гризволд.
— Аминь, — закончила Дансигер. Левин картинно удивился.
— Вам не кажется, что это уже немного слишком? То есть, конечно, я могу понять, что вы взволнованы, оказавшись в столь непосредственной близости к тому, что произошло…
— Он мертв! — Я вырвал руку у Хонникер и поднялся на ноги. — Почему бы вам не признать это вслух, мистер Левин? Ранч Ле Рой мертв, и убили его Дьяволы Фермана! Я согласен с Деппом — по-моему, их следует не мешкая отправить в Буффало. Да, по-моему, мы должны поджарить их на электрическом стуле! — Я резко набрал в грудь воздуха и медленно выдохнул. — Есть только одна проблема, и она состоит в том, что мы уже сделали для Дьяволов. Мы вознесли их на такую высоту…
— Вот это точно! — просиял Левин. — И не забывайте, кто их вознес, молодой человек.
— Мы вознесли их на такую высоту, — продолжил я снова, — что теперь во всем штате Нью-Йорк не хватит электричества, чтобы убить их. Или же их оплачут, канонизируют и превратят в великомучеников. Казнить их сейчас — только превознести еще больше.
— Интересная мысль, — заметил Финней.
— Хотя не слишком верная, — возразил Спеннер. — Вряд ли они пробыли на виду достаточно долго, чтобы их смерть произвела впечатление и запомнилась.
